Катя завороженно слушала, не отрывая глаз от ее лица, как будто вдруг озарившегося каким-то внутренним светом.
«Светом любви к родной земле и этой деревне…» — догадалась девушка. У дома настойчиво посигналила машина. Катерина вздрогнула, как будто очнувшись.
— Можно я позвоню тебе сегодня вечером? — поворачиваясь к двери, спросила она.
— Можно. Я уложу Манечку спать и после девяти смогу с тобой поболтать! — согласно кивнула Злата Полянская.
Катя махнула ей на прощание рукой и скрылась за дверью. Злата постояла немного в прихожей, потом вернулась на кухню, убавила огонь на плите, оделась и вышла на улицу. Солнце скрылось за горизонтом, но там, далеко за лесом, продолжал розоветь закат, отражаясь неярким светом в стеклах окошек. На востоке в сине-кобальтовых сгущающихся красках небосклона уже зажглась первая звезда. К ночи опять похолодало, и Злата зябко поежилась, выходя за калитку. К ночи еще острее пахло сыростью и землей. Этот запах, почти осязаемый, казалось, капельками влаги ложился на волосы, впитывался в кожу, проникал внутрь. Стояла такая пронзительная тишина, что девушке на мгновение показалось, стоит только остановиться, затаить дыхание — и можно просто раствориться в ней. Пройдя до колодца, Полянская остановилась и взглянула на дом покойной бабы Мулихи.
Березы больше не было. Не было и дички, которая с их огорода кроной ложилась на крышу и портила ее. Расчищенная дорожка, вырубленный бурьян как будто освобождали дом, вырывая его из пут запустения и бесприютности. Дом, который, казалось, вот-вот может развалиться, как будто встрепенулся, ожил, окреп, сбросив с плеч годы забвения. В чистых стеклах, вымытых Катей и ее мамой, отражались последние отблески догорающего заката. И уже даже незаметна была выцветшая облупившаяся краска на рамах и наличниках, потому что в глаза бросалось не это. Как-то сразу маленький старый домик обрел живой вид. Глядя на него, на душе у Златы потеплело. Сердце обожгла та самая тихая беспричинная радость, которую рождала беззаветная любовь к этой земле.
Глава 20
В апреле Злата Полянская родила дочь. Маленький теплый комочек появился на свет несколькими днями раньше поставленного срока, застав свою маму врасплох. Все девять месяцев, будучи девушкой взрослой и современной, Полянская готовилась к предстоящему событию и знала, чего ожидать. Интернет мог дать ответы на многие вопросы, всевозможные форумы переполнены советами и рекомендациями, подруги и однокурсницы уже имели детей, и Анька, двоюродная сестра, ставшая мамой несколько лет назад, не упускала возможности дать совет, в красках рассказывая все, что следует знать, отправляясь рожать, да и после…
Последний месяц был особенно тяжелым для девушки, нетерпение и усталость перед предстоящими родами, предугадать течение которых никто не мог, заглушили страх. И все же, когда все началось, Злата растерялась. Во-первых, это было раньше запланированного срока, во-вторых, как бы она ни готовилась, чего бы ни наслушалась, все равно это были первые роды, и она боялась. Благо, последние две недели родители жили в Горновке и ни на минуту не оставляли ее одну. Елена Викторовна специально взяла отпуск, чтобы быть с дочкой в последние недели ее беременности, да и потом, после того, как ее выпишут из роддома, помочь на первых порах. Она, конечно, беспокоилась не меньше Златы и разволновалась еще больше, когда однажды среди ночи дочь разбудила ее и сообщила о водах, которые, по ее мнению, только что отошли. Женщина вскочила с постели и увидела мокрые пятна на просторной ночной сорочке Златы. Страх на мгновение охватил ее, но она тут же взяла себя в руки и приказала себе успокоиться. Не хватало еще испугать дочку, впасть обоим в панику и бестолково носиться по дому.
Не тратя время на пустые разговоры, Елена Викторовна тут же вызвала скорую и помогла дочери собраться. В четыре утра Злату Полянскую отвезли в родильный зал, а в десять на свет появилась Ульяна Юрьевна Полянская. Злата еще раньше решила назвать ребенка этим именем, как решила дать дочке свое отчество и фамилию. Она не могла дать ребенку фамилию и отчество Алексея Блотского, как и не имела права дать фамилию Дороша. Для этого Витале следовало признать официально Ульяну своей дочкой, он же этого делать не собирался. Он сам избегал разговоров об этом, как и обо всем другом, что касалось ребенка, которого она ждала. Злата и не спрашивала, прекрасно понимая, что он не согласится, по-прежнему надеясь избежать огласки и скандала, веря, что все как-нибудь утрясется и дома не узнают.
Нет, Злата не собиралась рассказывать всем, кто отец ребенка, посвящая посторонних людей в сложные перипетии своей личной жизни. Но она прекрасно знала: в Горновке всем известно, что произошло у них с Лешей и кто отец. Полянская вообще в последние месяцы даже не пыталась понять, что у Дороша на уме и как все будет дальше, а главное — будет ли вообще. Его нечастые звонки, еще реже встречи с ним… Холод, отчуждение, пустота.
