— Братцы, спасите, умираю! Братцы-ы!..
— Валька, прикрой котелки, чтобы каша и чай не остыли, — попросил тот, что рассказывал про школьного учителя. — Мы с Петром сползаем, поможем этому славянину. Может, кровью истекает.
Зашуршал песок. Два силуэта вскоре растворились в темноте. А навстречу им уже тише, умоляюще:
— Братцы, родимые, помогите!
Прошло еще минут пять. И вдруг там, откуда несся стон, раздались крики, сухо треснула автоматная очередь. Потом еще, еще… Ухнула граната. И тут же все разом стихло.
Что случилось? Кто в кого стрелял? Лавров был в недоумении. Может, Валька — третий номер знает? Поднялся из окопчика, пошел к нему. Тот тоже понятия не имеет.
Стали ждать вместе. Должно же что-то проясниться. В томительном ожидании каждая минута часом кажется. Наконец послышалось кряхтение и вроде всхлипы. «Наверное, раненого тащат», — подумал Вадим. Пригляделся. Точно. Один взвалил на себя и ползет. А где же другой? Отстал, что ли? Вместе с Валькой поспешили на помощь.
— Это ты, Петро? — спросил напарник Вадима. — А где Вовка?
— Вот Вовка, рядом. Нет больше Вовки.
Скрипнув зубами и ткнувшись головой в землю, Петро заплакал по-мальчишески горько, навзрыд. — Сволочи, суки последние! — бил он кулаками по песку. — Да разве это по-солдатски? Кто же так воюет? Ты обмани, но по-честному… Какого человека убили! Какого человека! — Поднялся на локоть, повернул голову. — Ну вот ты, Валька, ты, снайпер, скажите мне: хоть и фашист, но должно же у него быть что-то человеческое? Умирающий зовет на помощь. Мы ползем. Мне в тот момент было все равно, кто он — свой или чужой. Раз просит, значит, надо помочь. А они, суки, ловушку устроили. Подсадную утку крякать заставляли. «Языка» хотели взять. Вовка первым полз. До этой падали ноющей метров пять оставалось. Тут двое на него и накинулись. Он успел вывернуться. Одного рубанул из автомата, а другой — его, почти в упор. Живыми я их не выпустил. И «крякву» тоже. Но Вовку кто мне вернет? За такого друга мне и сотни вонючих мало… Ну сволочи, ну гады! Знают, что русское сердце жалостливое, вот и заманили. Что же я теперь матери его напишу? Он у нее единственный был…
Тело друга положили около куста, прикрыли плащ-палаткой. И только теперь Валька заметил, что у Петра правая щека вся в крови.
— Ты ранен?
— Пустяки. Осколками от гранаты зацепило. Немного саднит, и голова кружится. Перевяжи.
— А может, в тыл? Ранен-то в голову.
— Кому говорю — перевязывай! — резко бросил Петро и, когда третий номер стал бинтовать, добавил спокойнее: — Скоро рассвет, в атаку идти. Один, что ли, будешь с пулеметом? Соображать надо. Почувствую себя плохо — сам уйду.
Даугава, Даугава…
С рассветом ударила наша артиллерия. Снаряды вздымали тучи песка, сравнивали с землей блиндажи, укрытые огневые точки, которые наспех построили гитлеровцы.
Первым в атаку ринулся второй батальон. Вскоре его четвертая рота прорвалась к самому устью Даугавы, к волнорезу с маяком.
Вместе с другими бойцами пробился к берегу реки и сержант Лавров. Подбежал к воде и остановился в изумлении: вот она какая, Даугава! Широченная, могучая. Сильный ветер, дувший с моря, будто пытался остановить ее, повернуть вспять, но лишь поднимал волны. Взъерошенная река легко и свободно катила свои воды, посмеивалась над незадачливым ветром. И невольно в памяти всплыли гоголевские строки, которые в школе учили наизусть: «Кто из казаков осмелится гулять в челне в то время, когда рассердился старый Днепр?» Непросто пуститься вплавь на утлом челне и по Даугаве. Здесь, в устье, как и на Днепре, не каждая птица долетит до ее середины. Но птице, может быть, и не обязательно быть на том берегу. А солдатам надо. Ведь только тогда он станет советским.
Артиллерия била с обеих сторон. Над рекой то и дело вырастали огромные столбы воды. Справа и слева трещали автоматы: бой за Мангалю еще продолжался. А бойцы четвертой роты уже рассыпались вдоль берега, поднимали затопленные лодки, выливали из них воду. Майор Воронков — он шел в атаку вместе с солдатами — приказал немедленно грузиться. И с завидной для его плотной фигуры легкостью первым прыгнул в одну из лодок.
— Пока не рассвело как следует, — громко произнес он, — фашисты не разберутся, кто плывет. Подумают, что свои. Так что быстрее в лодки, товарищи! Патронов побольше прихватите и зря не тратьте. Их еще не скоро доставят на тот берег. Вперед!
Надя и Рита не стали ждать особого приглашения. Скоренько заняли места в широком рыбацком челне, на всякий случай приготовились к стрельбе из винтовок. Расселись по лодкам и другие солдаты. Лавров устроился вместе с лейтенантом Николаем Жуковым. На Мангалю еще продолжался бой, а четвертая рота уже отчалила от берега.
