Тем утром, отвезя Маняшу в школу и вернувшись, девушка позавтракала и, чувствуя, что бессонная ночь начинает давать о себе знать, заперла двери и легла спать. Сон сморил ее сразу, как только она коснулась головой подушки. Она как будто провалилась куда-то, где не было ни мыслей, ни воспоминаний, ни сновидений. А проснулась от отчаянного и громкого стука в окно. Кто-то стучал так сильно, что стекло звенело и дребезжало.
Приподнявшись на подушке, Злата выглянула в окно и увидела Аллу Масько. Это она, барабаня в окно, то и дело прижималась носом к стеклу, надеясь хоть что-то рассмотреть сквозь тюль занавесок. Сонная, еще не совсем понимая, что происходит, Злата вскочила с постели и бросилась к окну. Почувствовав головокружение, схватилась за подоконник. Отодвинув штору, девушка кивнула соседке в сторону двери и, на мгновение закрыв глаза, не спеша отправилась открывать.
Ворвавшись на веранду, женщина плюхнулась на табурет и схватилась за сердце.
— Ой, Златуля, ратуй! Яны яго забіраюць! — тут же запричитала она.
— Кто и кого? — непонимающе спросила девушка и потерла ладошками лицо, окончательно прогоняя остатки сна.
— Да ўчастковы наш прыехаў! Кажа, мы пліты пакралі і прапілі! А якія нам пліты… Яны нам трэба? Мы тут колькі гадоў ужо! Толік усю жызню… Участковы кажа, у ЛТП яго адправіць лячыцца ад п'янства! А мы тут ні пры чым, Златуля! Мы пліты не бралі, ты ж нас знаеш! Мы ніколі ні ў кога не кралІ!
— Послушайте, какие плиты?.. Чего вдруг участкового принесло сюда? А впрочем, это даже и хорошо, что принесло! У меня к нему разговор есть! Пойдемте! Он у вас?
— Да, у нас! Халера яго бяры! Златуля, ты ж толькі скажы, каб Толіка не забіраў! Я ж без яго прападу тут! Да і не толькі я! Хадзем, Златуля, хадзем, скажаш яму, што і бабулькі без яго загінуць тут зусім!
— Да, сейчас, только куртку захвачу!
Вернувшись в дом, девушка сдернула с вешалки легкий плащик, сунула ноги в кроссовки и заперла дверь. Алка стояла у калитки, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, и с тоской и отчаянием поглядывала на милицейскую машину, которая стояла у их дома, и кучку старушек, столпившихся возле нее.
— Идемте! И расскажите-ка мне, что случилось!
— Так етай жа ноччу ў памятніка пліты ўзарвалі і вывезлі! Мабыць, хтосьці ўздумаў вылажыць імі дарожку! Што за лю дзі, а? Тым жа плітам колькі гадоў! Да яшчэ і ў памятніка…
Злата мгновенно вспомнила грохот, который они услышали вчера с бабой Ниной, тот самый, который испугал их. Так значит, кто-то поднял и вывез плиты от памятника. А ведь положили их лет тридцать назад, совершенно обычные бетонные плиты, обшарпанные, потемневшие от времени, вросшие в траву. Трудно представить, что в наше время они могли кому-то понадобиться, однако же вот…
Господи! Что за люди! Как можно вот так осквернять памятники? Это ведь почти что осквернить могилы! Куда катится мир? Неужели кроме личного благополучия никто ни о чем больше думать не может? И то, что кто-то вот так запросто мог сотворить такое, просто в голове не укладывалось.
И Масько при всех их непутевости и беспутности, безденежье и вечном пьянстве на такое бы не пошли. Девушка была совершенно в этом уверена. На мгновение мелькнула мысль: а может, Дорош?..
Но Злата тут же решительно отбросила ее. Виталя, конечно, не был ангелом и некоторые его действия и поступки шли вразрез с представлением Златы о порядочности и благородстве, но даже у него был свой кодекс чести, свое понимание, что можно сделать, а через что переступить нельзя. И девушка была уверена, что взрывать плиты у памятника он не стал бы. Они быстро подошли к дому Масько.
Алка, решительно расправив плечи, шла впереди, совершенно уверенная: уж Злата Полянская разберется сейчас со всем и не даст Толика в обиду. Когда они подошли, бабульки поспешили им навстречу, негромко возмущаясь, вздыхая и качая головами. Но Злата лишь на мгновение сбавила шаг и, поздоровавшись, направилась прямо к участковому, стоящему чуть поодаль, решительно и даже грубо напирающему на Толика Масько, который, жалко сутулясь и взволнованно жестикулируя, пытался оправдать себя.
— Добрый день! — обратилась Злата к участковому. — А что здесь происходит? — решительно заговорила она, пытаясь держаться спокойно, хотя внутри закипало негодование.
— Добрый день, Злата Юрьевна! — обернулся к ней участковый. — Да ничего особенного не происходит! Вот сейчас повезу Масько в районное отделение по подозрению в краже плит у памятника. Вы, надеюсь, уже в курсе, что ночью у памятника взорвали и вывезли плиты? У меня есть предположения, что сделал это Толик, вот посидит на сутках, а потом будем оформлять его на принудительное лечение в ЛТП! — он выложил ей это с каким-то особенным удовольствием.
— У вас есть доказательства? Он признался? — спросила девушка, сжимая ладони в кулачки. — Нет, он не признался, как раз наоборот, все отрицает, но совершенно очевидно, что это сделал он!
