Впереди бежала Манечка. Срывая на ходу цветы, девочка собирала букетик, пугая птиц в траве и пытаясь догнать бабочек. Елена Викторовна неодобрительно качала головой, когда малышка, выбираясь из постели рано утром, натягивала на себя платьице и бежала вслед за Златой. Они любили такие прогулки вдвоем. Или с Лешей. Когда бабушка уезжала домой, они часто всей семьей гуляли по окрестностям. Чаще всего Машка так же бежала впереди, а они шли, взявшись за руки, и улыбались, глядя ей вслед. Потом дочка неизменно просила сплести веночек, неважно, были это одуванчики, ромашки, васильки, зверобой, медуница или неизвестные цветы, все лето цветущие в лугах. Чаще всего они доходили до сажалки бабы Нины, усаживались на пригорочек, и Злата плела венок. Девочка просто обожала это занятие. Потом целый день бегала в нем, и вечером ее бывало довольно сложно уговорить снять его.
Идя следом за дочкой, Злата улыбалась, что-то отвечала девочке, но мыслями была далеко. Мыслями она снова возвращалась к сегодняшней ночи. Ужас холодил душу. Этой ночью она едва не сделала то, за что потом бы корила и винила себя всю жизнь. Она едва не поддалась соблазну и не шагнула в его сторону. Она убежала домой и, спрятавшись под одеялом, уткнулась лицом в подушку. Ее трясло. Слезы душили, отчаяние захлестывало. Подушка заглушала рыдания, рвущиеся из груди, а слезы все лились и лились из глаз. Не могла она их сдерживать более. Пусть это были слезы слабости, но она могла себе ее позволить. Злата уже не помнила, когда последний раз плакала. Наверняка лет шесть назад, и снова из-за Витали. Ей было так плохо и стыдно за слезы и за предательские мысли. Она ненавидела себя и осознавала, что она тонет, вязнет в наваждении, в том пространстве, где снова был он и никаких знакомых ориентиров, знаков. Каждой клеточкой своего тела она стремилась к нему и, кусая подушку, понимала: ничего не изменилось. Злата не вышла из дома этой ночью, но сейчас, идя по лугу, измученная и опустошенная, отчетливо представляла, что еще одной такой ночи она просто не переживет.
Надо уехать. Уехать в Минск сегодня же, заняться собственными делами, встретиться с Ириной Леонидовной, съездить в университет и издательство, дождаться Лешку и только с ним вернуться в Горновку снова. Она увидит голубые глаза мужа, его теплую улыбку — и все станет на свои места. Надо встряхнуться. И не раскисать. Ведь это совершенно на нее не похоже. Она оптимист, она справится. Вот так убеждая себя и подбадривая, девушка дошла до сажалки и окликнула Маняшу, которая рвала цветы у кромки леса.
— Мамочка, еще чуть-чуть, здесь столько цветочков! — тоненьким голоском откликнулась девочка.
— Добрай ранiцы, Златуля!
Девушка, не ожидая кого-то встретить в такую рань, испуганно обернулась и увидела бабу Нину.
Жара, установившаяся несколько недель назад, заставляла старушек выходить на огород с восходом солнца да еще, пожалуй, вечером и копаться до темноты. По-другому было просто невозможно. У бабы Нины здесь, на въезде в деревню, за сгоревшим домом Серака, была посажена картошка.
— Доброе утро, баба Нина! — девушка улыбнулась и свернула к изгороди из жердей. — И не спится вам?
— Да хiба ж старым спiцца? Гэта маладым счас самы сон, а нам… А ты во, бачу, тожа не спiш… Я часта бачу, як ты ўраннi гуляеш тут! — с трудом разогнувшись, старушка проковыляла к ограде.
— Ну да! Я вообще люблю окрестности Горновки, но днем так жарко, из дома не выйти, а утром хорошо. Свежо, хоть самую малость. Я уже не могу без этих прогулок! Для меня это стало своеобразным обязательным ритуалом! Я, когда не могу выйти по каким-то причинам, чувствую, как будто меня чего-то лишили! У нас ведь здесь как-то по-особенному… — девушка чуть смущенно улыбнулась, понимая, что баба Нина вряд ли сможет ее понять.
— Ну да, красiва у нас, канешне! Я як на агародзе капаюсь, другi раз разагнусь, гляну — красата! Толька што ж ад этага? Глянеш i забудзеш! Так было, калi нас яшчэ не было, i так застанецца пасля нас… Мы пражылi, Златуля, доўгую i цяжкую жызню! Нiколi за ўсё жыццё хазяiн мой не падарыў мне нi цвяточка! i не скажу, што плоха жылi, але ж не было ласкi. Усе работалi i нiчога болей не бачылi.. Таму гляджу я на вас з Лёшкам i радуюсь. Дай вам бог шчасця! Штоб так да старасцi i пражылi! i дочачка ваша такая харошая! Добра, што забралi вы яе…
— Спасибо, баба Нина! — Злата благодарно улыбнулась и обернулась, заслышав звонкий голосок Машки.
Собрав букет цветов, девочка прибежала к ним.
— Ох, якая ж ты красавiца, Маняша! — сказала ей старушка.
— Ты тоже! — не осталась в долгу девочка. — Смотри, баба Нина, каких я цветочков насобирала! Правда, красивые? Хочешь, я тебе их подарю? Возьми, там, у сажалки, таких много, я еще насобираю! — она протянула букет старушке, а у той прямо слезы на глазах выступили.
Злата, наклонившись, коснулась губами дочкиной головки.
— Мамочка, я пойду еще нарву цветочков?
Злата кивнула, и девочка снова убежала к сажалке.
— Бач ты, якая стрыказа!
