Устав, девчата в изнеможении плюхались на лавку, для разнообразия берясь за семечки.
Вскоре пляска сменилась незамысловатой заунывной песней одной из женщин, которую тотчас поддержали еще два-три голоса:
Дайте мне чернила, дайте мне перо,
Напишу я другу, другу письмецо…
Гармонист, не делая паузы, с завершением последней строчки последнего куплета перешел снова к плясовым ритмам.
К Витьке подскочила одна из девчонок. В виде приглашения на танец она лихо отбила перед ним чечетку, схватила его за руку и потянула в круг. Это было неожиданно. Он шел, немного упираясь, но все-таки оказался внутри круга. Петь частушки он не умел, тем более плясать чечетку. Стукнув ногами пару раз по полу, скорее всего невпопад, он устремился обратно к стене. Но настырная девчонка последовала за ним и тем же способом пригласила Валерку.
Виктор удивился, с какой легкостью его друг оказался в круге. Он от неожиданности замер, когда увидел, как Спичкин стал выкидывать замысловатые коленца рядом со своей партнершей. А та обрадованно схватила его за плечи и стала кружить в центре круга под веселые возгласы остальных девчат.
– Ну, ты даешь! – удивленно заметил Стогов, когда, сделав перерыв, Валерка оказался рядом.
– А что! Ты помнишь, в Ленинграде я ходил в Дом культуры железнодорожников в танцевальный кружок.
Валерка сделал еще несколько выходов с той же партнершей, после чего друзья отправились домой.
Едва они сошли со ступенек, как кто-то сильно дернул Валерку за плечо.
– Еще раз подойдешь к Дашке, ноги переломаю! – пригрозил парень и ударил Валерку в лицо.
Это произошло совершенно неожиданно, но Виктор среагировал молниеносно. От его удара с парня слетела шапка. Зажав руками окровавленный нос, он, гнусавя, стал громко ругаться.
– Не попадайся нам, а то еще получишь! – предупредил Стогов.
Опомнившись, Валерка хотел заехать парню в ухо. Но Виктор остановил:
– Хватит с него, пойдем!
Утром Валерка обнаружил огромный синяк у себя под глазом. Вместе они начали сочинять историю о том, как Валерка упал с крыльца.
– Надо сделать так, чтобы Эльза не узнала о нашей «вечерке». Издеваться будет до конца жизни, – предупредил Виктор.
Тревога о том, что старшие ребята пропускают школьные занятия, не давала покоя Нелли Ивановне. Сколько раз она давала себе зарок, что это – ее последнее поручение, а дальше у мальчишек будет только школа!.. Ничего не получалось…
И как только она не пыталась наладить им учебу! Переносила неотложные хозяйственные дела на вечер, просила учителей заниматься с ними во второй половине дня…
Новый придуманный ею способ удивил всех. Директор обязала воспитательниц выбрать себе предмет по желанию, освежить по нему знания и каждую свободную минуту использовать для занятий с шестиклассниками. Себе она взяла русский язык и литературу, Веронике Петровне предложила историю, Александре Гавриловне досталась математика. Но сеять «разумное, доброе, вечное» просто было некогда.
Пока завозили дрова, кончилось сено под крышей хлева. Стога находились не ближе десяти километров от деревни. В день больше одной ходки за светлое время суток не получалось.
Трудно было совместить школу и хозяйство. Надо было выбирать, что важнее. И нужды более чем сотни детишек безошибочно подсказывали, чем придется пожертвовать.
Временами ленинградцам казалось, что они уже приспособились к сибирскому климату и нравам местных жителей, что новый быт вошел в определенное русло, что можно несколько расслабиться, помечтать, даже заглянуть в будущее, поглубже спрятав в памяти картины голода, холода, бомбежек… Однако жизнь не позволяла успокаиваться надолго и нередко преподносила сюрпризы.
Еще осенью руководство района распорядилось совместить еженедельную доставку в деревню почты из Асина с доставкой продуктов для детского дома. Председатель возложил эту обязанность на Грачева – мужчину лет пятидесяти, почему-то не призванного в армию. Грач, как его называли в колхозе, производил впечатление тихого, немногословного, чем-то постоянно озабоченного человека.
Повариха Польди, взвесив жир, масло, сахар, посчитав коробки спичек и сверив все с накладными, убедила директора, что Грач честный человек и ему можно доверять. Садясь в кухне за стол после сдачи продуктов, он молча съедал угощение и, поблагодарив, уезжал. Он не давал повода для волнения, приезжая каждую пятницу в девять-десять часов вечера.
Нелли Ивановна уже обдумывала, чем отблагодарить Грача в преддверии Нового года. Однако в последнюю пятницу он не приехал ни в девять, ни даже в двенадцать.
Едва забрезжил рассвет, директор пришла в старшую группу, тронула Виктора за плечо и, приложив палец к губам, шепнула:
– Оденься и выйди на крыльцо.
Как только Стогов прикрыл за собой дверь, Нелли Ивановна озабоченно сказала:
– Виктор, вчера почтальон не приехал. Надо сбегать к Никитичу. Может, он что-то знает.
Выйдя на улицу, Стогов сразу увидел у калитки лошадь почтальона: ее легко было узнать по белому пятну во весь лоб. Витька окликнул директора. Вдвоем они подвели лошадь к дверям кухни, в которой уже орудовала Польди.
