м, девушка не унывала и параллельно с основной профессией освоила курсы парикмахера, практикуя стрижки и прически на дому. Сама выучилась делать маникюр и профессиональный макияж.
Закончив колледж, Катя устроилась работать в районное ателье и в том же году поступила на дизайнера-модельера. Продолжая работать в ателье за сущие гроши и набивая руку на пошиве спецодежды, Катерина неплохо подрабатывала и дома, да и на сессиях тоже, куда уезжала два раза в год. Все это и не только Злата Полянская узнала за месяц общения с девушкой. Причем Катю буквально захватило и унесло знакомство со Златой, заставило пересмотреть свои взгляды на жизнь и жизненные ценности в целом.
Они общались в соцсетях, по телефону, и не раз потом Катерина приезжала в Горновку. Они подолгу пили чай и разговаривали за столом в столовой большого кирпичного дома, сидели на лавочке, гуляли по деревне. О многом говорила Злата, а Катя слушала и внимала, смеялась, ждала продолжения, а потом перебирала в голове все, что рассказала Полянская. Пыталась запомнить, не перепутать и все чаще ловила себя на мысли: «Интересно!» Ей было интересно слушать о деревне и ее жителях, смешные, грустные, трагические истории минувших лет и о том, что Злата сама здесь пережила. Полянская даже познакомила Катерину со своими приятельницами — бабой Маней и бабой Ниной. И эти старушки-оптимистки, умеющие радоваться жизни в восемьдесят лет, сразу расположили к себе Катю. Желание стать ближе к этой деревне, стать в ней своей пришло неожиданно, но не испугало. Оно не было секундным и не исчезло, наоборот, каждый раз, приезжая в Горновку, Катя раздумывала над тем, как здорово было бы сделать в доме ремонт и иметь возможность оставаться на ночь. Уезжать не хотелось. Почему-то казалось, что-то особенное и неповторимое таится в сиреневых сумерках, что-то, во что хотелось бы окунуться, раствориться, стать единым целым. Почему-то очень важно было Катерине Новиковой остаться на ночь в Горновке и тем самым приблизиться к мечте. За месяц тесного общения девчонки стали подружками. Злата рассказала Кате о многом, что касалось Горновки, но почти ничего не поведала о своей личной жизни. Эту тему она старательно обходила стороной.
Улыбаясь сумасбродству родных, Злата сделала несколько шагов, сошла со ступеней и тут же оказалась в плотном кольце родственников. Анькин муж, Димка, взял у нее из рук новорожденную, а ей подарил цветы и шары. По очереди и все сразу девушку обнимали, целовали, поздравляли, фотографировались, на мгновение забыв о медсестре. Потом вспомнили, поблагодарили, простились и двинулись всей толпой к машине в надежде успеть выпить по стаканчику шампанского, прежде чем их прогонят за столь аморальное и неподобающее поведение. Полянская шампанское не пила, но с удовольствием влилась в дружную, веселую, возбужденную компанию родственников. К ней прижималась Машка, успевшая соскучиться, на ухо что-то говорила жена Васьки, у которой уже было двое детей. Злата не особенно прислушивалась к ее советам относительно младенцев, зная, что мама и интернет всегда посоветуют и помогут. За всем этим разноголосьем девушка не сразу услышала негромкий голос у себя за спиной и тем более не сразу поняла, что обращаются к ней.
Злата обернулась и увидела рядом посыльного с большим букетом тюльпанов, нарциссов, гиацинтов и еще каких-то неведомых ей цветов, завернутых в прозрачную упаковочную бумагу, перевязанную лентой.
— Извините, а кто из вас Злата Полянская? — обратился он к ней.
— Я! — несколько растерявшись, сказала она.
— Примите, пожалуйста, букет и распишитесь.
Парень протянул ей бланк о доставке и ручку, а когда она поспешно поставила свою подпись, протянул ей букет и удалился так стремительно, что она даже не успела спросить, от кого же ей такая красота.
Все еще не оборачиваясь, Полянская прижала букет к груди и, закрыв глаза, уткнулась лицом в цветы, вдохнув их неповторимый весенний аромат. А когда открыла их, увидела прямо посредине небольшой белый конвертик. Злата ловко извлекла его и развернула двумя пальцами.
«Поздравляю!» — вот и все, что в нем было написано, и ни подписи, ни инициалов. Девушка повертела в руках конверт и огляделась по сторонам в надежде все же увидеть таинственного отправителя такого великолепного букета, но поблизости не было никого. Еще раз взглянув на цветы, Злата улыбнулась и повернулась к шумной толпе родных.
Конечно, букет мог прислать кто угодно, но Злата подозревала, что только один человек мог при этом соблюдать такую таинственность, и у него были на это веские причины. Этим человеком мог быть только Виталя.
Девятое мая, великий День Победы, раньше в деревне отмечался маевкой. Примета у горновцев была такая, обычай, выдуманный ими самими или пришедший еще с той давней весны, когда они вместе со всей страной радовались Победе. Но только праздник этот непременно нужно было отмечать на природе. Из года в год, в юности, Златина мама, а до нее и бабушка, да и прабабушка тоже собирались компаниями, брали с собой поесть и уходили в лес, чтобы там весь день гулять, петь, смеяться, веселиться, вспоминать годы войны и тех, кто не вернулся или уже не дожил до этого дня. Злата Полянская на подобных маевках горновцев никогда не была, за все время ее пребывания в Горновке маевки уже не устраивали.