— В самом деле? — иронично приподняла брови девушка. — А вот мне очевидно, что вы просто пытаетесь повесить на него эту кражу, тем самым избегая очередного висяка! Разве нет? У вас нет доказательств! А я совершенно уверена, что он этого не делал! Вам лень работать, искать и разбираться! Вам проще все на него спихнуть, убив тем самым двух зайцев! Во-первых, как я уже сказала, вам будет что предъявить начальству и получить премию, во-вторых, вы еще и сократите количество безработных алкоголиков на участке, вверенном вам! И опять же это повышение и премия!
— Злата Юрьевна… — тут уж и участковый стал закипать.
Он уже имел дело с ней и знал не понаслышке, что от нее так просто не отделаешься. К тому же она ведь была и местной знаменитостью…
— Я могу поручиться за Толика! И не только я, если уж на то пошло! Вот эти бабульки, они тоже скажут вам, что Толик не брал эти плиты. Пусть он и пьяница, пусть и пропащий человек, но никто из присутствующих здесь не скажет вам, что он вор.
— А на что они живут, скажите мне, пожалуйста? За что пьют? Что едят? Нет, ЛТП ему не избежать…
— Они работают. Если вы не в курсе, круглый год они помогают бабулькам в деревне — сажают огород, заготавливают, пилят и колют дрова, убирают огород, воду из колодца таскают и снег зимой чистят. Они делают все, чего бы старушки в деревне не попросили. И никогда не отказывают. Им платят, конечно, кто чем может. И даже просто так кормят, покупают сигареты и продукты. Если вы не в курсе, кроме моего мужа да Ефимыча, который всего лишь старик, Толик — единственный здоровый мужчина, постоянно проживающий в деревне. И если не к нему, то к кому, простите, им обратиться за помощью? Я понимаю, вы выполняете свою работу, но, поверьте, это не тот случай. И кстати, раз уж вы здесь, я хочу поднять вопрос о патрулировании деревни. Хотя бы пару раз в неделю. Вы понимаете, что здесь живут беззащитные старушки, которым некому помочь?.. А разных отморозков и наркоманов ведь хватает. Мы живем в отдалении от города, в глуши…
— У каждой из бабушек есть мой мобильный. И у вас, кстати, тоже! — перебил ее участковый.
— О да, конечно, но что-то я не уверена, что, если позвоню вам ночью, вы возьмете трубку. Но даже если и возьмете, пока вы приедете… Знаем мы это, проходили не раз!
— Злата Юрьевна, вы что же предлагаете, чтоб мы здесь посты поставили и круглосуточно охраняли бабулек? Вы вообще знаете, сколько по району таких деревень? К тому же у них у всех есть дети, к которым они могут уехать! А что касается Масько… Вы знаете, что сейчас с тунеядством строго? Если он не устроится на работу…
— Устройте его на работу! Здесь, в Горновке, кем он может работать и где? Предложите ему что-нибудь, обеспечьте доставку к месту работы, и он будет работать.
— Да у него даже паспорта нет! Он бомж, без паспорта и прописки!
— Конечно, он бомж! У него же дом сгорел и все документы! А вы вместо того, чтобы разрешить им жить в доме старого Шарая, который много лет стоял никому не нужный, сровняли его с землей, вырубили сад, хороший сад, куда все желающие ходили за яблоками. А что в итоге? Все заросло диким малинником так, что порой страшно пройти мимо, того и гляди может выскочить дикий кабан, а то и вовсе волк!
— Вы преувеличиваете!
— Нисколько! Можете проехать и посмотреть сами. Кабаны ходят по деревне! Я была немного занята последние несколько недель в Минске, но сейчас, будьте уверены, я подъеду в сельский совет и подниму этот вопрос. Если же меры не будут приняты, я обращусь выше! И поверьте, меня послушают! Мы сделаем с ними паспорта, я лично отвезу их в город сфотографироваться и в паспортный стол тоже отведу, ну а вы уж позаботьтесь о прописке и трудоустройстве, если действительно хотите помочь и спасти этих людей! Может быть, звездочку вам за это не дадут, но, мне кажется, порой повышение в звании и премия — это еще не самое главное!
Участковый тяжко вздохнул.
— Я приеду через неделю. Надеюсь, к тому времени у вас будут какие-то результаты!
— Можете не сомневаться, будут! И кстати, вы все же поспрашивайте старушек, может, кто-то что-то и видел вчера. Проверьте квартиранта бабы Ариши. Мы с дочкой у бабы Нины вчера были. Когда выходили от нее часов в девять, слышали, как что-то как будто упало, испугались, конечно, но и подумать не могли…
— Да опрашивал я уже бабулек. Никто ничего не видел и не слышал. Может, вы с ними поговорите? Вам-то они наверняка что-нибудь расскажут. Конечно, все это останется между нами. Я не собираюсь привлекать их в свидетели! Ладно. Мне пора ехать. Так, Толик, смотри мне!
Масько что-то забормотал, но участковый слушать не стал, отвернувшись, кивнул Злате, старушкам и, сев в машину, уехал.
Несколько минут все молча смотрели вслед удаляющейся милицейской машине, а потом как-то разом заговорили. Толик и Алка стали благодарить Злату, но девушка лишь махнула рукой и подошла к бабе Нине, бабе Мане и Тимофеевне, на ходу потирая лоб и чувствуя, как начинает болеть голова. Ну вот, опять она разволновалась, разнервничалась, и, наверное, снова подскочило давление. А ведь врач предупреждала ее: никаких волнений, никаких нервов, стрессов и прочего.