Он наказывал ее, это было очевидно, а ведь именно сейчас он был ей так нужен. Усложнять и без того сложные и непонятные отношения между ними, навязывая ему отцовство и своего ребенка, Злата не собиралась. Было обидно, да! И стало еще больнее, когда она взяла туго спеленатый сверточек на руки и коснулась губами пухленьких нежных щечек. Слезы счастья и невероятной нежности катились по щекам, улыбка расцветала на губах, что-то росло в груди, сметая на своем пути все преграды. Злата любила свою малышку, когда она еще была внутри нее, но тогда материнский инстинкт лишь просыпался, давая о себе знать беспричинной улыбкой, неожиданно пролившимися слезами умиления. Сейчас же он заговорил в ней в полную силу. И девушка благодарила бога, который все же наставил ее на путь истинный и не допустил аборта, который она, испугавшись, хотела сделать.
Злате казалось, дни и ночи она может смотреть на Улю как на некое невероятное чудо, случившееся в ней. И сколько бы она ни смотрела на малышку, дотрагивалась до нее, кормила, качала на руках, все никак не могла осознать, что это и есть тот самый ребенок, который девять месяцев жил внутри нее, те самые две клетки, ее и Витали, которые однажды встретились. Ульяша совсем не походила на Дороша.
Она была светленькой, и хотя цвет ее глаз было сложно определить, девушка не сомневалась, что они будут такими же голубыми, как и у нее. А ведь Злата втайне мечтала, чтобы ребенок унаследовал его черты лица, цвет волос, смуглость кожи. Так хотелось, чтобы с ней навсегда осталась его маленькая копия. Как-то очень важно это было, когда она носила ребенка под сердцем, но когда родила, об этом даже не вспомнила…
В те первые дни в роддоме, когда эмоции захлестывали и брали верх над разумом и логикой, со Златой вообще творилось что-то неимоверное. Сначала казалось, ей больше не нужен Дорош и она скажет ему об этом, как только ее выпишут. Глядя на маленького ангелочка, прижимающегося к ее груди, казалось, ей больше ничего и не нужно в этом мире. Пусть Виталя живет со своей семьей и забудет о них. То наоборот, ей хотелось рассказать ему о рождении дочки, услышать его голос, поговорить, порадоваться вместе с ним, показать Ульяну. Не верилось Злате, что он может остаться равнодушным и не захотеть видеть малышку. Ведь она его, так же как и ее. Да, пусть наш мир не совершенен, и в нем часто случаются страшные вещи, объяснить и оправдать которые нельзя: матери оставляют своих новорожденных детей и забывают о них, не говоря уже об отцах, которые исчезают, едва только узнав о беременности. Но сейчас Полянская не хотела верить и принимать это. Поэтому она и отправила Дорошу сообщение, прикрепив фотографию ребенка. И не пожалела об этом, пусть это и было неразумно. Вот только ответа так и не дождалась.
Когда через неделю ее выписывали из роддома, Витали тоже не было. И еще одна мечта разбилась вдребезги. Солнечным майским днем у районного роддома собралась толпа с шарами и плакатами. Связки розовых и белых шаров легкий теплый ветерок, наполненный запахом сосен, растущих поблизости, так и рвал в небо, стремясь унести их ввысь. На плакатах большими яркими буквами были выведены их с дочкой имена и бесконечные поздравления и пожелания. Плакаты с надписями держали папа и дядя Коля. В руках у Васьки и Димы были огромные букеты розовых и белых роз. Анька едва удерживала связку воздушных шаров. Мама, не в состоянии сдерживать эмоции, то и дело вытирала слезы. Ирина Леонидовна, по такому случаю приехавшая из Минска, держала наготове пакет с шампанским и конфетами для медперсонала. Тетя Люда прямо на капоте машины сервировала «стол». Маняша и Тимоша прыгали на месте от восторга, смеялись и порывались броситься к дверям, чтобы первыми встретить Злату с новорожденной малышкой.
Праздничная, радостная атмосфера царила у дверей отделения. Из окон роддома на них смотрели и улыбались как роженицы, так и персонал. Выйдя на крыльцо, Злата рассмеялась, прижимая к груди кружевной сверток, перевязанный розовой лентой. И не смогла сдержаться, огляделась по сторонам. Только Дороша нигде не было. А она ведь специально просила Катерину передать в роддом кое-что из косметики, чтобы уложить волосы и сделать макияж. И сейчас в сияющем свете майского дня она стояла, то и дело потряхивая длинными серебристыми сережками, в которых отражались блики солнца, как и в волосах цвета спелой ржи, которые по совету Катерины Злата собрала в высокий хвост и вместо резинки закрепила его прядью волос. Умело подкрашенные глаза и розовый блеск на губах придавали чертам лица выразительности и женственности. А модные укороченные брючки болотного цвета, которые в этом году были просто хитом сезона, и яркая свободная полупрозрачная футболка, скрывающая несколько лишних килограмм, придавали Злате легкости и элегантности. Не зря ведь говорят известные модельеры: правильно подобранная одежда способна творить чудеса. Избито, но точно.
А Катерина Новикова, новоиспеченная соседка Полянской, как оказалось, знала толк не только в одежде, но и в прическе и макияже. Сразу после школы она решила учиться на парикмахера, но проходной балл для этой специальности оказался выше, чем был в аттестате Кати, и пришлось ей идти на закройщика. Впроче