Парень поднялся и, не выпуская из рук Златин сапог, стал открывать дверь. Распахнув ее, он замер в дверном проеме, не двигаясь и ничего не говоря.
— Привет! — услышала Злата женский голос и, вытянув шею, попыталась рассмотреть за спиной парня его обладательницу.
— Привет, — наконец, сказал Лешка и чуть отступил в сторону. — Проходи.
В комнату вошла девушка. Невысокого роста, с темными вьющимися волосами, собранными в конский хвост. Ее точеная фигурка была просто идеальна. Карие большие глаза обрамляли длинные пушистые ресницы. Она была красива, причем красива по-особенному. Неброской, какой-то благородной красотой. Как русские красавицы-аристократки на акварельных портретах Брюллова.
Злата в первое мгновение решила почему-то, что передней та самая Лешкина соседка, которая вчера на лавочке под окном выясняла отношения с кавалером. А что? Она показалась очень красивой. Поэтому за ней парни толпой и бегали. Но это пришло на ум лишь в первое мгновение. Полянская перевела взгляд на Блотского и сразу поняла, кто перед ней. Маша, ну, конечно же, Маша! Та самая Маша, Лешкина девушка, о которой Злата Полянская почему-то забыла.
На Лешкином лице от былого беспечного веселья не осталось и следа. Губы были плотно сжаты. Голубые глаза смотрели прямо и напряженно, между бровей залегла складка.
— Я не помешала? — спросила она, переводя взгляд с белого атласного сапога, который Лешка продолжал держать в руках, на лицо Златы, наверняка виноватое и растерянное.
— Маш, ты не помешала. Но уже очень поздно, давай я позвоню тебе завтра, и мы поговорим! А сейчас я вызову тебе такси, — совершенно спокойно сказал парень и поставил на пол сапожок.
— Леш, у вас ведь сегодня вечеринка была? — спросила Маша, игнорируя его слова. Она закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. — Я думала, ты пригласишь меня! А ты не пригласил… Я думала, ты и сам не пойдешь, и приехала сюда, к тебе, но тебя не оказалось дома! Я долго сидела на лавочке, ожидая тебя, а ты прошел мимо и даже не заметил меня! Ты был так увлечен своей новой подружкой! И давно ты с ней?
— Маша, послушайте… — сочла нужным вмешаться Злата. Это было каким-то недоразумением, которое просто необходимо немедленно прояснить. Полянская вовсе не хотела, чтобы из-за нее Лешка поссорился со своей девушкой.
— Злата, не надо! — перебил ее парень — Маша, я не позволю тебе устраивать здесь сцену! Тебе лучше уйти.
— Навсегда, Лешка? — спросила она, и голос ее дрогнул. Стало совершенно понятно, держится она из последних сил.
Злата почувствовала, как у нее самой от жалости к этой девушке на глаза наворачиваются слезы. Лешкино молчание было красноречивее любых слов.
— Понятно! — резко отвернувшись, девушка распахнула дверь и выбежала из квартиры.
Блотский осторожно закрыл ее за ней и медленно обернулся. Злата смотрела на него широко распахнутыми глазами, в которых было и непонимание, и разочарование, и немой вопрос. У нее просто в голове не укладывалось, как Лешка может так просто отпустить эту девушку. Почему? Она ведь любит его! Зачем он разбивает ей сердце? Нет! Нет! Нет! Бред какой-то! Лешка ведь не какой-нибудь там подлец! Лешка не способен разбить сердце! Он же самый лучший, самый добрый, самый благородный!
— Я сволочь, правда, Злата? — горько усмехнувшись, сказал парень и опустился на корточки под дверью.
— Нет! — девушка мотнула головой. — Вы, наверное, поссорились, да? Она тебя приревновала и все такое… Такое бывает у влюбленных! Не может же быть все всегда ровно и гладко. Но вы помиритесь! Зря ты не дал мне поговорить с Машей…
Злата на удивление легко сняла второй сапог и уселась на пол, рядом с парнем. Леша улыбнулся.
— Она бы тебе не поверила.
— Ну, я умею быть убедительной!
Лешка засмеялся.
— Как с тем парнем, ну, помнишь, тогда, весной? Которому ты в глаз заехала?
— Нуда! — девушка тоже улыбнулась. — Может, шампанское принести? — спросила она, видя, что Лешка повеселел.
— Что, прямо сюда?
— А что? Мы неплохо сидим!
— Ну, неси!
Злата легко вскочила на ноги и побежала на кухню, а через секунду вернулась с шампанским и двумя фужерами. Она протянула парню бутылку, а сама уселась на колени и подставила фужеры. Блотский наполнил бокалы и протянул один Полянской.
— Ну, за что мы выпьем, моя золотая подружка? — с улыбкой спросил Блотский, заглядывая в ее голубые глаза.
— Ну, давай за то, чтобы вы с Машей помирились и никогда больше не ссорились! — предложила Злата.
— Нет! Давай выпьем за нас!
— За нас? — девушка, чуть склонив голову, заглянула Лешке в лицо.
— Ну да! Давай выпьем за нашу дружбу, взаимопонимание, — парень отвел глаза, понимая: сейчас самый подходящий момент сказать Злате все. Ее близкое присутствие и без шампанского кружило ему голову, едва уловимый аромат духов лишал его самообладания. И все же что-то удерживало его…
Злата. Он сходил с ума от любви к ней, а она… Ни разу за все время их знакомства она ни словом, ни делом не дала понять, что испытывает к нему что-то большее, чем просто дружеские чувства. Ни разу взгляд ее чистых ясных глаз, обращенных к нему, не затуманился страстью, нежностью или любовью. Никогда в ее прикосновениях не было скрытого намека. В словах не звучал неприкрытый флирт или кокетство И улыбалась она всегда по-доброму, искренне и открыто.
