…Когда все закончилось, Дорош обнял Злату, обхватил ее руками и ногами и прижал к себе. Полянская обвила его руками и уткнулась лицом в плечо, прижавшись щекой к его щеке. Ее губы, припухшие от поцелуев, то и дело касались теплой, гладкой, удивительно нежной кожи мужчины. И так приятно было чувствовать тепло его тела, слышать громкий стук сердца и ощущать его легкое дыхание, шевелящее ее волосы. Злата тихонько гладила его спину и чувствовала, как руки, сжимающие ее, ослабевают. Виталя засыпал, а ей не спалось.
Глядя широко открытыми глазами в темноту комнаты, зачарованная причудливыми узорами от проникающего в окно света уличного фонаря, Злата чувствовала, как от бесконечной нежности и любви к Дорошу у нее замирает сердце, а от переполняющих эмоций щиплет от слез глаза. Она ведь любила его. Всегда любила, и, несмотря на все обиды и доводы разума, даже теперь, по прошествии всех этих лет, так и не смогла разлюбить. Впрочем, это она поняла еще тогда, три года назад, когда прощалась с ним у куста калины. С пониманием этого она жила и последующие годы. И все ждала, что ее любовь пройдет сама собой, развеется, растает, как утренний туман. Так должно было быть, потому что ее чувства к Витале были несоизмеримы с ее любовью к Машке, к Леше, к Горновке, к тому, чем она занималась и чем жила. Полянская всегда знала, что на чаше весов все это всегда будет перевешивать ее чувства к Витале. Но как сейчас разжать объятия и уйти, Злата не знала.
Она не хотела засыпать, она хотела всю ночь, минута за минутой, наслаждаться его теплом, его близостью, его ароматом. И утром она хотела увидеть, как он просыпается, открывает глаза, она хотела снова увидеть его улыбку, а потом проститься, но уже навсегда. Сейчас, как и тогда, Злата знала, что уйдет, и других вариантов в их истории не будет.
Глава 11
Багряный шар солнца уже закатился за высотки столицы, когда Злата Полянская отперла входную дверь квартиры-студии, в которую они превратили однокомнатную квартиру Блотского, доставшуюся ему от бабушки и деда. Остановившись в полутьме прихожей, девушка бросила на трюмо сумку и ключи, прислонившись к стене, стянула с ног сандалии и прошла в комнату, запруженную проводами, бумагами, нотами, компакт-дисками, пустыми чашками, забытыми барабанными палочками и кое-чем из вещей Лешки — следы последней репетиции и поспешных сборов ребят на гастроли. Пройдясь по комнате, Злата собрала пустые стаканчики из-под кофе, подняла и сложила футболку мужа, подошла к окну и открыла сразу две створки, вместе с багряным светом впуская в комнату загазованный, тяжелый воздух города, пахнущий пылью и асфальтом. Постояв немного у окна и глядя на пожухлые, скрюченные листья липы, Злата устало потерла ладонями лицо. Отойдя от окна, Полянская опустилась на диван.
Стены квартиры наступали на нее, грозя раздавить, а в сердце закрадывались отчаяние и страх. Реальность происходящего просачивалась в мозг, и, несмотря на удушающую духоту в квартире, Полянская чувствовала, как ее начинает бить озноб. Понимание того, что случилось сегодня ночью, постепенно проникало в сознание, но разум не мог до конца охватить последствия произошедшего. Как могла она так низко пасть? Как могла позабыть обо всем? Ужас леденил душу, а на глаза наворачивались слезы. Девушка прилегла на диван, одним движением руки сбросив на пол диски и прижавшись щекой к мягкому покрывалу, закрыла глаза. Ее трясло.
Одному богу известно, как она вообще смогла доехать до Минска в таком состоянии. Трусиха! Жалкая трусиха! А ведь она не смогла, просто не сумела уснуть в объятиях Витали и, проснувшись, увидеть его улыбку и глаза. На востоке занималась заря, когда она выскользнула из рук мужчины, стараясь производить как можно меньше шума, оделась. И всего на мгновение задержалась у кровати, где, прижавшись щекой к подушке, безмятежно спал Дорош. Темные длинные ресницы подрагивали у него на щеках, а в уголках красивых губ как будто затаилась улыбка. Злате очень хотелось хотя бы кончиками пальцев коснуться его лица, но она не стала этого делать, побоявшись разбудить мужчину. Она просто смотрела на него и чувствовала, как сердце разрывается на части.
Убежав домой, Злата поспешно собрала вещи, все время ожидая на пороге появления Дороша. Она представляла, что может последовать за этим. Но он не появился. И не позвонил. Всю дорогу до Минска Полянская вздрагивала от телефонных звонков, поминутно ожидая: это он. Но на протяжении всего долгого дня Виталя так и не объявился. И сейчас девушка уже не знала, радоваться ей от этого или плакать. Можно все забыть, лучше все забыть, сделать вид, что ничего и не было, затолкать все произошедшее в самые далекие закоулки памяти и продолжить жить дальше. Завтра из Крыма возвращается Леша, завтра ее снова закружит тот привычный и знакомый ритм жизни, в котором она жила все эти годы и была счастлива. И если очень постараться, можно притвориться, будто ничего и не произошло.
Обрадоваться возвращению мужа, сказать, как безумно скучала, но ведь это будет ложью. Последние две недели все ее мысли были заняты исключительно Дорошем, и если бы это зависело от нее, Злата предпочла бы, чтобы Блотский задержался в Крыму. Она не могла обманывать себя, как бы подло это ни было по отношению к Леше. Горячие слезы медленно выкатились из-под плотно сжатых век, а сердце сжалось от боли и тоски.
В памяти всплывали обрывки жаркой ночи, подарившей неземное наслаждение, ночи, которую она не забудет никогда. Как наяву, Злата снова видела темные глаза Витали, в которых смешались веселье и желание, на кончиках пальцев ощущала терпкий аромат его парфюма. И со всей обреченностью она поняла: как прежде жить она уже не сможет. Без него не сможет. Весь день Полянская боялась, что Виталя позвонит, а вот сейчас, кусая губы от боли и отчаяния, ей хотелось, чтобы он позвонил.
Хотелось услышать его голос, полный нежности и теплоты, хотелось услышать его смех. Что бы он ни сказал и ни предложил, сейчас Злата согласилась бы на все, даже если бы пришлось полностью изменить всю свою жизнь. А что, если как раз он и есть ее судьба? А что, если она ошиблась? Поспешила? Ведь жизнь снова и снова сводила ее с Виталей, а в сердце продолжала жить любовь к нему. А что, если сейчас они снова встретились, чтобы уже не разлучаться? А вдруг он решит развестись с женой, чтобы быть с ней? Ведь они не могут жить друг без друга, так зачем им жертвовать своими чувствами в угоду чувствам его жены или ее мужа? Ведь это неправильно! Да и жизнь, она ведь одна…
Вскочив с дивана, Злата бросилась в прихожую, вытряхнула содержимое своей сумочки, нашла свой мобильный, собравшись позвонить Витале и прояснить ситуацию, но в последний момент что-то удержало ее от этого шага. Вернувшись в комнату, Полянская снова легла на диван и, сжав обеими руками телефон, прижала его к груди. А ведь он так и не позвонил… Да, пусть, проснувшись и не найдя ее рядом, он обиделся, но, зная ее, он мог бы предположить, что так и будет. А вдруг он и не думал о чем-то серьезном, о том, что в дальнейшем могло бы быть между ними? А вдруг ему нужна была только одна ночь с ней? Дрожь пробежала у Златы по телу при одной мысли об этом. Она не сможет с этим жить! Да как вообще жить, если все произошедшее этой ночью окажется лишь мимолетным эпизодом для него, а ей разобьет сердце? Как же хотелось сейчас девушке услышать его голос, который вмиг бы развеял все сомнения и страхи. Ведь этой ночью, дойдя в своем отчаянии до края, Злата Юрьевна Полянская со всей ясностью осознала, что ради того, чтобы быть с Дорошем, ради того, чтобы стать с ним единым целым, она готова пожертвовать Лешей и их семейной жизнью.
Эти мысли были страшными, но они уже не заставляли душу девушки цепенеть от ужаса. Куда страшнее было и дальше жить без Витали. Она уже переступила черту и предала мужа, да и в своем сердце она предавала его все эти годы, пусть упорно и гнала от себя эти мысли. И она готова была идти до конца, как бы ужасно это ни было, ради Витали она готова была на все…
Впрочем, утром следующего дня от ночной категоричности и отчаянной решительности Златы Полянской мало что осталось. Бессонная ночь, пролитые слезы не лучшим образом сказались на ее внешности. Девушка лишь скептически сжимала губы, тщетно пытаясь замаскировать следы отчаяния на своем лице, собираясь с утра в офис Ирины Леонидовны. Злата чувствовала себя разбитой и смертельно уставшей, но спокойной. Буря прошла, пригнув ее к земле, но вот взошло солнце, и она снова, как пшеница в окрестностях Горновки, тянулась к его ласковым лучам. То, что случилось у них с Дорошем и так потрясло ее, смытое потоками слез, как будто отодвинулось, отступило на задний план, а жизнь брала свое.
Именно поэтому Злата и собиралась сейчас в офис Лешкиной мачехи, а потом, к обеду, намеревалась отправиться на вокзал встречать ребят с гастролей. Дорош не позвонил и теперь. Злата понимала, как глупо было ждать, да еще и бояться этого. И что бы он ей сказал? Да он, наверное, вздохнул с облегчением, не обнаружив ее поутру в своей постели. Не пришлось ей, дурочке, объяснять, что ничего не изменилось, и только эта ночь..
Стараясь отогнать воспоминания, Злата поспешно собралась, облачилась в тонкие темные леггинсы и белую атласную тунику с воротничком, украшенную черными бабочками. Стянув волосы на макушке резинкой, она закрутила их и заколола шпильками. Прихватив лежащие на тумбочке сумочку и солнце защитные очки, девушка покинула квартиру. Еще один летний денек, как и предыдущий, обещал быть жарким и солнечным. Злата, пликнув сигнализацией, смахнула несколько пожухлых липовых листочков с капота, забросила сумку на переднее сиденье и села за руль. Выехав со двора, девушка покатила на проспект Победителей, где в одном из офисных зданий находилась юридическая контора, в которой ведущим юристом работала Ирина Леонидовна. Движение на проспекте было оживленным, но без заторов: утренний час пик прошел. Злата катила по улице, постукивая пальцами по рулю в такт музыке, льющейся из магнитолы. Поглядывая по сторонам, девушка рассматривала оживленный, бурлящий поток городской суеты и после деревни отчетливее, чем когда-либо, ощущала неутомимый ритм большого города, который затягивал ее в свою пучину.