К вечеру, когда запах дыма пробрался в комнаты, Елена Викторовна повесила на окна и двери мокрые простыни, таким образом пытаясь предотвратить дальнейшее проникновение дыма, и даже попросила Злату съездить в город за марлевыми повязками. Девушка съездила, но чувство тревоги, не покидающее ее весь день, от этого меньше не стало. Именно поэтому она и вышла вечером из дома, понимая, что вряд ли сможет уснуть.
Ей хотелось сходить за деревню и убедиться, что у пожарных и в самом деле все под контролем, что огонь не подкрадется к дому к утру. Впрочем, конечно, не только за этим…
Не доходя до дома бабы Мани, в свете фонаря Полянская увидела мелькнувший темный силуэт, и сердце дрогнуло.
Виталя! Конечно, это был он! Зябко передернув плечами, несмотря на то что ночь была теплой и душной, девушка стянула полы кофты, чувствуя, как с каждым шагом расстояние между ними сокращается и ее охватывает волнение. Сердце учащенно забилось в груди, щеки заалели. Хорошо, было темно и он не смог этого увидеть. Ему никогда не узнать, что, покидая сейчас свой дом, она надеялась на встречу с ним. Но вдруг он поймет это, почувствует?
Когда расстояние между ними сократилось до одного шага, Дорош остановился, вынуждая ее последовать его примеру.
— Добрый вечер, Злата Юрьевна! — звонко и весело поздоровался он, разбив тем самым оглушительную тишину этого вечера. — Вышла прогуляться перед сном? Понимаю! Я вот тоже не могу сидеть дома, когда на улице такая ночь. Так и тянет на приключения! — он засмеялся, и девушка не смогла сдержать ответной улыбки.
Мужчина говорил легко и непринужденно, и в том, как это звучало, да и во всем его облике, было столько беспечности и несерьезности, что не заметить это было невозможно. Это было возмутительно, учитывая опасность, угрожающую деревне, да и всем им, но возмутиться Злата не смогла. Наоборот, оказавшись рядом с ним, улыбнувшись, она почувствовала, как уходит тревога, отступает страх и становится легче дышать.
— Ну, приключения здесь ты вряд ли найдешь! — в тон ему ответила Полянская.
— Не веришь? — приподняв брови, спросил Дорош.
— Верю! — чуть поколебавшись, сказала Злата и усмехнулась.
— А давай-ка, Злата Юрьевна, в этой вечерней прогулке я составлю тебе компанию! Надеюсь, возражать ты не станешь?
— Не стану, но как же «приключения»? — с легкой иронией поинтересовалась она.
— Подождут! Не сговариваясь, они двинулись вперед, прошли домик Витали и пошли дальше.
— Ты зачем вчера стоял у нас под ивой? — нарушив молчание, спросила Злата.
— А тебе чего вчера не спалось? — вопросом на вопрос ответил мужчина.
— Я первая спросила! Дорош усмехнулся.
— А у меня свидание было назначено у тебя под ивой. Я там подругу ждал!
— Что? — недоверчиво протянула Злата. — Какую подругу? В Горновке вряд ли найдется для тебя подруга! А-а-а, ты, наверное, с Аллой Масько встречался у нас под ивой? Или, может быть, бабу Валю ждал? — девушка рассмеялась над собственным предположением, только без особой искренности.
— Очень остроумно! Но ты ошибаешься! Ты сама прекрасно знаешь, что в деревне есть с кем встретиться! При моей-то неотразимости!
— Врешь ты все!
— А вот и нет! Между прочим, ты своим приходом чуть все не испортила. Девушка должна была уже подойти, а тут ты… Здесь, в деревне, всем ведь известно, каких высоких моральных принципов ты придерживаешься, а она замужем, между прочим. И ей, сама понимаешь, совершенно не хотелось афишировать наше близкое знакомство. Кстати, извини, если испугал. Ты с такой скоростью сдернула с лавочки, что я думал, ты калитку снесешь. Чего тебе не спится по ночам, а, Злата Юрьевна?
— Бессонница! — только и смогла сказать девушка, чувствуя, как больно щемит сердце и обида сдавливает горло.
Интересно, он понимает, что причиняет ей боль? А если понимает и причиняет ей боль намеренно? Виталя способен на это, она не сомневалась.
— Я знаю, как от нее избавиться! — наклонившись и понизив голос, сказал мужчина. Его дыхание обожгло щеку девушки, а аромат парфюма ударил в нос.
— Спасибо, я обойдусь!
— Ну и вредная же ты, золотая моя! — тихонько засмеялся он.
Злата на мгновение закрыла глаза. Он произнес это так, как произносил прежде, с теми незабытыми интонациями безграничной нежности, от которой у нее подкашивались ноги. Как же хотелось забыть сейчас обо всем и хоть на мгновение, под покровом ночи, прижаться к нему и ощутить тепло его тела и силу объятий! Задохнуться, уткнувшись ему в плечо, и почувствовать прикосновение его губ к своей щеке. Это желание было таким сильным, что Злате пришлось сжать ладони в кулачки, так, что в ладони впились ногти, причиняя боль.
