Номер назывался чечеткой, и это надо было видеть.
Его ноги рассыпали замысловатую дробь звонких чечеточных ударов. У всех захватило дух, когда он, высоко подпрыгнув, — выше, чем можно было ожидать от человека, — исполнил в воздухе совершенно невероятное антраша.
Он приземлился на носки, с трудом удержав равновесие, но тем не менее успел проделать фортиссимо громоподобных ударов.
Прожектора погасли, зажглись огни рампы. Публика долгое время молчала, затем сообразила, что настало время хлопать, и разразилась аплодисментами.
Он стоял, ожидая, когда через него прокатится волна ликования. Казалось, на нее можно было опереться, она пробирала до костей.
Какое это чудо — танцевать, как восхитительно получать аплодисменты, нравиться, быть желанным.
Когда занавес опустился в последний раз, он позволил своему костюмеру увести себя. Танец всегда немного пьянил его, даже на репетициях, но в присутствии публики, которая поддерживает тебя, восхищается тобой, аплодирует… — такое никогда не могло надоесть. В этом всегда была новизна и потрясающий восторг.
— Сюда, шеф. Улыбнитесь. — Сверкнул огонь вспышки. — Спасибо.
— Вам спасибо. Выпейте чего-нибудь. — Он прошел в угол своей костюмерной. Такие отличные ребята, такие клевые парни, — и репортеры, и фотографы — все они.
— А вы с нами не выпьете?
Он хотел было согласиться, но костюмер, как раз надевавший ему тапки, предупредил:
— У вас операция через полчаса.
— Операция? — спросил один из фотографов. — Что на этот раз?
— Остаточная церебректома, — ответил он.
— Да ну? А нельзя сфотографировать?
— Буду рад, если врачи не против.
— Это мы уладим.
Славные парни.
— …Пытаясь взглянуть на вашу жизнь несколько с иной точки зрения, — прозвучал женский голос рядом с его ухом. Немного смущенный, он быстро обернулся. — Например, что вас заставило профессионально заняться танцем?
— Простите, — извинился он. — Я не расслышал. Здесь так шумно.
— Я спросила, почему вы занялись танцем?
— Это трудный вопрос. Чтобы на него ответить, нам нужно вернуться далеко назад…
Джеймс Стивенс хмуро взглянул на инженера-помощника.
— С чего это вы так развеселились? — спросил он.
— Это только так кажется, — стал оправдываться помощник. — Пытаюсь смеяться, чтобы не расплакаться: произошла еще одна катастрофа.
— Проклятье! Подожди, я сам догадаюсь. Пассажирский или грузовой?
— Грузовоз «Клаймекс» на челночной трассе Чикаго-Солт Лэйк, к западу от Норт-Плат. И, шеф…
— Что еще?
— Хозяин желает вас видеть.
— Интересно. Очень, очень интересно. Мак…
— Слушаю, шеф.
— Как тебе нравится должность главного путевого инженера Северо-Американской энергетической компании? Я слышал, там скоро будет вакансия.
Мак почесал нос.
— Странно, что вы заговорили об этом, шеф. Я как раз собирался просить совета на случай, если решу вернуться к гражданской технике. Вы теперь захотите от меня избавиться.
— И немедленно. Срочно выезжай в Небраску, найди эту кучу мусора до того, как ее растащат любители сувениров, и привези обратно приемники де Калба и панель управления.
— Как быть с полицейскими?
— Сообразишь на месте. Главное для тебя — вернуться.
Кабинет Стивенса располагался рядом с местной силовой станцией; рабочие же помещения Северо-Американской энергетической компании находились внутри холма в добрых трех четвертях мили оттуда. К ним вел туннель. Стивенс вошел в него и намеренно выбрал самую низкую скорость, чтобы иметь время подумать перед встречей с боссом.
По дороге он принял решение, которое, впрочем, ему самому не нравилось.
Хозяин — Стэнли Ф. Глисон, председатель правления — приветствовал его такими словами:
— Входи, Джим. Присаживайся. Закуривай.
Стивенс опустился в кресло, отказался от сигары, вынул сигарету и, закуривая, осмотрелся. Кроме него и шефа присутствовали Харкнесс, глава юридического отдела, доктор Рамбо, начальник смежного отдела исследований, и Штрибель, главный инженер по силовым установкам. «Нас только пятеро, — мрачно подумал Стивенс. — Верхнее звено в полном составе и никого из среднего. Покатятся головы, и начнут с меня».
— Ну что ж, — сказал он почти агрессивно, — все в сборе. У кого карты? Кто сдает?
Похоже, Харкнесса слегка смутила такая неуместная выходка; Рамбо был слишком погружен в собственные мрачные переживания, чтобы обращать внимание на остроты в дурном вкусе. Глисон пропустил шутку мимо ушей:
— Мы пытаемся найти выход из наших неприятностей, Джеймс. Я оставил записку на случай, если ты соберешься уехать.
— Я задержался, только чтобы забрать письма, — обиженно сказал Стивенс. — Иначе лежал бы сейчас на пляже в Майами и превращал солнечные лучи в витамин D.
— Я знаю, — сказал Глисон, — и мне очень жаль. Ты заслужил отпуск, Джимми. Но ситуация становится все хуже и хуже. У тебя есть какие-нибудь идеи?
— А что говорит доктор Рамбо?
Рамбо моментально поднял голову.
— Приемники де Калба не могли отказать.
— Но они отказали.
