Пройдя дом Масько, Злата перевела взгляд на ярко светившиеся окна Максимовны и вспомнила о вшивом квартиранте, которого она у себя приютила. Бомж, безработный, алкоголик, а Максимовне лишь бы мужик в доме был. Она говорила на деревне, будто он ей помогает, вот только чем, оставалось неясным. Девушка взглянула на голый чердак сарая, где гулял ветер. Сена там не наблюдалось совсем. Она перевела взгляд на тощую лошадку за огородами бабы Ариши.
Это была единственная лошадь, оставшаяся в Горновке, своеобразный раритет, так сказать, и вместе с тем она была совершенно бесполезна. Этому животному со сбившейся, выкачанной шерстью и страшно выпирающими ребрами было немного лет, но от постоянного недосмотра и недокорма оно едва волочило ноги. Летом, в жару, лошадь забывали напоить и перевязать на другое место, а к зиме снова не заготовили сено. Вот и паслась эта несчастная лошадка на пожухлой осенней траве, которая вряд ли могла ее накормить, и непонятно было, как до сих пор она жива и зачем ее вообще мучают.
Злата не раз задавала этот вопрос Максимовне, просто сил не было смотреть на то, как мучается бедное животное, но баба Ариша божилась, крестилась и заверяла девушку, что лошадь сыта. Ну, просто такая она тощая, что ж тут поделать, ведь и люди бывают худыми, но это не значит, что они все время голодные…
Баба Нина обрадовалась их приходу. Тут же поставила кипятить чайник, а Злата выставила на стол принесенную шарлотку, посыпанную сахарной пудрой, которая ей особенно удавалась. В конце лета и осенью она часто баловала родных и друзей этим кисло-сладким лакомством, и все в один голос утверждали: яблочный пирог — определенно ее фирменное блюдо.
Пока баба Нина делала чай, Маняша, удобно устроившись на табурете, усадила рядом свою любимую куклу и достала большую красочную книгу, намереваясь всем почитать. Конечно, еще до школы Злата научила дочку читать и накупила целую стопку всевозможных детских книг, которые девочка читала, причем делала это с особым удовольствием, чему Полянская в душе радовалась. Сегодня дочка собиралась похвастаться своими успехами бабе Нине.
— Добра, што ты не забываеш нас, Златуля, давядаешся! Як прыходзіць восень, а тады і зіма, хоць воўкам вый адна ў хаце. Няможна сядзець адной. I целявізар не спасае… Сцены так і давяць… Улетку хоць цямнея позна. На гародзе капаешся, да і так пакуль курам дасі, пакуль сабак накорміш… А цяпер во што? Рукі складзі і сядзі, як дурань… Удзень то к Мані зайду, то к Цімафееўне… Бачыла ты, Златуля, якога кватаранта Максімаўна прыняла сабе? Тэта ж здурэла мо баба на старасці гадоў ці што, не пайму. Як ён сюды прыблудзіў? Ванючы, не мыты, вошы поўзаюць па ім, страх! Я, як устрэціла яе ў калодца, ужо давала так давала, ды да яе ці даходзя… Садзіся, Златуля, к сталу і бяры чашкі, чайнік ужо закіпеў…
Баба Нина принесла чайник, налила кипятка в расставленные Златой чашки, достала ложки, сахарницу и коробочку с чаем. Присев к столу, старушка пододвинула к себе чашку, а потом, как будто что-то вспомнив, всплеснула руками, встала и вышла в другую комнату, а вернулась с плиткой шоколада. Машка, подняв глазки, тут же заулыбалась, будучи, как и все дети, сладкоежкой.
Злата чуть заметно погрозила дочке пальцем, строго следя за тем, чтобы она не переедала сладости. Машка тут же состроила в ответ просительную мордашку, и Полянская рассмеялась.
— Во, успомніла, унучка шакаладку прывозіла. Разварачывай, Златуля, Маша з чаем хай п’е!
— Мамочка, я чуточку! — попросила девочка.
— Я посмотрю! Мы с тобой сегодня уже съели положенную норму сладенького!
У Маняши на шоколад была аллергия, поэтому Полянская не баловала дочку шоколадными конфетами, саму же Злату тянуло на сладкое по другой причине.
Каждый раз, заглядывая вечерами к старушкам на чай, Злата засиживалась допоздна. И вроде деревня была маленькой, и старушек всего ничего, а так получалось, что поговорить всегда было о чем. Каждый раз обсуждались местные новости, потом вспоминали какие-то услышанные из соседних деревень, говорили о родственниках, вспоминали давно умерших и нелегкую жизнь, которую прожили старушки в Горновке.
Только после того, как Маняшу стало клонить ко сну, Злата засобиралась домой. Баба Нина вышла вместе с ними во двор, чтобы, проводив, задвинуть на калитке засов, потом закрыться в доме на все замки, погасить свет и, ворочаясь с боку на бок, ждать, когда придет утро. Они уже дошли до калитки, когда вдруг услышали какой-то глухой звук, как будто что-то тяжелое уронили на землю.
— А божачкі мае! — испуганно вздрогнула баба Нина.
— Мамочка, что это? — встрепенулась Маняша.
— Не знаю! — пожала плечами Злата.
Выйдя из калитки на улицу, девушка огляделась по сторонам, но в свете фонарей ничего подозрительного не увидела.
Улица была пустынна. Кругом царила тишина. Уснули, кажется, даже собаки.
— Бывая, сярод ночы сабакі пачынаюць брахаць так, што здаецца, вось-вось з цапі сарвуцца, — понизив голос, заговорила баба Нина.