— Да, Машка та еще непоседа! Ей все время что-то делать надо, куда-то бежать. Мама вообще ей нарадоваться не может. Манечка у нее первая помощница во всем. А вы что делаете на огороде? Что-то пропалываете? Мы уже не полем. Все горит. А так, в траве, может, и не так…
— Да ты во паглядзi на маю бульбу! Яна ж уся пачарнела ад фiтафторы i пасохла ўжо. Во траву парву i буду капаць! Чаго ждаць? Пасохня зусiм i карчоў не найду! Манька тожа казала, споляць i будуць капаць! А чаго ждаць, Златуля? Тэта ж раней па восенi бульбу капалi, а зараз во толью аугуст прыйдзя, i ўсе капаюць. Во толькi спалоць трэба! А ў вас, Златуля, не паела фiтафтора бульбу? Я матку бачыла, забылася спрасiць…
— Да вроде нет, стоит пока зеленая!
— Дак тэта добра! Здаецца мне, не будзе ў гэтым гаду бульбы! Арэхау багата ў лесе, калi арэхаў багата, тады бульбы няма.
— Ну, сколько будет! Мы много картошки не едим. Если не хватит, придется покупать.
— I то праўда, абы мы былi жывы, а бульбы хвацiць! И адзiн год не сядзелi без бульбы, якой не накапвалi, да летку хватала. Ну, а ты ўчора к тым качоўкам заходзiла? Валя ў Арышы была? Не вылазiць, курва, адтуль. I што яны там робяць?
— Вчера омолаживались! — с улыбкой сказала Злата. — Натуральные маски делали из огурцов!
— Ох, зусiм падурнелi! — всплеснула руками баба Нина. — От, б…дзi, што ўздумалi! А я думаю, чаго гэта ўраннi Валя прыходзiла за гуркамi? У мяне i няма iх ужо пачцi, высахлi, як нi палiвала. Пайшла, найшла там нейкiх крывых, яна i забрала! Во дуры, а? I куды гэта яны амалажывалiся?
Злата смущенно потерла нос пальчиком, размышляя, как бы поделикатней переменить тему.
— Ну, не курвы, а, скажы, Златуля? Зусiм з ума выжылi бабы! — в возмущении выпалила баба Нина и, чуть прищурившись, глянула куда-то Злате за спину.
Злата лишь улыбнулась в ответ.
Баба Нина, поднеся ладонь к глазам, заслонив их таким образом от солнца, устремила взгляд куда-то вдаль.
— Паглядзнка, Златуля, гэта там не тучы сабiраюцца над Пагулянкай? — сказала она.
Полянская обернулась и посмотрела туда, куда показывала баба Нина. За деревней, над лесом, как раз по направлению к соседней деревне, там, где была канава и осушенные давным-давно болота, клубился белый дым. Его и в самом деле можно было принять за кучевые облака, но это была не туча. Это был дым от горящих торфяников.
Когда на землю опустился вечер, Злата, уложив Маню спать, набросила на плечи кофту и покинула дом. Мама пробовала ее удержать, беспокоясь, но девушка заверила, мол, уходит ненадолго и скоро вернется. Полянская вышла на улицу и, осторожно прикрыв за собой калитку, огляделась, а потом, не торопясь, пошла на деревню. В воздухе уже отчетливо ощущался запах гари. Он не чувствовался днем, уносимый ветром, но к вечеру, когда ветер стих, едкий запах горящего торфа пополз по полям и лугам, достигнув деревни.
В сотый раз за сегодняшний день Злата взглянула в сторону болота и вспомнила, какой испытала страх сегодня утром, когда увидела дым над лесом, и каким сильным было желание схватить в охапку Машку и сбежать из деревни без оглядки. На мгновение ей представилось, в какую огненную ловушку они могут попасть, если лес охватит пожар, а такое вполне могло случиться. Впрочем, ей не дала поддаться панике баба Нина. Именно ее спокойствие отрезвило и вернуло мужество. Пожилая женщина не испугалась и не схватилась за голову, а осталась совершенно спокойной.
Она сказала Злате, что торфяники горят в Горновке не впервые и никаких неприятностей, кроме едкого дыма, особенно ощутимого к ночи, им это не принесет, беспокоиться не о чем, но пожарным нужно позвонить.
Чтобы не испугать Машку, Полянская постаралась успокоиться, но, придя домой, тут же бросилась к телефону. Заслышав гул, девушка сошла с дороги, а через минуту из-за поворота, осветив улицу фарами, показалась последняя пожарная машина. От ее мощности содрогнулась земля, но она проехала, скрывшись из вида, а скоро затих и гул. Тушить горящие торфяники ночью было опасным и бесполезным занятием. Действовать приходилось почти вслепую. К тому же пожарные рисковали провалиться в выгоревшие ямы, выбраться из которых не представлялось возможным. Над деревней снова воцарилась тишина. Но сегодня она не была такой, как вчера, — умиротворенной, сонной, благодатной.
Сегодня она казалась напряженной, угнетающей, опасной. Да, слова и спокойствие бабы Нины обнадеживали, но, вернувшись домой и пошарив в паутине интернета, Злата забеспокоилась: опасение снова поднялось в душе девушки. Пожары на торфяниках уничтожали леса, деревни, дороги. Торф под землей не так просто было потушить, особенно в такую засуху. Он мог тлеть не одну неделю, более того, он мог тлеть даже зимой. Он выжигал огромные котлованы, в которых долго сохранялась высокая температура. Провалившийся туда человек, без сомнения, был обречен. Пожар на торфяниках обеспокоил всех в деревне, но не потому, что горновцы по-настоящему боялись чего-то серьезного. Неприятно, конечно, что приходилось дышать дымом, особенно в такую жару. Они верили, что пожарные не дадут пожару распространиться и обязательно его устранят.