«Согласно экспертному заключению штатного профессора психологии Оды Мэй Льюис подсознание инженера Сергея Смелкова ранее подверглось обработке. В частности, из памяти пациента были удалены значимые для проекта эпизоды с последующей заменой на нейтральную информацию. Можно предположить, что зачистка и наложение эффекта ложной памяти были проведены сразу после завершения основных работ, в которых инженер был задействован. Сделано это, очевидно, из соображений сохранности секретных данных. Эту версию косвенно подтверждает факт отправки Смелкова на международную выставку. Судя по всему, русские к тому моменту уже не опасались риска утечки сведений по «Четвертой стене», вся рабочая документация ими была получена ранее, а информация, необходимая для воссоздания проекта на другой территории, из памяти главного разработчика – стерта. На вопрос, возможно ли восстановление утраченных данных, профессор Льюис ответила отрицательно. По ее мнению, в результате зачистки и последующей подмены поток воспоминаний пациента изменился необратимо».
– Сергей, вы мне доверяете? – спросил Майкл, когда мы снова вышли на поверхность после сеанса психотерапии (или как там они его назвали?).
– Нет, – ответил я и пнул застывший в ледяной лужице лист, освобождая его из плена. Лист потянулся за ветром, полетел к забору из мелкой сетки с «колючкой» поверху.
– Спасибо за честность.
– Вообще-то, ваш «Маат» еще не выветрился, – напомнил я. – А так я мог и бы соврать из вежливости.
– Все равно спасибо. И зря вы иронизируете, сейчас вам дали щадящую дозу.
– Не то что в прошлый раз, да? Когда вы меня ломали через коленку…
– Какое колено? – не понял Майкл.
– Поговорка у нас такая, образное выражение. Неважно, – отмахнулся я. – Когда вам нужен был компромат.
– Нам был нужен результат! – парировал Майкл. – Как и сейчас, к сожалению. В любом деле нужен результат, понимаете? Им мог стать прототип, ради которого все и затевалось. А теперь мне придется доложить руководству о провале операции…
– И что будет со мной?
– Не знаю, – вздохнул Майкл. – Больше скажу, понятия не имею, что произойдет дальше и со мной тоже. Полковник Хабборт, скорее всего, с радостью спихнет на меня всю ответственность, обвинит в некомпетентности. Это в лучшем случае. А в худшем поставит под сомнение мою преданность, что равносильно измене. Он с некоторых пор точит на меня зуб…
– Да ну, ерунда! Вы-то в чем виноваты?
– Он найдет, какие факты притянуть. Например, предположит, что я должен был распознать вашу бесполезность еще до того, как были выделены средства, оборудование, человеческие ресурсы. Вы хоть знаете, во что обходится бюджету ваше содержание, включая лабораторию?
Мы брели к дальнему входу, ведущему в основной корпус.
– Ладно, – сказал я, – допустим, с «Четвертой стеной» не получилось. Но я-то здесь! Между прочим, ваше же руководство признало меня талантливым инженером, иначе зачем все это затеяли? Даже если я что-то забыл, мой мозг остался при мне. Можно начать все заново. Или привлечь меня к другим проектам.
– Я тоже об этом думаю. Вербовка состоялась, вы готовы сотрудничать, это уже успех, его можно развивать. Боюсь, только старого осла-полковника это не устроит. Он всегда ждет quick win, быстрой победы, возврата инвестиций за короткий срок. К тому же он известный русофоб, дают знать «старые раны» со времен прошлой холодной войны.
– Тогда прижмите его компроматом. Сыпаните вашего волшебного «Маата» в кофе и выведите на откровенный разговор. Думаю, получите богатый материал для обращения в Вашингтон.
Майкл посмотрел на меня как на сумасшедшего. Потом задумчиво произнес:
– По поводу Вашингтона мысль хорошая. Есть шанс заручиться поддержкой, у меня там связи. Нужно будет только охарактеризовать вас как можно привлекательней. Сергей, вы никогда не испытывали на родине притеснений, например, из-за политических взглядов? Или религии?
– Да нет, как-то не сложилось, – растерялся я.
– Или вот что, давайте я запишу, что вы латентный бисексуал. Это даже еще лучше для положительной характеристики – человек свободных взглядов, сторонник демократии.
Боже, и этот туда же! Надеюсь, он понял, что в данном случае означал мой ответный фейспалм.
Когда мы уже почти дошли, Майкл остановился и сказал, посмотрев мне прямо в глаза:
– Напомню, мы сейчас в одной лодке. Мне будет очень тяжело, если вас признают негодным к дальнейшему сотрудничеству.
– Уверен, вы найдете способ прикрыть свою задницу. Сами упомянули связи наверху, за язык никто не тянул. Только хотя бы не прикидывайтесь, что вас волнует моя судьба, – я не хотел ссоры, но и показная игра в заботу мне тоже надоела.
– Вы не совсем правы, – сказал Майкл уклончиво. – Видите ли, Сергей, я католик и в случае неудачи не хотел бы всю жизнь раскаиваться, что не смог вас спасти.
