Там, за зеленой звездой — страница 16 из 21

Чтобы смягчить последствия обморока, Алонсо напоил юношу перебродившим соком местных ягод. Это возымело действие, но вовсе не то, на которое рассчитывал аспидонид. Испет начал действовать вроде бы и рационально, но преследуя совершенно безумные цели.

После концерта юный певец встретился с музыкантами и предложил им выступить вместе. Люди согласились, ведь голос Испета отличался удивительной чистотой и силой. За следующее утро они отрепетировали «Мечту о портале» и несколько собственных баллад юного демоника, а вечером Испет уже пел на открытой площадке, и тысячи слушателей повторяли слова баллады: «Я взгляну в глаза обезумевших звезд, я найду портал, мой последний портал, тот портал, что ведет меня в небо». Именно эти слова, которые демоникам казались слишком надуманными, у обитателей Аркалии встретили такое понимание, что Испет моментально стал кумиром местных ценителей музыки.

Это и дало толчок событиям, заставившим юного певца вернуться на Дему. Это, а так же то, что к Алонсо вдруг приехала женщина, которая считала портальщика мужем. Что думал по этому поводу сам Алонсо, юный демоник в своих записках не уточняет. Пишет лишь, что дэволэсса Марти эта была прекраснее всех женщин, которых он видел раньше. Темно-пурпурная кожа, усыпанная аккуратными треугольничками золотистых чешуек, огромные зеленые глаза… Дальше дневник Испета прерывается множеством набросков любовных песен. Но есть и короткие записи о тех или иных событиях.

Продюсер музыкального коллектива, с которым выступал Испет, восхитился юным певцом и предложил ему контракт. Однако, начав оформлять документы, он обнаружил, что дэволоида Бескаравайного вроде бы и не существует, а мир, из которого тот прибыл, еще не заключил никаких официальных договоров с правительством Федерации. На беду нашего героя фактом запроса заинтересовались какие-то крючкотворы из метрополии. Если бы Алонсо занялся этим делом, то от неприятностей, может быть, и удалось бы избавиться. На Аркалии весьма снисходительно смотрят на некоторые нарушения федеральных законов. Но накануне того дня, когда в отель, где снимали комнаты дэвилоиды, пришел чиновник из местной администрации и потребовал отчета о происходящем, подруга Алонсо долго говорила с Испетом.

— Он торчит тут, в полуадских мирах, только из-за тебя, — сказала Марти. — Если бы не ты, мне бы удалось уговорить его поехать к моим родителям. Он хороший, я верю… Хоть и считают, что аспидониды ценят свободу гораздо выше любви, но я сумею его переубедить…

Женщина заплакала, а демоник был поэтом. Поэтому, когда аркалийский чиновник попытался вместе с Алонсо найти вариант полной натурализации юного певца на планете, Испет сам предложил отправить его на родину.

— Когда-нибудь я вернусь и найду тебя, Алонсо Сарвато… Ведь портал на Деме действует, — сказал он. А ты постарайся сделать Марти счастливой.

О возвращении Испета в его дневнике нет ни строчки, зато доподлинно известно о событиях на Деме после этого момента.

Единственный концерт, данный Испетом на родине, считается ярчайшим примером гениального безумия или безумной гениальности. После него среди молодежи прокатилась эпидемия самоубийств. Юнцы поднимались на поверхность и смотрели на Альф, вошедший уже в фазу активности. В крупных городах прошли демонстрации, требующие от правительства скорейшего заключения договоров с Межпланетным сообществом. Жизнь на Деме изменилась, и изменения эти шли под звуки баллад юного певца.

Испет Бескаравайный стал кумиром, идолом. Но его поведение вне сцены нельзя было признать разумным. Получив письмо из какого-то из райских миров, он вдруг сделался мрачен и нелюдим. Не проходило дня, чтобы он не употреблял дурманящий настой грибов Вук. Однажды певец, увидев господина, у которого ложноножки не росли из-за какой-то болезни, набросился на несчастного с кулаками.

Видимо, потрясение, испытанное юным демоником во время путешествия, было столь велико, что он сам начал считать себя безумцем, что выразилось в его песнях. В одной из них он рассказывает о прекрасной деве, чья тело мягко, словно плоть съедобных улиток, а облик бесконечно совершенен. Безумный Испет поет о том, что созерцание прекрасной незнакомки вызывает желание упасть пред ней на колени и распластаться на песке, моля о едином ласковом слове. Или — наброситься на красавицу, вонзив в нежную кожу когти и жвала, так, чтобы стон страсти смешался со стоном боли, а последняя судорога оплодотворения совпала с последним вздохом прелестницы, которую больше никто не сможет коснуться ни взглядом, ни псевдоподией. Естественно, подобные фантазии не могут быть причислены к числу одобренных песен, и имя Испета Бескаравайного вычеркнуто из списков Ордена, что означает запрет исполнения его произведений в общественных местах, а сам он помещен в дом скорби.

Однако среди несознательной молодежи песни Испета-Странника остаются чрезвычайно популярны. Ореол мученика, окружающий его имя, придает звучащим в них странным и мрачным образам особый шарм, заставляя искать в их мельтешении особый смысл, доступный лишь избранным.