Выйдя из калитки, она огляделась по сторонам, все больше посматривая на перекресток в начале деревни.
— Я думаю, мо на кабаноў брэшуць, па восені, ты ж ведаеш, ходзяць прама па дзярэўні. Раз устала, свет не запалівала, выйшла на крыльцо, кругом цёмна, фанары патушаны, а на бярозе свет атражаецца. Я да каліткі падышла, у шчолку глянула, бачу, на перакростку машына стаіць і фары ўключаны. А бывала, і не адна стаіць. Прыязджаюць з горада, стычкі ў іх тут ці сходкі, не ведаю. Да толька страшна вельмі. Не зра гарбатая казала, што мальчыкі гуляюць у яе за домам, відна, яшчэ як гуляюць! Жудас на мне тут адной у гэтым канцы. Маслюкі панапіваюцца і спяць, Арыша тожа! А мне бывае так жудасна, што хоць на дзярэўню бяжы!
— Баб Нина, — прочистив горло, заговорила Злата, почувствовав, как холодок страха пробежал по спине. — Вы звоните мне, если вдруг услышите или увидите что-нибудь подозрительное. И вообще, надо было раньше мне сказать об этом! Все это нельзя так просто оставлять! Почему я и сама об этом не подумала… Здесь же остались одни одинокие бабульки, которых в случае чего и защитить некому. Надо этот вопрос поднять в сельском совете, нет, я понимаю, нам не выделят прям охрану кругло суточную, но участковый мог бы приезжать в деревню хоть раз в день для того, чтобы спугнуть, показать, что деревня и люди не оставлены на произвол судьбы!
— Златуля, да каму мы трэба! — безнадежно махнула рукой баба Нина. — Ты часта бачыш тут участковага ці прэдсядацельшу? I м начхаць на нас…
— Это мы еще посмотрим! — решительно заявила Злата и, простившись с бабой Ниной, пошла к себе домой.
По правде сказать, Злата никогда не думала, что родной деревне и ее обитателям может что-то угрожать. Они могут чего-то опасаться, не спать ночами, но девушка даже не предполагала, что по ночам здесь может что-то происходить страшное, криминальное. Какие-то разборки, встречи… Понятное дело, не честные, не порядочные люди назначают встречи посреди ночи на перекрестке у деревни! Нет, конечно, за шесть лет ее жизни здесь бывало разное, и реальные угрозы тоже, вспомнить хотя бы то, как Дорош воровал дрова в ночи, или то, как они ловили бандитов, залезавших в дома в поисках старых икон. Да, это было. Но все эти истории заканчивались благополучно и забывались. Злата Полянская привыкла считать, что безопасней Горновки нет места на земле. Нет, ну что можно взять в старых домах или у одиноких бабулек, доживающих свой век? Да и как можно? Это не укладывалось в голове, и девушка даже думать об этом не могла всерьез, уезжала ли она или возвращалась.
Но, как оказалось, Полянская просто пребывала в неведении. Отчего-то ни баба Маня, ни Тимофеевна раньше не говорили ей о чем-то подобном. Не хотели беспокоить? Или не знали? Это теперь неважно. Надо что-то предпринять… Обязательно заехать в сельсовет, причем завтра же, как только отвезет Машку в школу, и еще достать и почистить дедов дробовик.
Злата так ушла в свои мысли, что не сразу заметила спрятанную в тени, подальше от света фонаря, машину. И не увидела бы, уже свернув к своей калитке, если бы боковым зрением не уловила отразившийся в фарах свет фонаря. Сердце испуганно екнуло, и как-то не сразу в голове возникла мысль, что спрятанная в тени машина принадлежит Дорошу.
Злата сбилась с шагу, остановилась, оглянулась.
— Мамочка… — испуганно позвала ее Маняша.
Злата заставила себя отвернуться, обернуться к дочке, улыбнуться, коснуться ее белокурой головки и вместе с ней войти во двор.
— Все в порядке, моя хорошая! — как можно безмятежнее и спокойнее сказала Злата, не желая пугать ребенка. — Мама просто кое-что забыла сказать бабе Нине и только сейчас вспомнила! Давай скорее поднимайся по ступенькам! Мы с тобой сегодня загулялись определенно. Сейчас быстренько в ванную, умываться, чистить зубы и в постель. А то проспим завтра школу! — А ты сказку мне прочтешь?
— Ну, конечно, Машенька!
Пока дочка чистила зубы, умывалась, переодевалась и укладывалась в постель, радость и страх боролись у Златы в душе.
Казалось, минуты текли бесконечно. Машка все никак не желала засыпать, а Полянская, читая ей сказку, просто не понимала ее смысла, да и строк почти не видела, повторяя заученное, зачитанное много раз…
Хотелось вскочить и выбежать из дома к Дорошу навстречу. Пододвинув к себе телефон, она то и дело поглядывала на темный экран и на окна, в которых могли мелькнуть фары отъезжающего авто. Но телефон безмолвствовал, да и за окном было тихо и непроглядно.
Все ее существо стремилось навстречу к мужчине, ведь они так давно не виделись и даже не разговаривали по телефону. Злата соскучилась. Все внутри трепетало от предвкушения предстоящей встречи, а сердце сжималось от страха. Она должна сказать Витале о своем положении, да вот только как это сделать, не знала. Возможно, сегодня… Нет, не сегодня! Только не сегодня! Сегодня просто хотелось утонуть в его объятиях и не думать ни о чем. В последний раз… А там уж будь что будет.