Блотский мечтал о ней, дышал ею, жил для нее, но так боялся разрушить то, что было у них сейчас. Он почему-то очень сомневался, что, услышав от него признания в любви, Злата тут же раскроет ему свои объятия. Все могло быть с точностью до наоборот. Их дружбе мог прийти конец.
— Давай! — согласилась девушка.
Они чокнулись и отхлебнули искрящегося вина.
— Леш, — осторожно начала Злата, всматриваясь в его четкий профиль.
Парень устало повернул голову и встретился с ней взглядом, зная наперед, о чем Полянская будет говорить.
— Злат, Маша хорошая девушка. Красивая и умная, но я не люблю ее больше. Знаю, ты сейчас скажешь, она меня любит и я причинил ей боль. Я с тобой соглашусь. Но уж лучше мы расстанемся сейчас, сохранив в памяти лучшее, что было между нами, чем будем мучиться рядом друг с другом и портить себе жизнь вот такими вот омерзительными сценами и, в конце концов, возненавидим друг друга.
— И что же? От твоей любви вообще ничего не осталось? — спросила девушка, которая в свои двадцать три года еще не могла поверить в подобное.
Как же это возможно, когда любишь по-настоящему? Она вспомнила Женьку и улыбнулась. Ей казалось, что она его любит, но его предательство лишь уязвило самолюбие да поколебало уверенность в себе. А потом она встретила Дороша… И оказалось, то, что она испытывала к Женьке, было чем угодно, но только не любовью. А то, что она чувствовала к Витале, было много больше, чем просто любовь… Безумная страсть и невыносимая нежность, дрожь в коленках и огонь в крови, головокружение и трепет в груди. Как может все это исчезнуть? Разве сможет она когда-нибудь это забыть? Она умрет без него…
Она снова вспомнила его темные смеющиеся глаза, грубоватые ладони, смех, и ей очень захотелось его увидеть. Злата тяжело вздохнула.
— Значит, Лешка, Маша не была твоей настоящей и единственной любовью! — медленно и немного грустно произнесла она. — Но ничего! У тебя еще все впереди! Тебе вон на радио уже поклонницы звонят, а что будет, когда ты выйдешь на сцену?
— Ох, и выдумщица же ты, Злата! — улыбнулся парень и как закадычную подружку обнял за плечи.
— Конечно, выдумщица! Я ж писательница, ты разве забыл?
Они засмеялись и налили себе еще шампанского.
На следующий день Злата Полянская уезжала. Лешке нужно было работать, да и ей надо было возвращаться. Парень провожал ее на вокзал. Всю дорогу они о чем-то болтали. Лешка улыбался, но глаза у него были грустными. Девушка это видела. Ей и самой было немного грустно снова расставаться с Блотским. Тем более, еще неизвестно, когда они смогут встретиться опять. У Леши эфиры, а ей скоро тоже выходить на работу. К тому же…
В эти последние минуты на перроне Злата впервые смутно ощутила некую магию в ее общении с парнем. Они были знакомы сравнительно недавно, но Злата интуитивно чувствовала всю глубину того понимания, с которым никто и никогда к ней не относился. Теперь она знала: есть на свете человек, который безоговорочно поддержит и, если надо, защитит от всего на свете. И зря говорят, что настоящая дружба зарождается только в детстве. В ее общении с Лешей все противоречило этому избитому утверждению. Но было в этом общении что-то еще, бессознательное и не до конца понятое, чему сейчас она не могла бы дать название, и только позже ей все станет ясно.
Впрочем, все, что было бесполезным и непонятным, беспричинно тревожащим и не находившим выход, недолго задерживалось в Златиных мыслях. И все же она не могла не признаться самой себе, эти несколько дней, проведенных с Лешкой, были полны света, смеха и тепла. Так много радости и беззаботности в них было. Ни разу ей не взгрустнулось, ничего не опечалило и не омрачило. Ей было с ним так хорошо, как, наверное, бывает только в детстве. Злата долго махала парню из окна вагона, а поезд стучал колесами, набирая обороты, и уносил ее прочь.
В свой родной город девушка приехала поздно вечером. На вокзале ее встретил отец на своих стареньких «Жигулях» и отвез домой. Выспавшись, искупавшись в ванной и неторопливо собравшись, Злата решила ехать в деревню только после обеда.
Автобуса не было, впрочем, ее это мало волновало. День был долгим, и она знала: к вечеру все равно доберется до деревни. Выехав за город, она поймала попутку, доехала до перекрестка, а потом неторопливо побрела по пыльной дороге, петляющей через поля, луга и лес, в Горновку.
Долгий жаркий день клонился к вечеру. Высокий купол неба был прозрачен и чист, только где-то на горизонте собирались кучевые облака. Низко над рожью летали ласточки, обещая дождь, а вдоль дороги клонились к земле васильки. Кругом бесконечный простор и тишина. Ни людей, ни машин… Злата любила этот простор и эту тишину, которая совсем не пугала, скорее, даже наоборот, радовала. Бодро шагая по дороге, она напевала себе под нос веселую песенку и чувствовала, как душа наполняется тихой радостью, а сердце громко стучит в груди. Она возвращалась домой! Да, именно домой! В большой прохладный дом из белого кирпича, под сенью березы и фруктовых деревьев. Туда, где пронзительно пахли лилии в палисаднике, которые она сама этой весной посадила, и зрели яблоки в саду. Где легкий ветерок трепал занавески на окнах, а вечерами в траве сверчки устраивали настоящие концерты.