ростью, которая липко оседает на кожу. Но во всемирном порту кофе нигде не видно моря. Хотя бухта Сантуса и представляет собой идеальную гавань, вид ее скорее напоминает широкий загнивающий рукав реки.
С первых минут пребывания в Сантусе нас здесь все гнетет, отталкивает и гонит прочь, подальше от города, пропахшего кофе и плесенью и охваченного погоней за наживой.
Совершенно иную картину увидел здесь праотец бразильских путешественников Ганс Стаден, впервые вступивший на землю Бразилии четыреста лет назад. Он был простым немецким канониром, нанявшимся на небольшую португальскую каравеллу, которая отправлялась в плаванье к Новому Свету. Буря разбила его корабль о прибрежные скалы в двух милях к югу от острова Сан-Висенти, того самого острова, который через сто лет был присоединен к материку руками людей, осушивших часть мелкого пролива. Так между островом Сан-Висенти и сушей возник залив, где океанские пароходы заглатывают горы бразильского кофе, чтобы развезти его во все уголки земного шара.
А недалеко отсюда Ганс Стаден прожил девять страшнейших месяцев своей жизни, оказавшись в плену у людоедов племени тупинамба. Вернувшись на родину, он захотел написать только о том, как он чудом спасся, но его книга, хотя во многом и наивная, стала первым описанием жизни и быта селения бразильских индейцев.
«Как расположена страна Америка, или Бразилия, которую я частично видел?» — начинает свой рассказ Ганс Стаден.
«Америка — большая страна. Там много племен диких людей, говорящих на разных языках, и много разных животных. Страна выглядит приветливо. Деревья там вечнозеленые. Люди ходят нагишом. Ни в одно время года там не бывает так холодно, как у нас, в Михаэлис. В этой стране есть земляные плоды и фрукты на деревьях, которыми питаются люди и звери. Люди цветом тела красновато-коричневые. Это от солнца, которое их так опаляет. Народ этот проворный, всегда готовый броситься в погоню и съесть своего врага.
Страна Америка имеет в длину с севера на юг несколько сотен миль. Я проплыл вдоль побережья миль пятьсот и во многих местах был сам».
Сегодня эти географические сведения Стадена нельзя читать без улыбки. Но его заметки о жизни и быте индейцев и ныне являются единственным достоверным и содержательным собранием этнографических документов об индейцах середины XVI века. Стаден добросовестно рассказывает о том, как выглядят индейцы из племени тупинамба, как они строят себе жилища, как разводят огонь, где спят, как ловко они бьют зверя и рыбу, что едят, чем они рубят и режут, если у них нет топоров и ножей, получаемых от христиан, как обжигают свою глиняную посуду, из чего приготовляют напитки, чем и как они украшают себя, как выдумывают имена детям, и даже о том, как они влюбляются, сколько жен имеет муж и как он с ними обходится, во что индейцы верят и почему они поедают своих врагов. В своем трактате Стаден не забывает ни о животных, ни о растениях, которые он увидел в Бразилии.
Там, где после кораблекрушения Ганс Стаден нашел две-три хижины португальских поселенцев, вырос городок Итаньяэм. Остров Сан-Висенти в настоящее время — это гордость показного курортного предместья Сантуса. Сан-Висенти стал как бы противоположным полюсом грязного и изнуренного города кофе. Его неглубокий залив окаймляют солнечные пляжи. Маленькие особняки в садах; современные жилые здания у самых пляжей; асфальтированные улицы; отели и курорты — второе, сокращенное издание Копакабаны. Сан-Висенти избежал снобизма Копакабаны, забитой избалованными туристами. Здесь никто не считает квадратные метры песка, никто не предписывает, когда должен получить свою долю солнечных лучей, мягких морских волн и отдохновения богатый турист и когда портовый рабочий.
Над устьем залива, перед Сан-Висенти, возвышается другой поросший лесом островок. На него еще не распространилась эпидемия заселения. Дремучий лес на крутых склонах, каменные стены скал над широкими просторами океана и груды валунов у воды, отражающие атаки прибоя. Волны одна за другой бьются о скалистые берега, выбрасывают вверх фонтаны искрящейся пены, дробятся и бегут назад, навстречу новым валам пенящегося сапфира.
Сан-Висенти — это радостный, солнечный антипод Сантуса. И в то же время — лицевая сторона Сан-Паулу. Каждую субботу сюда по новой Виа-Аншьета устремляется сплошной поток автомобилей, моторизованный Сан-Паулу. Сюда приезжают не только представители привилегированного общества на своих фешенебельных лимузинах. Удобный омнибус с мягкими откидными креслами за 25 крузейро подвозит к самому пляжу любых жаждущих солнца и воды паулистов. А тот, кто не может позволить себе такой роскоши, за полцены добирается сюда на автобусе.
Но на пляжах за Сан-Висенти вам вдруг начинает казаться, что все эти десятки тысяч приезжающих бесследно исчезают в песке.