— Не может этого быть. Вы с ними неправильно обращались. — Он снова принял отсутствующий вид.
Стивенс повернулся к Глисону и развел руками.
— Насколько я знаю, доктор Рамбо прав. Но если в ошибке виноват инженерный отдел, я не в состоянии ее обнаружить. Можете отправить меня в отставку.
— Я не хочу твоей отставки, — мягко сказал Глисон. — Мне нужны результаты. Мы ответственны перед обществом.
— И перед акционерами, — вставил Харкнесс.
— Все образуется, как только мы разрешим наши проблемы, — заметил Глисон. — Ну, Джимми, что скажешь?
Стивенс закусил губу.
— Только одно, — сказал он, — и мне самому это не нравится. Я выскажусь, а потом можете меня уволить. Пойду распространять подписку на журналы.
— Итак? Что ты посоветуешь?
— Мы должны связаться с Уолдо.
С Рамбо мгновенно слетела апатия.
— Что? С этим шарлатаном? Речь идет о науке!
— Действительно, доктор Стивенс… — начал Харкнесс.
Глисон поднял руку.
— Предложение доктора Стивенса вполне логично. Но ты немного опоздал, Джимми. Я разговаривал с ним на прошлой неделе.
Харкнесс изобразил удивление. Стивенс казался раздосадованным.
— Не предупредив меня?
Извини, Джимми. Я только хотел его прощупать. Но ничего не вышло. Его цены нас разорят.
— Все еще обижен из-за патентов Гатэвэя?
— Он очень злопамятен.
— Вам следовало поручить это дело мне, — вмешался Харкнесс. — Он не может так с нами обращаться: здесь замешаны общественные интересы. Вызовите его в суд, и пусть гонорар будет определен по закону. Все детали я улажу.
— Этого я и боюсь, — сухо сказал Глисон. — Ты думаешь, суд может заставить курицу снести яйцо?
Харкнесс казался рассерженным, но смолчал.
Стивенс продолжал:
— Я бы не предложил обратиться к Уолдо, если бы у меня не было никакой идеи, как к нему подступиться. Я знаю одного его друга…
— Друга Уолдо? Я не знал, что у него есть друзья.
— Этот человек для него все равно что дядя. Его первый врач. С его помощью я мог бы найти подход к Уолдо.
Доктор Рамбо вскочил.
— Это невыносимо, — заявил он. — С вашего разрешения, я уйду.
Не дожидаясь ответа, он быстрым шагом вышел из кабинета, чуть не сорвав с петель дверь.
Глисон с беспокойством посмотрел ему вслед.
— Почему он так расстроился, Джимми? Можно подумать, он питает личную ненависть к Уолдо.
— В некотором смысле, да. Но есть еще кое-что: опрокидывается весь его мир. Последние двадцать лет, с тех пор как Прайор переформулировал общую теорию поля и тем самым опроверг принцип неопределенности Гейзенберга, физика считалась точной наукой. Нарушения в силовых и передаточных механизмах, которые сейчас происходят, — неприятные пилюли для меня и для вас, но для доктора Рамбо они означают покушение на веру. Нужно внимательно за ним приглядывать.
— Почему?
— Потому что он может совсем свихнуться. Человек попадает в тяжелую ситуацию, когда рушится его религия.
— Хм… Ну а ты? Разве для тебя это не такой же сильный удар?
— Не совсем. Я ведь инженер, с точки зрения Рамбо — высокооплачиваемый ремесленник. Совсем другой взгляд на вещи. Но это не значит, что я не расстроен.
Внезапно ожил селектор на столе Глисона.
— Вызываю главного инженера Стивенса, вызываю главного инженера Стивенса.
Глисон щелкнул переключателем.
— Он здесь. Говорите.
— Шифровка на коде компании: «Потерпел аварию в четырех милях к северу от Цинциннати. Ехать ли мне в Небраску или доставить сами знаете что собственноручно?» Конец сообщения. Подпись: «Мак».
— Скажите ему, пусть возвращается, хоть пешком, — прорычал Стивенс.
— Хорошо, сэр.
Аппарат выключился.
— Твой помощник?
— Да. Это уже последняя капля, шеф. Мне подождать и постараться выяснить, насколько серьезны повреждения, или попытаться встретиться с Уолдо?
— Встречайся с Уолдо.
— О'кей. Если от меня не будет никаких известий, пошлите мое выходное пособие в гостиницу Палмдейл в Майами. Буду лежать на пляже, четвертым справа.
Глисон позволил себе грустно улыбнуться.
— Если ты не получишь никакого результата, я буду пятым. Удачи.
— До встречи.
Когда Стивенс ушел, заговорил главный инженер по силовым установкам — впервые за время беседы.
— Если энергоснабжение городов нарушится, — мягко произнес он, — вы знаете, что случится со мной?
— Что? Станете шестым?
— Не совсем. Я буду первым, кого линчуют.
— Но энергоснабжение городов не может быть нарушено. В вашем распоряжении столько аварийных линий и средств безопасности!
— Мы предполагали, что с приемниками де Калба тоже не может ничего случиться. А вспомните седьмой подуровень в Питсбурге, когда погас свет. Лучше об этом не думать.
Док Граймс спустился в наземный люк, ведущий к дому, взглянул на дисплей, и на душе у него потеплело — он заметил, что дома ждет кто-то из друзей, знающих его домашний код. Он тяжело спустился по ступеням, оберегая покалечен