Услышав, что почтальон пропал, повариха схватилась за сердце, прежде всего думая о пропаже продуктов.
– Все-таки сходи за Никитичем, – сказала директор Виктору. – Он поможет разобраться. Пока не надо трогать то, что лежит на санях.
Никитич пришел скоро. Он молча и внимательно осмотрел содержимое саней, тихо сказав сам себе: «Ах ты, Грач, чертов сын, не удержался!» – и объяснил Нелли Ивановне:
– Тут разбираться нечего. Грач, видимо, перебрал крепко самогонки. Понюхай подстилку – закусить тянет. Да вот, гляди, и четверть[19] пустая. Скорее всего, заснул. Лошадь, почуяв волков, понесла. Может, он сам вывалился, может, схватив за полу тулупа, волки стащили его на дорогу. Продукты ваши: ящики, коробки, мешок с мукой не тронуты. Лошадь пришла к вам, потому что останавливалась в деревне сначала у вас…
– А почту что, тоже волки съели? – перебил Виктор.
– Бумагу и ты в блокаду, наверное, не ел. Мешок с почтой, скорей всего, где-то на дороге валяется. Я сейчас поеду, поищу, где это случилось.
– Что же вы, Савелий Никитич, не сказали, что он любит выпить и, как вы выразились, может «перебрать»? – упрекнула директор.
– А что, ты не согласилась бы на него? Где я тебе возьму другого! Молчишь? Вот то-то же! Теперь надо думать, кем его заменить. Ладно, поищу почту, может, что еще осталось на дороге. Вернусь – подумаем.
Никитич вернулся скоро. Трагедия развернулась в двух километрах от деревни. Здесь председатель нашел мешок с почтой, разорванный в клочья тулуп, стеганку, тряпки в крови. Целой и невредимой осталась волчья шапка.
Никитич присутствовал и на собрании всего персонала детдома.
– Дорогие мои! – начала Нелли Ивановна. – Трагедия, произошедшая с почтальоном, обернулась бедой и для нас. Мы с Полиной прикинули, что, даже экономя, нам продуктов хватит только на шесть дней.
– Господи! И тут тень блокады накрыла нас! – серьезно заметила Вероника Петровна.
– Ивановна, что кудахтать зря! – вмешался Никитич. – Надо определить Витьку. Другого выхода я не вижу!
– Не пущу! – выкрикнула Алексеевна. – Не пущу – и всё! Из девяти детей при мне только один остался! Побойтесь Бога, люди! Давайте я сама буду ездить.
– Нет, негоже бабе одной по тайге шастать, – вмешался Никитич.
Все молчали, переживая свою беспомощность.
– Ну что ж, будем думать, – тихо произнесла директор.
– На моих не надейся, Ивановна, – предупредил председатель. – Приказать я не могу, а отрываться на целый день никто не согласится. Это только в городе придумали, что зимой крестьянин отдыхает. Еще шибче надо работать. День-то короткий.
Всю неделю обстановка оставалась напряженной. О разговоре на собрании узнали и старшие ребята.
В четверг к директору снова пришел председатель.
– Кликни мне Алексеевну и Витьку! – распорядился он.
Директор велела позвать мать с сыном.
– Ты вот что, Алексеевна… Мне Витька дорог, даже очень, он смышленый, смелый!
Нелли Ивановна с удивлением смотрела на председателя, не ожидая от него такой сентиментальности.
– Ведь Грач был сильно пьян, потому и вывалился из саней, когда лошадь понесла, – продолжил председатель. – У него не было ружья. А волк – зверь умный, не будет преследовать, если на него хотя бы навести ствол, не то что выстрелить. Витьке я дам свое ружье и патроны. В первую ходку я сам поеду с ним. Хочешь, Алексеевна, давай с нами – убедишься.
Александра Алексеевна и сама понимала безвыходность ситуации.
– Да чего же я с вами поеду? Только лошади в тягость.
– И то правда! Как говорится: «Баба с возу – кобыле легче»! – улыбнувшись, заметил Никитич.
Услышав, что Никитич обещает ружье, у Стогова загорелись глаза. Теперь его никто не мог отговорить, даже мать.
Решено было ехать на Цыганке: она выглядела резвее Осла. Рано утром Витьку, как будто в кругосветное путешествие, проводить вышли все взрослые и старшие ребята. Он, с трудом сдерживая эмоции, не спеша проверял упряжку. Сначала надо было заехать за председателем, поджидавшим его возле своего дома.
Мать, сдерживая слезы, укутала ему ноги ватным одеялом и перекрестила.
Уставшие от зимы взрослые и дети с нетерпением ждали весну. Но зима свои позиции сдавала неохотно. Вроде солнце встает рано и светит ярко, а снег по-прежнему, куда ни глянь, покрывает землю ослепительно белым одеялом. В середине апреля, по ленинградским понятиям, о снеге и не вспоминалось бы. Здесь же не верилось, что когда-нибудь можно будет освободиться от снежного плена.
Вскоре для воспитательниц наступила тяжелая пора. Несмотря на ежеминутные предупреждения не лезть в лужу, дети, продолжая лепить снежную бабу и катая снежный ком, з