В углу я заметил бак с водой. Меня подвели к нему ближе, я рассмотрел плавающие куски льда. Да, в стакане с виски лед смотрится куда как лучше. Я почувствовал озноб…
– Мы поможем вам вспомнить все, что нужно, – произнес стальной голос человека из допросной.
Меня приподняли над полом и окунули в бак по плечи.
Утопление как метод добывания нужных сведений – дело не новое, его использовали еще во времена инквизиции. Про пытки, применяемые ЦРУ в Гуантанамо, я тоже читал, им подвергали террористов или просто подозреваемых. Суть проста и эффективна: человека привязывают к скамье, на лицо кладут плотную ткань и поливают нос и рот. Полная имитация утопления, хоть и без попадания воды в легкие. По отзывам бывших заключенных – расскажешь все, что знаешь и не знаешь, покаешься во всех мыслимых грехах, в общем, хуже не бывает.
Как оказалось, бывает. Со мной обошлись индивидуально, используя давнюю фобию. Эх, Майкл, Майкл… Это же я тебе в приватной беседе рассказал о том случае из детства. И о вечном ужасе при виде волн со льдом. Кошмар для меня воссоздали детально.
Когда легкие уже готовы были разорваться, меня вытянули на поверхность, дали сделать один-единственный вдох и через секунду погрузили обратно. Я бился в конвульсиях, но сильные руки сковывали не хуже смирительной рубашки. Второе погружение было короче, совсем скоро я пустил пузыри и глотнул воды… Меня снова вытащили, бросили на пол, дали отдышаться, а точнее, вывернуть на пол воду вместе с содержимым желудка. Отплевываясь после финальных спазмов, я чуть не пропустил вопрос, заданный все тем же невозмутимым голосом:
– Вспомнили?
– Нет! Хоть убейте, нет! Не могу я вспомнить, не получается…
Раздалась команда: «Продолжаем!» и меня снова окунули в бак.
Говорят, что у кошки девять жизней. Интересно, сколько жизней у меня? Меня топили и откачивали, погружали и вытаскивали…Я утратил счет времени, несколько раз терял сознание. Меня приводили в чувство, просили не упрямиться, вспомнить нужные чертежи, как будто от меня что-то зависело. Пока еще была возможность отвечать более-менее связно, я снова пытался объяснить своему палачу, что в памяти зияет пропасть и заполнить мне ее нечем…Просто нечем!
Перед последним, самым мучительным погружением я почти с облегчением подумал, что всему на этом свете приходит конец. Сил сопротивляться не осталось, я осознанно «вдохнул» воду и отключился, будучи уверенным, что уже навсегда.
***
Из доклада оперативного сотрудника ЦРУ Майкла Митчелла:
«После отстранения я связался с заместителем директора разведцентра в Лэнгли. Это было вынужденное нарушение субординации. Меня вызвали для доклада в Вашингтон. Я изложил ситуацию, выразил несогласие с методами полковника Хабборта, которые, по моему мнению, поставили под угрозу весь дальнейший ход операции «Заслон». Также я предложил попробовать альтернативный метод снятия блока памяти у Смелкова, комбинацию работы психолога и препарата «Маат», действующего по принципу сыворотки правды. По распоряжению заместителя директора меня восстановили в проекте. Я вернулся на Аляску с приказом о прекращении применения к Смелкову радикальных методов воздействия и о начале альтернативных мероприятий по разблокировке памяти. Вместе со мной из Лэнгли прилетела штатный профессор психологии Ода Мэй Льюис…»
Я пришел в себя в больничной палате. Дежавю. Рядом с моей кроватью на стуле дремал Майкл, но стоило мне пошевелиться, он захлопотал, как заботливая тетушка.
– Сергей, как вы? Хотите что-нибудь?
– Оставьте меня в покое, – выдавил я, и силы на этом кончились. Я снова закрыл глаза и, кажется, моментально заснул.
Второе пробуждение было уже в пустой палате, но на столике, установленном через кровать, я увидел тосты с маслом, зеленое желе в прозрачной пластиковой баночке и пачку сока с трубочкой. Ну что, раз выжил, надо подкрепиться. Кто знает, что там будет дальше?
За сутки больничного ухода я вполне оклемался. Майкл заглядывал несколько раз, спрашивал о самочувствии, но разговоров о произошедшем не заводил. Лицемер цээрушный! К вечеру второго дня меня перевели в жилой блок, в показавшуюся теперь родной комнату.
– Я должен извиниться перед вами, – сказал Майкл во время визита на следующий день. – Это был не мой приказ. Поверьте, я не приемлю жестокость.
– Ну конечно, вы просто выполняете приказы, – язвительно сказал я.
– Можно подумать, что коллеги из ФСБ все поголовно ходят с нимбами, – огрызнулся Майкл, и я понял, что наступил на больную мозоль.
– Извините, не в курсе, – развел я руками. – Но уверен, они не режут кур, несущих золотые яйца.
Майкл слегка опешил от моего апломба.
– Как таковых «золотых яиц» мы от вас еще не видели, согласитесь…
– Замечательно! Сначала извиняетесь и утверждаете, что не приемлете жестокость, а следом эту же жестокость начинаете оправдывать! – мне было тяжело спорить, но злость прибавляла сил. – Вас когда-нибудь топили в ледяной воде?