Возраст и здоровье у бабулек уже были не те, да и не хотелось идти, и так слишком живы были воспоминания о тех, кто уже лежал в земле. Просто однажды баба Маня, пустившись в воспоминания, рассказала Злате, как они ходили на маевку, когда еще живы были баба Соня и дед Витя, да и дед Стась, муж бабы Нины, тогда еще не лежал в могиле. Она рассказала, а девушка вроде и забыла об этом. Выписавшись с Ульяшей из роддома и приехав домой, стала обсуждать с мамой отведки, на которые, безусловно, захотят прийти многие.
Вот тогда-то девушка и вспомнила о маевке. И загорелась этой идеей. Другого повода собрать всех в деревне, подарить им праздник и возможность увидеть друг друга и пообщаться, вспомнить прошлое, поблагодарить и просто отдохнуть у Златы, возможно, и не будет.
К тому же Полянская никогда не забывала: бабульки не вечные, и внимание, общение — то, что сейчас им было нужно больше всего, — она хотела и могла им дать. Девушка позвонила бабе Мане и бабе Нине, а те, сразу всплеснув руками, посоветовали ей «не забіваць галаву гэтым глупствам». Но, как обычно, поняв, что девушка не шутит и настроена весьма решительно, приняли в подготовке к маевке самое активное участие.
Им было поручено пообщаться со всеми в деревне и узнать, кто хотел бы пойти. А так как дачный сезон в деревне был открыт еще в конце марта, людей в Горновке было много и желающих пойти тоже. Злата позвонила Катерине, и та обещала купить и привезти все, что нужно из продуктов. Впрочем, с выпивкой, как обычно, в Горновке проблем не было, все приглашенные пообещали явиться со своим. Елена Викторовна, тетя Люда и Ирина Леонидовна, которая гостила в их доме с самого приезда Златы из роддома, занялись приготовлением закусок и нарезок. Папа и дядя Коля расчищали поляну в Сенажатке, где когда-то гуляли и Всенощные, и маевку, и вообще любили собираться по любому поводу, и собирали дрова на костер.
Обещали приехать Аня и Дима, да и Васька с женой изъявили желание быть. Злата хотела позвонить Леше, зная, как счастлив был бы парень находиться среди людей, которые стали ему так же близки и дороги, как и ей. Раздумывая и колеблясь, девушка пыталась все взвесить и понять, что в действительности больше обидит парня — ее приглашение, которое он, возможно, расценит как издевательство и эгоизм с ее стороны, или то, что она не пригласила, зная наверняка, как он был бы рад. Вот это «быть или не быть», кажется, было единственным, что омрачило безмятежную радость и безграничное счастье этих первых дней после выписки из роддома. Она была счастлива, видя рядом с собой улыбающиеся лица родных и друзей, она была счастлива, оказавшись вновь в родных стенах большого кирпичного дома, в деревне, которая была так дорога. Радость и смех не сходили с лица и губ, она излучала их, и они были подобны этому весеннему прозрачному свету. Счастье и радость царили в душе. Они не были беспричинными, в первую очередь их рождало материнство и то невероятное ощущение полноты жизни, которое Злата испытывала каждый раз, когда брала на руки свою маленькую дочь, когда просто смотрела на нее, кормила, даже когда слышала ее сопение или плач. Когда видела счастливые глазки своей старшей дочки и то, с каким трепетом и любовью она относится к малышке, когда понимала, сколько радости ее родным принесло рождение Ульяны.
Злата была счастлива, но ее счастье имело другую форму, оно как будто было соткано из каких-то тонких золотистых материй, вечных и надежных, и не имело никакого отношения к тому счастью и ощущению полета, которое обычно пробуждает в женщине любовь к мужчине. К ее счастливому и безмятежному состоянию Виталя причастен не был. Она была счастлива без него. Она могла быть счастлива без него. Задумываться об этом сейчас Злата не могла и не хотела, да и мысль эта была смутной и неосознанной до конца. Но именно в те первые майские деньки, теплые, солнечные, наполненные невероятными головокружительными ароматами, эта мысль появилась на краю сознания и не исчезала…
Над деревней витал нежный неповторимый запах цветущих яблонь. Раскинув ветви, старые деревья стояли в белоснежной пене цветов. И в ясный тихий полдень слышно было, как гудят пчелы, собирая нектар в кронах. А стоило легкому ветерку лишь слегка коснуться их — начинался настоящий снегопад. Крупные бело-розовые лепестки отрывались и летели, кружась в воздухе, устилая сад и грядки, заметая дорожку и крыльцо, струились тонкими ручейками в картофельных бороздах… Аромат ландышей, цветущих где-то в глубине леса, как будто плыл меж деревьями, цепляясь за молодую поросль травы, ярко-желтые одуванчики и ярко-зеленые сочные резные листочки берез. В нем, как в чем-то реальном, осязаемом, купались ласковые солнечные лучи, резвились насекомые и мошкара, порхали бабочки и птицы. Он затмевал собой все другие лесные запахи, даже сладкий и густой аромат зацветшей дикой груши. На поляне, у поворота давно заросшей дороги в Сенажатку, которую по обе стороны стройными рядами обступали молодые березки, образуя естественную живую крытую галерею, с раннего утра было оживленно. Сюда компаниями и по одному стягивались люди, и сейчас, к полудню, когда в городах и поселках закончились парады и затихли марши, горновские мужики в полном составе были на поляне.