Между ними снова воцарилось молчание, в котором они и вышли из деревни, оказавшись среди полей, раскинувшихся вдоль дороги. Здесь было так тихо…
Только слышно было, как где-то одиноко кричит птица. Тюки соломы тонули в дыму, наползающем из-за канавы. Звездное небо над головой было невероятно близким. Казалось, стоит протянуть руку — и можно дотронуться до него. Небосклон был таким огромным и бескрайним, в нем вполне можно было потеряться, раствориться. Темнеющие на горизонте леса, простирающиеся поля казались такими незначительными, незаметными, почти не существующими. Злата подняла глаза к мерцающим звездам и на мгновение забыла обо всем.
Виталя смотрел на нее и чувствовал, что теряет над собой контроль. Сил больше не было играть в эти игры, притворяться веселым и беспечным. Сил больше не было противостоять непреодолимому влечению, желанию коснуться ее, сжать в объятиях и целовать до темноты в глазах. И еще труднее было сдерживать себя, зная, что и она хочет того же, но, подчиняясь здравому смыслу, сдерживает себя.
Пять лет прошло с тех пор, как они расстались. С тех пор, как, отпустив ее, Виталя решил, что так правильно. В некотором роде он, можно сказать, поступил благородно, ведь, будучи женатым человеком, Дорош не мог ей дать всего того, чего она на самом деле заслуживала. Вот только забыть ее он так и не смог. Более того, он ведь знал, что и Злата помнила о нем, на протяжении всех этих лет так же, как и прежде, желала. Это ставило обоих в тупик. И если он видел выход из сложившейся ситуации, Злата Юрьевна предпочитала молча терзаться и держать его на расстоянии. Виталя не мог и не хотел задумываться над тем, почему его так тянет к ней, почему он не может ее забыть, почему даже спустя все эти годы она так желанна ему, даже больше, чем собственная жена.
Бывает же так, когда два человека, встретившись, с первого взгляда испытывают притяжение, когда между ними вспыхивает страсть, которую не могут остудить ни время, ни расстояние… Ведь каждый раз, заглядывая в огромные голубые глаза Златы Полянской, Дорош чувствовал, как исчезает время. Он снова вспоминал тот день, когда впервые увидел ее.
Злата была печальна и грустна, тогда ведь хоронили ее бабушку. Но даже тогда его поразило то, что он почувствовал. Мужчину как будто током ударило… Виталя смотрел и смотрел на нее тогда и потом стал искать с ней встреч. Тогда он еще не знал, чем та первая нечаянная встреча обернется для него и как много станет значить для него Злата. И пусть порой она раздражала его своей правильностью и принципиальностью и не единожды казалось, что он просто ненавидит ее. Он отдалялся от Златы и иногда даже думал, что может обойтись без нее. Но проходило время, и он снова скучал, желал, любил… Да, любил, насколько вообще был способен любить. Злата дарила ему надежду. Рядом с ней хотелось быть лучше, а это многое значило…
— Не нравятся мне эти тюки! — прочистив горло и отступив от девушки на шаг, снова заговорил Виталя.
Бесспорно, он мог бы сейчас заключить Злату Полянскую в объятия и был уверен, что она не стала бы сопротивляться. Только ему хотелось, чтобы она сама сделала шаг, чтобы забыла обо всех тех принципах и идеалах, которые не нужны были в реальности, в той земной реальности, повседневной жизни, где каждый раз люди идут на какой-то компромисс с собой и, не особенно терзаясь угрызениями совести, продолжают жить дальше. Может быть, это был какой-то нездоровый мазохизм, но Дорошу доставляло удовольствие видеть, какую борьбу Злата ведет с собой и собственными желаниями. Он догадывался обо всех терзаниях, мучивших ее, и о том, как ей больно. Мужчина, сам того не осознавая, как будто наказывал девушку за пять лет разлуки и свои тщетные попытки забыть ее.
Дорош не задумывался над тем, что будет потом, если Злата все же не устоит и уступит ему. Так далеко в своих мыслях Виталя не заходил. Он просто хотел ее и больше не мог бороться с этим.
— Почему? — хрипло спросила Злата и откашлялась.
— Потому что если начнет гореть по-настоящему, здесь будет ад! Эти тюки и стерня вспыхнут в два счета!
— А что, есть такая вероятность? — в ее голосе явственно промелькнул испуг.
— Не знаю! — честно признался Виталя. — Когда под землей горит торф, никогда не знаешь наверняка, что может произойти и чем это может обернуться! Ты, небось, уже залезла в интернет, знаешь, какие могут быть последствия? Я был там сего дня. Конечно, они не смогли за день потушить пожар. Все кругом такое сухое. Ночью тушить торфяники опасно, значит, за ночь они разгорятся еще больше. Возможно, завтра подключат авиацию и тяжелую технику. Плохо, что здесь поблизости нет водоемов! Приходится ездить к реке, а путь не близкий.
— Но они ведь не допустят, чтобы пожар приблизился к деревне?
— Они делают, что могут!
— Значит, они делают мало! — в панике воскликнула Злата. — Так, завтра же я позвоню в Минск, в МЧС, на горячую линию, на телевидение, в конце концов…
— Успокойся! — решительно прервал Злату Виталя и сжал ее руки чуть выше локтя, остановив тем самым ее беспорядочные метания. — Все будет хорошо! Давай так. Я буду следить за ситуацией на торфяниках и обо всем рассказывать тебе, чтобы бабы на деревне не слагали истории и небылицы. А ты будешь держать народ в курсе событий, и если будем видеть, что пожарные не справляются и все становится действительно опасным, будем думать, что предпринять! — сказал мужчина, не отпуская, однако, ее рук.