Странный он все-таки, этот Майкл Митчелл. Работает в ЦРУ, а боится угрызений совести. Человек-оксюморон.
– Так что же будет со мной в случае неудачи? Отправите по Берингову проливу домой, как собирались?
– Не обольщайтесь, Серей. Этот вариант давно уже не рассматривается. Вы теперь слишком много знаете.
***
Из доклада оперативного сотрудника ЦРУ Майкла Митчелла:
«После ознакомления с отчетом психолога полковник Хабборт вызвал меня для пояснений. С момента моего обращения в Вашингтон с жалобой на радикальные методы, применяемые к русскому, отношения с руководителем проекта стали напряженными и негативными. Предполагая, что разговор может сопровождаться угрозами в мой адрес, а также принятием решений, противоречащих Уставу организации, я взял с собой диктофон. Запись разговора прилагаю.
Как я и думал, полковник, не стесняясь в выражениях, обвинил меня в провале операции и приказал немедленно избавиться от русского, замаскировав его смерть естественными причинами, например сердечным приступом, спровоцированным чрезмерной дозой «Маата». По его мнению, только это могло спасти его карьеру и избавить от обвинений в нецелесообразном расходовании бюджетных средств. Он был уверен, что в таком случае отчет психолога останется незамеченным, а отсутствие результатов будет списано на нехватку времени для завершения разработок. Мое мнение по данному вопросу кардинально расходилось с мнением Хабборта, я по-прежнему считал совместную работу с русским полезной и потенциально результативной с учетом его достижений на родине. Я пытался возражать, но аргументы против решения по устранению инженера полковником приняты не были. В результате он недвусмысленно намекнул, что в случае неподчинения приказу всю ответственность перед высшим руководством он возложит на меня, обвинив в саботаже.
Я попросил дать мне возможность подумать над его предложением, согласившись условно. Моей целью было выиграть время, доложить в Вашингтон о противоправных действиях полковника Хабборта и предупредить русского о возможном покушении. Выйдя из кабинета, я направился в конференц-зал, откуда по зашифрованному каналу связи отправил заместителю директора ЦРУ запись разговора и свои пояснения. После этого я предложил Смелкову повторную поездку в Анкоридж, в ресторан «Орсо», чтобы в безопасном месте поставить его в известность о возникшей угрозе.
Майкл явно был чем-то взволнован. Его предложение снова съездить в ресторан показалось неожиданным, но чертовски приятным. Как бы ни старались повара на базе, разнообразия местной пище явно не доставало. А воспоминания об орсовском лососе с овощами вызывали аппетит и стойкое желание вернуться туда снова. Или мне только так казалось? Светлый момент пребывания на чужбине, особенно учитывая, что ждало меня после того обеда.
В этот раз все было немного иначе. В машине Майкл молчал, может быть, опасаясь прослушки, а может – кто его знает? Просто думал. Я ему не мешал, глазел по сторонам. Меня охватывало ощущение свободы, понятно, что ложное, сиюминутное. Казалось, выйди я сейчас из машины – и можно шагать по этой странной, такой непохожей на американскую земле, и никто не остановит. И я снова смогу принадлежать самому себе, строить планы на будущее и по возможности их воплощать без оглядки на Майкла и всю их веселую компанию. Несвоевременное расслабляющее чувство.
В ресторане нас посадили за тот же столик. Он у них в постоянном резерве, что ли? Я представил табличку «Столик забронирован ЦРУ» и чуть не засмеялся. Майкл посмотрел на меня осуждающе, мол не время для улыбок! Сам он был по-прежнему серьезен и сосредоточен.
– Не обижайтесь, Сергей, сегодня мы здесь ненадолго. Поэтому предлагаю обойтись легкими закусками и пивом местной пивоварни. Очень, надо сказать, приличным.
Выбирать не приходилось, я кивнул. Если в прошлый раз нас обслуживал молодой человек, то сейчас подошла симпатичная официантка. Пока Майкл делал заказ, я огляделся. Место действительно было выбрано удачно: хороший обзор на весь зал и прекрасный вид из окна, не только в плане пейзажа, но и в том числе на вход в ресторан.
– Меня хотят подставить, а вас убить, – сказал наконец Майкл. – Я сейчас очень рискую, рассказывая вам это.
Я чуть не поперхнулся жареным сыром.
– Хабборт? Вы что-нибудь предприняли? – главное было сказано, теперь надо было очень осторожно выудить из Майкла подробности.
– Я последовал вашему совету, – ответил он, – воспользовался диктофоном и каналом связи. Будем надеяться, все сработает. Вас же я попрошу сейчас не доверять никому и стараться ничего не есть и не пить на базе хотя бы в течение ближайших суток. Укол вам делать не станут, это было бы слишком очевидно, скорее всего, что-то будет подсыпано в еду. Воздержитесь, это ненадолго.
– Воду-то хоть из-под крана можно? – мне, честно, было не до шуток. Чуть поголодать не страшно, а вот без воды оставаться не хотелось.
– Воду можно, – разрешил Майкл. – Водопровод общий, рисковать не будут.
– А еще какие варианты? Через вентиляцию какую-нибудь дрянь не распылят?