Люди, уставшие за неделю от шума и суетни перенаселенного Сан-Паулу, ищут минуты уединения и покоя. И они находят их. Южнее Сан-Висенти изрезанное скалистое побережье Атлантического океана выравнивается, переходя в широкий пояс отмелей. Прайа-Гранде — Большой пляж, местами достигающий в ширину 100 метров, непрерывно тянется к югу на целых 60 километров. Из песка, потемневшего от солей и морской воды, природа создала тут идеальную автостраду, на которой вполне хватает места для неограниченного числа машин. На эту «автостраду» свободно могут приземляться даже спортивные самолеты.
Шестьдесят километров пляжа, за которым сотни лет назад жили приморские племена индейцев, стали первым плацдармом европейских поселенцев. Но берег океана оказался всего лишь пересадочной станцией, которая со временем опустела. В прошлом веке единственными обитателями Большого пляжа были смотрители одиноких маяков. Теперь же автомобиль и протест против лицемерной морали католической церкви принесли на Большой пляж новую жизнь — праздничную, радостную жизнь человека, который научился любить солнце и воду.
Не хочется возвращаться на раскаленные улицы Сантуса, но мы должны пройти через порт: мы должны прослушать утомленное, лихорадочно бьющееся сердце Сантуса, жизнь которого поддерживается инъекциями бразильского кофеина.
Когда европейский или американский импортер кофе делает закупки в Бразилии, он рассчитывает получить продукт, похожий на тот, что он покупал здесь десять лет назад. Тот же сорт, тот же вкус и аромат, та же величина зерна, та же чистота. Но в настоящее время, как и десять лет назад, такой кофе произрастает лишь на крохотных участках бразильских плантаций. Весь урожай кофе, который скапливается в Сантусе, представляет собой коллекцию самых разнообразных сортов. И все же мир получает отсюда только типовой товар. Для этого кофе-сырец должен пройти в Сантусе через руки нескольких опытных алхимиков, создающих из него маркированный тип кофе на продажу.
Мы увидели этот сложный обряд кофейных алхимиков в Сантусе, в лаборатории крупнейшего в мире покупателя кофе фирмы «Corporaçãо Americana de Cafe», ежегодно вывозящей из Бразилии 2200 тысяч мешков кофе, по 60 килограммов каждый.
Вся таинственная мастерская знатоков кофе умещается в двух простых комнатах со стеклянным потолком и раздвижными парусиновыми портьерами, которые умеряют полуденный жар сантусского солнца. Лабораторные столы, точные весы, стандартные сита, деревянные и металлические плошки, стопки одинаковых жестяных баночек с образцами кофе. За ширмой три круглых вращающихся стола; возле каждого из них маленькая подставка с воронкообразной плевательницей, как в кабинете зубного врача. В соседней комнате новые стопки плошек и баночек с кофе, большая электромельница и набор газовых печурок для поджаривания кофе.
Хозяева этих двух комнат определяют вкус кофе, который будет выпит миллионами людей; они готовят им 132 миллиона килограммов сырца, которые, пройдя через печи, превратятся в 1 миллион центнеров ароматных коричневых зернышек.
В этой лаборатории собираются образцы самых различных сортов бразильского кофе. А выходят отсюда всего лишь три стандартных типа, знаменитые «Red Circle», «Воkar» и «8 o'clock», обеспечивающие торговый успех 15 тысячам филиалов фирмы. Вкус и аромат этих трех типов кофе должны быть из года в год неизменными при любом урожае и независимо от того, льют ли дожди на бразильских плантациях или светит солнце.
Что же происходит в лаборатории кофейных алхимиков Сантуса?
— Это вовсе не секрет, — сказал с улыбкой симпатичный дегустатор Фабио Мораэс Абреу, впуская нас в свою рабочую комнату. — Все агенты, предлагающие нам кофе, произвольно отбирают в присутствии наших людей образцы из каждой партии. Эти образцы вы видите здесь, на стеллажах. Все баночки совершенно одинаковы, каждая на триста граммов кофе. На баночках анонимные ярлыки, так что мы никогда не знаем, кто отправил на дегустацию партию кофе. Впрочем, пойдемте и посмотрим весь процесс квалификации кофе…
Фабио Абреу взял баночку, высыпал на ладонь немного зеленого кофе, дохнул на него и понюхал. Потом на классификационном бланке написал одно-единственное слово — «рио».
— Таким способом по запаху мы разделяем кофе на три главных сорта. Самый низший сорт, «рио», берут немцы, датчане, французы и люксембуржцы. Средний сорт «дуро» вполне устраивает испанцев, аргентинцев и бельгийцев. А нежный кофе «моле» отправляется в Соединенные Штаты, в Швецию и Норвегию. Вам, вероятно, небезынтересно будет узнать, что у покупателей привычка играет гораздо большую роль, чем понятие о подлинной высококачественности кофе. Так, например, итальянцы за сорт «дуро» платят дороже, чем за «моле». Если предложить французам кофе «моле», считающееся на международном рынке лучшим, они станут утверждать, что оно куда хуже дешевого «рио». И ни за что не возьмут его даже по цене самого дешевого сорта кофе.