– Боже, Сергей, я не знал что вас… – Майкл побледнел. – Это даже хуже, чем я мог предположить.
– Вот то-то. Теперь будете знать, какие методы считает допустимыми ваше руководство. Не боитесь однажды оказаться на моем месте?
Майкл вздохнул и решительно тряхнул головой.
– Еще раз приношу извинения. Я только из Центра, там утвердили альтернативный метод пробуждения вашей памяти. Прошу забыть обиды и постараться все исправить, как говорят, малой кровью. Если, конечно, вы по-прежнему заинтересованы в сотрудничестве.
– Главное, чтобы вы в нем были заинтересованы, – буркнул я, сдаваясь.
– А в бреду вы стихи читали, – сказал Майкл перед уходом. – Я запомнил, потом нашел в Сети. «Если раньше мне били морду, то теперь вся в крови душа…». И про то, что к завтрашнему дню все заживет. Хорошие стихи!
На следующее утро мы с Майклом пошли в другой корпус. Переход, по его предложению, был сделан поверху, я снова оказался на воздухе. Погода стояла солнечная морозная, небо радовало чистым голубым цветом. Мы прошли пару сотен метров бодрым шагом и снова опустились под землю. В светлой уютной комнате нас встретила рыжеволосая женщина в белом халате, похожая на постаревшую Скалли из «Секретных материалов».
– Здравствуйте! Вы готовы? – спросила она с улыбкой, обращаясь ко мне.
– Готов, – вздохнул я и сел в кресло, представляющее собой нечто среднее между стоматологическим и диваном у психолога.
Она вопросительно взглянула на Майкла.
– Я, с вашего позволения, останусь, – сказал он просительно и присел на дальний стул. Ситуация все больше напоминала поход к врачу сына-переростка, опекаемого мнительной мамой.
– Ну что ж, начнем, – добродушно сказала «Скалли». – Судя по записям, раньше вы получали «Маат» и уколом и перорально. Сейчас будет укол, чтобы ускорить время реакции. Мы будем общаться на русском или английском, как вам удобнее?
– На родном, – ответил я. – Вам же будут нужны мои воспоминания, а думаю-то я на русском…
Доктор согласно кивнула, ловко сделала укол, и мы стали ждать, когда меня снова накроет их мудреная «сыворотка правды».
– Закройте глаза, – голос у «Скалли» был мягкий, обволакивающий. По-русски она говорила хорошо. – А теперь расскажите мне о самом ярком воспоминании детства. Только не о тревожном, а о приятном, светлом.
– Лето, луг. Я маленький, бегу босиком, мне щекотно. Мать в светлом платье смотрит на меня и улыбается…Рядом Волга блестит, по ней плывет белый теплоход. Я хочу вернуться домой и его нарисовать…
Мне было легко и радостно. Мягкий голос перемещал меня во времени и просил рассказывать, что вижу. Я описывал, подробно, детально. Воспоминания были приятные, голос убаюкивал.
– Сергей, вы на «Заслоне». У вас ответственная работа, в подчинении люди. Вы долго шли к своей мечте, и вот теперь есть возможность ее осуществить. Перед вами просторный кабинет, современный компьютер, большой экран. Что на нем изображено?
– Вижу линии и точки, какие-то буквенные обозначения. Они составляют сложную композицию…
– Сейчас я дам вам листок и маркеры. Попробуйте зарисовать.
Я послушно рисовал. Узор на экране видел отчетливо.
– Прекрасно. А теперь переместимся на несколько месяцев вперед. Ваша работа идет успешно, вас хвалят. Вы приходите на работу, садитесь перед экраном. Что вы на нем видите? Возьмите новый листок, зарисуйте.
Я старательно выводил линии и точки из воспоминаний периода, когда работа над «Четвертой стеной» была в самом разгаре.
– Вы молодец, Сергей! Я горжусь вами. А теперь этап завершения разработок. Вспомните момент, когда вы решили проблему соединения двух кораблей тоннелем и зафиксировали это в проектной документации. Уже готовы эскиз конструкции, схемы и формулы главного узла. Посмотрите на экран, что вы видите? Возьмите чистый лист, зарисуйте.
Чувства податливо отзывались. Всплыло тогдашнее ощущение – радостное ожидание. Приближался момент истины, результат почти годовой работы. Я снова на «Заслоне», в мыслях: «Скоро, скоро все закончится. Или начнется..»
– А теперь на счет «три» вы проснетесь и будете чувствовать себя бодрым и отдохнувшим. Раз, два, три…
Я встал с кресла. Чуть пошатнувшись, двинулся к Майклу, который склонился над моими листками.
– Получилось? – спросил я.
Майкл выглядел озадаченным. Почему – стало ясно после того, как он протянул мне рисунки. Все они были абсолютно одинаковыми, идентичными и представляли собой хаотичный набор линий, точек и латинских букв, разбросанных по белому полю.
Подошла «Скалли», взяла листки, сверила.
– Он не мог лгать, это я гарантирую. Слишком сильным было воздействие на подсознание. Посмотрите на расположение деталей, как под копирку все три раза, это невозможно выдумать. Могу лишь констатировать что с подобным сталкиваюсь впервые. И методика русских достойна восхищения.
***
Из доклада оперативного сотрудника ЦРУ Майкла Митчелла: