Злата так хотела, чтобы он позвонил. Вчера вечером, ночью, да и сегодня весь день она замирала, когда звонил телефон, и с надеждой смотрела на экран. Вопреки всем доводам разума ей так хотелось снова услышать его голос — негромкий, нежный, пронизанный искорками смеха и тепла. Злата не верила, что он позвонит… И вот…
Девушка сжала обеими ладошками все еще вибрирующий телефон и услышала, как из комнаты вышел Леша.
— Злата, это у тебя телефон звонил или мне показалось? — спросил он. Телефон, наконец, затих в руках, но оборачиваться к мужу девушка не торопилась, догадываясь, какое у нее сейчас выражение лица.
— Нет, не показалось, — прочистив горло, ответила она. — Номером ошиблись! — сунув телефон в карман халата, так и не повернувшись к Леше, она снова скрылась в ванной, даже не совсем осознавая, что она делает и зачем.
Телефонный звонок Витали вмиг разрушил ту уютную атмосферу тихого вечера рядом с мужем, в которую Злата так легко поверила, за которой попыталась спрятаться, обмануть себя.
Закрыв за собой дверь, Полянская опустилась на край ванны и сжала обеими руками телефон. Он позвонил… Он думал о ней… Злился… Скучал… И, не совладав с собой, переступив самоуверенность и гордость, позвонил. На глаза наворачивались слезы. Она так хотела ему позвонить. Но звонить нельзя. За дверью ее ждет муж. Да и играть в подобные игры Злата Юрьевна не умела. Она и так чувствовала себя ужасно виноватой за то, что было, но чтобы еще и шептаться по телефону с любовником за закрытой дверью ванной — это уж слишком.
Снова сунув телефон в карман, девушка тщательно умылась холодной водой, вытерла лицо и, собравшись с силами, вышла из ванной.
Глава 12
Школьный двор сельской школы, где когда-то Злата Юрьевна Полянская совсем недолго преподавала русский язык и литературу, в это ясное утро первого сентября гудел. Детишки разных возрастов, учителя, родители и просто любопытные толпились на площадке и широких ступенях крыльца, где обычно проводили все торжественные линейки.
Сегодня, в этот первый ясный осенний денек, народу у школы было много, но Злата знала: детей с каждым годом становится все меньше. И директор, и учителя опасались, как бы школу и вовсе не закрыли, а детей не стали возить в ближайший городской поселок. Здесь, в центре, дела обстояли не так печально, как в Горновке и других небольших деревнях, разбросанных поблизости, в которых уже не осталось молодежи, лишь несколько стариков, доживающих свой век, пустые хаты да тишина и безлюдность, царящие кругом. Здесь, в центре, дома не пустовали, как раз наоборот, от самого районного центра, по трассе, вдоль реки, в прибрежной зоне, так сказать, дома пользовались спросом, продаваясь за приличные деньги, но покупали их в основном под дачи, а молодежь стремилась в город. Не тянуло молодых к земле и работать в колхозе считалось даже постыдным. Злата знала об этом, не раз обсуждала эту проблему с председателем, но реального решения не видела. Чем можно было привязать молодежь к земле? Чем можно было увлечь ее? Деньгами? Девушка сомневалась. Сейчас и в колхозах неплохо платили, но это ничего не меняло.
Патриотизм отсутствовал в нынешней молодежи, был просто пустым словом, звуком, над которым они даже не задумывались. Слишком сильным было дуновение той другой, неведомой жизни. Они уезжали и с некоторым снисхождением, презрительностью смотрели на тех, кто остался. Сейчас, идя рядом с Лешей и Маняшей по центральной дорожке, обсаженной ярко-оранжевыми бархатцами и пестрыми цинниями, Злата снова думала об этом.
Приехав однажды в Горновку, оставшись там, Полянская всеми силами пыталась сохранить в ней жизнь, не дать ей умереть, исчезнуть с лица земли, но ведь Горновка была лишь маленькой каплей в огромном море. Сколько таких деревень было в их районе? А в области? Да и в самой республике…
Чтобы привить любовь к родной земле, к деревне, к своим истокам, надо было дать возможность людям прикоснуться к истинной культуре своей страны, донести до них то, что является незыблемым и главным. Проникнуть в души, отдать… И возможно, тогда будет какой-то результат.
Поэтому каждый раз, выходя на сцену, беря в руки микрофон, Злата надеялась и верила, что если хоть один человек в зале понял то, что она на самом деле хотела донести до него, значит то, что она делала, было не зря. А вообще ей как артистке и писательнице хотелось, чтобы каждый зритель и читатель что-то брал из ее выступлений, книг, что-то важное и лично для себя. Потому что она не понаслышке знала: если не помнить и не чтить прошлое, здесь никогда не будет будущего.
Злата всегда жила проблемами деревни, и все же дочку она отдала в эту сельскую школу не из соображений патриотизма. Бесспорно, они с мужем могли бы отдать девочку в лучшую районную гимназию, благо, в их городе такая имелась, но вот будет ли там Маше хорошо, они сомневались. Они не хотели и не могли враз нагрузить ребенка, пытаясь сделать из дочки вундеркинда на радость себе. Возможно, в этом и не было ничего плохого, но Леша и Злата придерживались другого метода воспитания. Машка не ходила в детский сад, да и в Горновке не было детей, с которыми она могла бы играть. Они хотели ввести ее в школьную жизнь легко, непринужденно, ненавязчиво, не пугая. К тому же, несмотря на их растущую популярность, они все же считали, что девочке лучше будет среди деревенских детей.
Потом, когда она немного освоится, когда пойдут оценки, когда они поймут, к чему у дочки способности, тогда уже можно подумать о школе искусств или школе с каким-то уклоном, а пока пусть познает радость общения со сверстниками, в полной мере насладится безоблачным детством. Отдавая Манечку в школу, Полянская очень переживала и волновалась, но сейчас, поглядывая на дочку, такую хорошенькую, со своими белокурыми кудряшками, которые Злата с утра собрала в два смешных хвостика и украсила голубыми атласными лентами, что так удивительно подходили к голубым глазкам дочки, она почти успокоилась. Белоснежная хлопковая блузка девочки была отделана кружевом, а черный сарафанчик — строг и элегантен, как и лаковые туфельки с золотистыми пряжками. Они все утро думали, какие же купить цветы дочке, и остановили свой выбор на разноцветных герберах, которые дополняли наряд девочки и гармонировали с яркими красками осени — золотистыми, оранжевыми, багряными мазками, уже коснувшимися крон кленов, росших у площадки.
Злата то и дело поглядывала на дочку и видела, с каким интересом она посматривает по сторонам и робко улыбается, встречая заинтересованные взгляды детишек. И на сердце становилось легче… Страшно было отпускать ребенка от себя, пусть даже в школу…
Впрочем, с любопытством и интересом на них поглядывали не только детишки. Взрослые тоже, не особенно стесняясь, смотрели на них. Идя по дорожке и улыбаясь, они втроем выглядели такими красивыми и счастливыми. Невозможно было на них не смотреть и невольно не завидовать. О да! Они могли бы притворяться, выставляя напоказ то, чего не было. Те, кто с завистью смотрел на них, знали, как это бывает. Никто не хотел выносить сор из избы, все старались показать благополучие идеальной семьи, но чаще это было лицедейство, напускное, придуманное. У многих было что скрывать, прятать и забывать…
Но глядя на Злату и Алексея, невозможно было обвинить их в неискренности и притворстве. Нельзя было изобразить такую безмятежную улыбку и придать взгляду столько теплоты и света, нельзя быть таким открытым миру и окружающим, если в семье не все в порядке. Молодые женщины, глядя на Лешу Блотского, украдкой оглядывали себя, поправляя невидимые складки на платьях, и не могли не думать, как повезло Злате Полянской с таким красавчиком мужем. В своих темных узких джинсах, белой футболке и темно-синем коротком пиджаке он выглядел потрясающе.
А с какой гордостью он вел за руку дочку?! Вот это настоящий отец… С тайной завистью поглядывали на них многие из присутствующих на этой школьной линейке, посвященной Дню знаний, так уж были устроены люди. Но были и такие, которые расплывались в теплых искренних улыбках. Они в самом деле были красивой парой. Рядом с Блотским Злата с распущенными золотисто-рыжими волосами, струящимися по спине, в белой футболке с крупной сеткой, украшавшей короткие рукава, и широкой юбке по колено цвета фуксии, отделанной золотистой тесьмой по краю и украшенной расшитым широким поясом, туфлях на невысоких каблучках с ремешком, массивными сережками в тон юбке и безупречным макияжем была неотразима.
И пусть в ее стиле отражалось то, чем она занималась, это нисколько не портило ее образ, пусть не совсем современный и модный, но зато такой элегантный, яркий, неповторимый. У входа в здание школы стояла молодая учительница, которая в этом году набрала первый класс. Злата не знала ее. Нет, конечно, когда они привозили документы Маши и оформляли дочку в школу, Полянская успела пообщаться с ней немного, только и всего. Она не была знакома с этим педагогом.
Впрочем, оглядываясь по сторонам, Полянская пока не заметила своих давних знакомых. Они направились к учительнице, и уже почти подошли к толпе детишек-первоклашек, когда на крыльце показалась стройная невысокая брюнетка в атласном платье темно-вишневого цвета, туфлях-лодочках на шпильке, с безупречно уложенными короткими каштановыми волосами. Сердце Златы испуганно дрогнуло.
Даже по прошествии стольких лет она сразу узнала жену Дороша. Первым желанием было отвернуться, уйти, чтобы не встречаться с ней взглядом, не подходить, не заговаривать. Но она быстро справилась с собой, понимая, как это могло бы выглядеть со стороны. Леша вряд ли понял бы ее, да и все эти люди вокруг. Она ведь знала, что Марина Александровна работает в школе завучем по учебной работе, и то, что они не встретились чуть раньше, когда Злата привозила документы, было просто случайным везением. И в дальнейшем ей, конечно, придется общаться с завучем. Может быть, не часто, но все же…
Марина Александровна подошла к учительнице первого класса, заговорила с ней и обернулась, когда к ним подошли Злата и Леша. Ничего не дрогнуло в лице женщины. На мгновение их взгляды встретились, и Марина Александровна приветливо улыбнулась.