В это время к устью Даугавы пробилась и пятая рота. В камышах и кустарнике нашлось еще около двадцати полузатопленных лодок. О месте, где они запрятаны, Ивану Степановичу Портону сообщили накануне местные жители. Не мешкая ни минуты, капитан приказал погрузиться и двинуться вслед за четвертой ротой. Сам же и возглавил эту группу десанта. Лида Ясюкевич и Дина Абрамова прыгнули в лодку к лейтенанту Павлову.
В предутренней дымке две роты батальона плыли к западному берегу. Четвертая оторвалась метров на 200–300. Солдаты гребли, выплескивали воду за борт, теряли и находили курс к месту причала, покрепче прижимали к себе оружие, чтобы не намокло, не отказало потом в нужный момент. Фашисты почти не стреляли. Лишь вспарывали воздух снаряды, то тут, то там рождая фонтаны.
Вот уже хорошо видны песчаные дюны, редкие кустики. Сильное течение тащит лодки в залив. Как раз неподалеку в Даугаву впадает полноводная Булльупе. Она с юга, а с запада Лиелупе отрезают большой участок земли, образуя по сути дела остров. Вот к нему-то и держала сейчас курс, борясь с течением, флотилия утлых суденышек, в военном обиходе называемых подручными средствами.
Гитлеровцы молчат. Очевидно, действительно решили, что это свои переправляются. Бой на Мангалю хоть и приутих, но все еще слышны пулеметные и автоматные очереди. Вот фашисты, по всей вероятности, и думают, что это под прикрытием арьергарда плывут сюда основные силы. Первые лодки ткнулись в песок в километре севернее Даугавгриваса. Солдаты, не задерживаясь, повыпрыгивали на берег, развернулись в цепь и с криком «ура» бросились вперед.
Среди фашистов поднялась невообразимая суматоха. Одни бросились бежать, другие залегли и начали отстреливаться, а третьи сочли за лучшее поднять руки.
Майор Воронков, не ввязываясь в завязавшуюся перестрелку, с группой солдат устремился туда, где стали оживать огневые точки. Минометы, орудия, крупнокалиберные пулеметы начали бить по пятой роте, которая была уже недалеко от берега. Вокруг лодок закипела вода. То и дело она большими столбами вздымалась ввысь и с головы до ног окатывала переправлявшихся. Одна лодка перевернулась, другая… Уже с десяток человек добирались до берега вплавь.
— Автоматы и винтовки за спину! — скомандовал лейтенант Павлов. И только солдаты, а с ними Лида и Дина, успели это сделать, как прямо под носом лодки рванула мина. Лида вскрикнула. Лодка накренилась, погружаясь расщепленным носом. Лейтенант и трое солдат прыгнули в воду. Волна накрыла и Дину. Ее сразу потащило на дно. Собрав все силы, она толкнула головой воду, вынырнула, хватила ртом воздух, оглянулась: где Лида? Той нигде не было. Поддерживая раненого офицера, плыли солдаты. А Лиды не было. Лишь рядом бурело большое кровавое пятно. Но и оно прямо на глазах светлело, растекалось. Еще раз поискав глазами подругу, Дина поплыла. Сапоги, вещмешок, винтовка тянули вниз. Каждый взмах руки стоил неимоверных усилий. И уже когда казалось, что все, конец, больше и метра проплыть невозможно, — ноги коснулись дна. От земли будто и сила прибавилась. Быстрей к берегу.
А там уже слышался голос капитана Портона. Бойцы, отодвинувшись от уреза воды, зарывались в песок, готовились отразить возможное противодействие фашистов. И когда те попытались сбросить десант, то напоролись на плотный огонь. Особенно метко бил лейтенант Жуков. Он вырвался чуть вперед, гранатой уничтожил двух пулеметчиков и сам лег за их МГ-34. Патронов было достаточно, но он выждал, когда гитлеровцы подойдут ближе, и начал косить их. Потеряв около двадцати человек убитыми, они повернули назад.
А по Даугаве продолжали плыть лодки и даже паромы. Плыли наши, плыли и враги. Порой лодки сближались, и прямо на воде завязывались схватки.
Надя и Рита, а потом и присоединившийся к ним Лавров залегли на берегу и били по подплывавшим фашистам. Делали они это спокойно, обстоятельно. Вот на середине реки показался плот. Надя Чурикова посчитала: на нем одиннадцать гитлеровцев. Десять присели с оружием наизготовку, а одиннадцатый правит веслом. Оно у него в качестве руля. Выбрав момент, когда он вытащил его, чтобы подгрести с другой стороны, Надя выстрелила. «Кормчий» свалился в воду, за ним последовало и весло. Течение понесло неуправляемый плот в открытое море. Один из гитлеровцев попытался добраться до берега вплавь. Да где там! Это же Даугава, да еще в устье! И вода ледяная. Поначалу голова его темнела на воде. Потом скрылась. Скрылся в туманной дымке и плот.
А снайпера уже искали новые цели. Их пули решетили лодки, снимали рулевых.
Тем временем группа майора Воронкова миновала огневые точки противника и стала заходить им в тыл. По команде замполита солдаты забросали гранатами пулеметные гнезда и, уничтожив расчеты, сами залегли за трофейные пулеметы. Подпустив поближе гитлеровцев, теснимых капитаном Портоном, они открыли по ним огонь. Трупы врагов точно обозначили рубеж, до которого они дошли. Лишь небольшим группкам удалось вырваться из-под молота и наковальни. Прикрываясь насыпями, песчаными косами, они стали отходить в район Болдерая. В одном месте их перехватил взвод младшего лейтенанта И. Масляка. Завязалась рукопашная схватка. В ход пошли приклады, малые саперные лопаты, ножи.