— Да ты что? В уме? Держи ремень, сейчас скрутим ему руки, пока совсем не очухался, и домой.
— А как же охота? Задачу-то мы не выполнили?
— Не до пулеметчика теперь. Заламывай ему быстрее руки назад, — поторапливала Наташа, — а я буду связывать. Да не бойся, не сломаешь. Они мне так крутанули, до сих пор в глазах разноцветные круги плавают. Минут через пятнадцать — двадцать фашисты хватятся, что двоих нет, и начнут всюду шастать — они своих в разведке тоже не бросают. Первым делом кинутся, конечно, сюда: слышали, наверное, твой выстрел. Так что давай быстрее сматывать удочки. И этого карася с собой прихватим. Второй-то, наверное, сразу богу душу отдал. Автомат надо забрать.
Но автомат висел у фашиста через плечо. Снять его не было никакой возможности. Тогда Наташа отсоединила «рожок» с патронами, сунула в карман. И тут увидела на поясе у разведчика кинжал. Выдернула его из чехла.
— Вот эту штучку я обязательно возьму. Смотри, что на ней написано: «Аллес фюр Дойчланд». Подарю его Рите. Может, именно этот вояка ее малыша заколол… Все! Документов у них, разумеется, никаких нет. Давай сюда свою винтовку и — вперед.
Гитлеровец уже пришел в себя, задвигал руками, замотал головой.
— Гляди-ка, какой нежный, — усмехнулась Наташа. — Ему, видите ли, не нравится. Не тот вкус и запах у тряпки. Сам подбирал, сам и держи во рту. Диночка, начинает сереть, пригибайся пониже и бегом отсюда. Ты первая, он за тобой, а я буду прикрывать.
Немцу показали: давай, мол, пригибайся и быстрей вперед. А он сделал вид, что не понимает. Тогда Наташа зашла сзади и, проговорив сквозь стиснутые зубы: «Форвертс!», слегка ткнула его острием кинжала пониже спины. Пленный дернулся, как от удара током, и, согнувшись, засеменил вслед за Диной.
— Сразу понял, что к чему, — усмехнулась Самсонова.
Через каждые тридцать — сорок метров все трое ложились, чтобы отдышаться. Поднимались и опять бегом вперед.
Вот и проволочное заграждение. Наташа запомнила место, где они выползали, — кол с небольшой подпоркой. Увидела его.
— Бери левее, — сказала Дине. — Около того кола с подпоркой лежит рогулька, присыпана землей. Приподнимай проволоку. Не бойся, тут погремушек нет. Рогульку я сама потом возьму.
Первый ряд заграждений преодолели. Между ним и вторым — минное поле. Чуть правее виднеется такой же кол с подпоркой. Вот на него и надо ползти. Прямо-прямо, ни на метр в сторону. Пленному Наташа сказала:
— Эй, оккупант. Айн метр линкс, айн метр рехтс — капут.
— Я, я, — закивал тот.
— Смотри, какой стал сообразительный.
Все заграждения миновали удачно. Хотели уже подняться во весь рост, как вдруг резкое, повелительное:
— Стой! Пароль?
Вздохнули облегченно: наше боевое охранение. Пароль и отзыв названы. А вот и первая траншея. Дежурившие в ней пулеметчики пришли в недоумение — девушки-снайперы притащили «языка». Такого еще не было.
Наташа и Дина спустились в траншею и в изнеможении привалились к ее стене. Ноги совсем не держат. Гитлеровец, озираясь, смотрел по сторонам.
— Вытащите у него кляп изо рта, — попросила Самсонова пулеметчиков. — А руки оставьте как есть. Это ведь он со своими дружками-разведчиками лез сюда, к нашим позициям, чтобы взять «языка». Вы их отсюда шурнули. Вот они двое и наскочили на нас. Одного она, — кивнула на Дину, — прикончила, а второго, вот этого, оглушила, а потом мы его скрутили.
— Ай да девка! Ай да молодец! — восхищенно проговорил один из пулеметчиков. — Такого верзилу свалила!
Дина в смущении отвернулась, развязала тесемки маскхалата, скинула капюшон.
— Все, передохнули малость, надо двигаться дальше. Сдадим этого гуся в штаб — и отдыхать.
Но вести пленного далеко не пришлось. Из роты позвонили в полк и доложили, что снайпера притащили «языка». Из штаба тут же отправились на передний край майор Стороженко, представитель особого отдела и переводчик. Встретились с девушками у блиндажа командира первого батальона. Начальник штаба обнял каждую.
— Спасибо, милые. Большое спасибо. Обе будете награждены. Командир полка уже доложил о вашем подвиге в дивизию. Это же надо: разведчика взять в плен! В общем — молодцы! Сейчас идите к себе, отдыхайте, а мы потолкуем с «гостем».
Пленного повели в блиндаж. Наташа и Дина, еле передвигая ноги, побрели в тыл. Уже совсем рассвело, когда они дошли наконец до своей землянки. Дверь открыла Лида Ясюкевич.
— Что случилось? — встревожилась она. — Почему не на охоте?
Повскакивали и другие девушки. В недоумении смотрят на подруг. А те молча поставили винтовки в пирамиды, скинули маскхалаты, сняли сапоги.
— Да ответьте же в конце концов! — возмутилась Удальцова.
— Девочки, — тихо проговорила Дина, — мы захватили в плен фашистского разведчика, привели его и сдали. Подробности потом. Устали — больше некуда. Ноги не держат и спать хочется.
И, не раздеваясь, повалились на нары. Постель была свежей, пушистой. Накануне разведчики притащили большой ворох сена. Вот его-то и постелили девушки — свежее, ароматное. Но Дина и Наташа не чувствовали никаких запахов, уснули как убитые.
Только сон на войне не бывает долгим. Часа через два первой проснулась Дина. Окинула взглядом землянку. Около печурки сидела Лида. Открыв дверцу, она задумчиво смотрела на огонь и что-то тихонько напевала. Света и Марина фланелевыми тряпочками протирали винтовки. Надя и Таня переговаривались, сидя у столика. Сквозь небольшое окошечко пробивался неяркий свет.
«Интересно, — думала Дина, — перестал дождь или нет? Наверное, перестал — никакого шума не слышно». Вставать не хотелось. Надо бы снять одежду, просушить. Но пригрелась под заботливо накинутой кем-то шинелью, и не было ни малейшего желания вылезать из-под нее. Думать тоже ни о чем не хотелось. Тихо, спокойно. Где-то вроде зашуршало. Прислушалась. Опять зашуршало. Приподняла голову. Вроде около ног, под плащ-палаткой. Замерло сердце, перехватило дыхание. Неужели? И тут на краешек нар из сена вылез маленький мышонок. Встряхнулся, крутит глазками-бусинками: «Куда я попал и что мне дальше делать?»
Увидела его Дина и застыла в ужасе, глаза округлились, рот искривился. Мышонок шевельнулся.
— Ма-а-ма-а! — Дина в мгновение перелетела через спящую Наташу. Девчонки повскакивали и к ней.
— Что с тобой, Диночка?
Наташа тоже вскочила, ничего не понимает. А Дина сжалась в углу, дрожит вся от страха, слова вымолвить не может. Потом показывает на нары.
— Там… Там он…
— Кто «он»?
— М-мышонок.
— Фу ты! — первой вздохнула Света. — Перепугала-то. Думала, черт знает что произошло. А тут — мышонок! Я еще вчера его видела. Крошечный такой, забавный… Съест он тебя, что ли?
— Действительно, Динка, ты с ума сошла, — окончательно проснулась Наташа. — Из-за пустяка всех переполошила. Эх ты, трусиха!
Абрамова же продолжала сидеть в углу. Ее била мелкая дрожь.
— Если его не выкинете отсюда, — прошептала она, — я не останусь здесь ни минуты.
— Хорошо, Диночка, — успокоила ее Удальцова, — иди умойся, сходи на завтрак. А мы тут облаву устроим. Можешь не волноваться, страшный зверь этот будет выдворен. — И когда Дина вышла, добавила: — Это же надо, такая здоровая дивчина, разведчика фашистского запросто с ног сбила, а перед малюсеньким мышонком лапки вверх подняла. Другое дело — лягушки. Я их до смерти боюсь, потому что они противные…
Вернулся разведчик из отпуска
О «языке», взятом девушками, Вадим еще не знал, когда рано утром зашел к начальнику штаба. Тот хитровато посмотрел на Лаврова, с деланной строгостью спросил:
— Что же вы делаете, товарищ младший сержант? Воспользовались отсутствием Николаева и начали разведчиков подсиживать. Нехорошо это, нехорошо! Я не знаю, что теперь и делать. Может, весь взвод к вам на выучку отдать? Или другие предложения будут?
Лавров смотрел на майора, ничего не понимая. По голосу и виду офицера чувствовал, что за всем этим кроется розыгрыш. Но какой?
— Ты еще не был у девушек? — уточнил Стороженко. — Это и видно. Натворят бог знает что, а потом разбирайся.
— Разрешите, товарищ майор, выйти. Выясню все и о принятых мерах доложу.
— Меры уже приняты. — Начальник штаба подошел к столу, взял два исписанных листа бумаги и потряс ими в воздухе. — Вот два представления на награды. Обеим — Абрамовой и Самсоновой. — И, довольный, рассмеялся. — Понял? Ничего не понял. Разведчика они фашистского в плен захватили! Одного убили, а второго привели. Полковник Никаноров, Николай Сергеевич, приказал обеих представить к награде.
До Вадима никак не доходило, как это Дина и Наташа могли взять в плен разведчика. О подобном он даже не слышал. Ну, обычного солдата, какого-нибудь «туалетчика» — куда ни шло. Но разведчика!..
Майор Стороженко сиял. И снайперами доволен, и розыгрыш удался. Подошел, обнял Лаврова.
— Знаю, — говорит, — и о вашей удаче. Антонина Петровна еще ночью звонила. У Михайловой ничего страшного нет, отойдет. Ее даже в медсанбат не будут отправлять. Вот такие пироги! Сейчас иди в отделение. Пусть все приведут себя в порядок, чтобы вид был бравый. Сегодня замполит придет награды вручать.
После завтрака отделение построилось около землянки. Майор Воронков, выслушав доклад младшего сержанта Лаврова, поздоровался со всеми, отошел чуть в сторону, достал носовой платок, протер ими очки, надел их и широко улыбнулся.
— Какие вы все красивые! Готов влюбиться в каждую. Жаль, возраст не тот, да и жена не разрешит. — Помолчал. Улыбка постепенно сходила с его лица. Оно становилось серьезным, но по-отцовски добрым. Вполголоса, будто делился раздумьями вслух, продолжал: — Знаю, что тяжело вам. Да еще как тяжело! Несете потери. И это в период относительного затишья. А каково будет, когда перейдем в наступление… Но победа без крови не дается. Фашисты готовы зубами держаться за каждую высотку, за каждый населенный пункт в Прибалтике. Тщетно! Дни их сочтены. Спасибо вам за мужество, за воинское мастерство. Родина высоко ценит ратные подвиги своих дочерей и сыновей. Позвольте сейчас некоторым из вас вручить заслуженные награды.