Благодаря интенсивному лечению Бескаравайный недолго творил в доме скорби. В последние годы жизни он представлял из себя совершенно бессмысленное, подобное лишайнику, существо, не способное ни осознать обращенную к нему речь, ни внятно ответить собеседнику. Так что когда подвижники-ученые, вычислившие формулу нерегулярных или «мерцающих» порталов, решили обрадовать первооткрывателя и предложить ему путешествие в один из дружественных миров, несчастный Испет никак не прореагировал на их визит.

А песни Бескаравайного иногда можно услышать в дальних галереях, где юные демоники прячутся от старших, чтобы предаваться различным порокам, часто весьма невинным, но все же осуждаемым обществом…

Командировка к ужасу

Джунгли остались позади. Теперь сверху, из кабины гравилета, зелень крон не казалась уже мерзко шевелящимся ковром, но больше походила на старую шубу с проплешинами полянок и каменных осыпей.

Вик осторожно сбросил высоту и медленно, стараясь не задевать верхушки деревьев, повел гравилет на север.

— Может, подберемся поближе к вашей аномалии и сядем там? — пробормотал он.

Вопрос повис в воздухе. Потом старший из лекорисов, МурлАрк, все же удосужился обернуться к сидящему за штурвалом землянину:

— Нужно точнее определиться… она все время меняется.

— Боишься, что на тебя опять баобаб кинется? — съехидничал лиловый МурВи.

«Чертовы кошаки», — пробурчал Вик и так дернул манипулятор, что четвертый член экспедиции — амазонка-телепат Лари — по-девчоночьи пискнула. Это еще больше испортило Вику настроение.


Во время прошлого приземления, пока похожие на прямоходящих котов лекорисы суетились вокруг своей аппаратуры, Вик неосторожно отошел от гравилета. Всего на десяток шагов… А кто виноват, что на Микор капитана Звездной Стражи Вика Тьера перебросили, как говорится, в режиме ошпаренной кошки? Заставили передать дела помощнику — и вперед. К тому же от ближайшего портального центра до Микора пришлось еще две недели трюхать на тихоходном внутрисистемнике. Так что на адаптацию оставалось всего трое суток…

А тут — природа, погода, бабочки размером с суповую тарелку порхают…

В результате извлекать полупарализованную тушку капитана из-под кучи сладострастно вибрирующего хвороста пришлось именно амазонке. Та визгливо крикнула на растение — и покрытые липкой слизью ветви испуганно прижались к стволу. Хорошая все-таки девчонка эта Лари Саратиш с Таранати!

Хотя — не девчонка она. И даже не женщина. У таранатиан три пола. Лари — «обеспечивающая энергией». О том, что это такое, Вик не очень задумывался. По крайней мере, рожают на Таранати не амазонки. Но и без них это дело никак не обходится. Хотя с виду телепат их экспедиции — долговязая девчонка-подросток. И ведет себя так же — то кокетничает, как большая, то — пацан пацаном.


— Осторожней! — подал все-таки голос МурлАрк.

Но продолжить нотацию ему было некогда — гравилет уже прочно стоял на чуть наклонной каменной площадке.

Коты углубились в свои замеры, а Вик выбрался из пилотской кабины и с удовольствием потянулся.

— Что там снизу слышно? — улыбнулся он Лари.

— Не извиняйся, не очень и жесткая посадка, ничего страшного, — в своей обычной манере ответила амазонка, не различавшая слова уже произнесенные и еще крутящиеся на кончике языка.

И вытащила из гравилета «хрустальный шар» — местное средство связи. Удобная штука, хотя для того, чтобы ею пользоваться, нужно иметь дар эмпата. Или, как сейчас, мощный телепат должен выступать в роли усилителя — тогда информацию может получить любой.

Вокруг шара заметались молнии, через миг сменившиеся изображением увешанной бусами дикторши:

«Рубеж тысячелетий вызвал к жизни всевозможные мифы. Один из них — пророчество о том, что Слуги Ужаса должны вернуться, и тогда мир постигнет множество бедствий. Даже те из наших соотечественников, которые считают себя трезвомыслящими и современными микорцами, с опасением ждут приближающуюся круглую дату. Другие же настолько испуганы, что стремятся покинуть родину до ее наступления».

Картинка — давка в космопорту.

«Кривая преступности резко ползет вверх, участились случаи погромов».

Картинка — разбитые витрины, мусор на мостовой.

Потом вообще бредовый сюжет:

«34 члена секты „Отрицающие Зло“, в том числе женщины и дети, подвергли себя самосожжению. Фанатики заперлись в старом доме и облили себя горючей жидкостью. Спасти не удалось никого».

Картинка — уложенные рядком черные головешки разных размеров, отдаленно напоминающие человеческие тела…

— Вот психи! — прокомментировал Вик. — Хотя… На побережье, по-моему, от жары недолго и свихнуться. И чего им тут, в горах не живется? Ты только понюхай, Лари, какой здесь воздух!

— Может, слишком холодно? — влез в разговор непоседливый МурВи, не прекращая крутить какие-то ручки на аппаратуре.