— А вот об этом тебе вообще незачем заморачиваться! Предоставь это мне, дорогая! Я твой директор и заниматься производственными вопросами моя прямая обязанность! Злата засмеялась и чмокнула женщину в щеку.
— Спасибо вам, Ирина Леонидовна! Даже не представляю, что бы я делала без вас!
— Ой, да брось, Злата! Пока тебе совершенно не за что меня благодарить. Но мы ведь с тобой девчонки пробивные! Да и вообще, где наша не пропадала! Прорвемся! Все у нас получится! Я тебе это обещаю! К тому же, не забывай, ты уже лицо медийное, писательница. Тебя знают, твои книги покупают. И этим мы тоже воспользуемся! Увлеченные разговорами, они даже не заметили, как про шли свой дом, а потом и дом бабы Мани, неторопливо двигаясь вперед.
Мягкие майские сумерки опустились на землю, влажные, душистые, теплые, пронизанные тусклым светом давно угасшего заката. Благодатными были тишина и покой, притаившиеся между домами, в которых то там, то здесь вспыхивали золотистым светом окна. Из-за огородов, от леса, с полей надвигалась ночь, но поступь ее была легкой и неторопливой. И лишь соловей все так же тревожил душу своими удивительными переливами. Они как раз подходили к маленькому домику, даче родителей Дороша. Крохотные оконца в доме светились. Где-то во дворе послышались негромкие мужские голоса. И пусть у обочины не было его машины, сердце Златы дрогнуло… Прошло чуть больше недели после ее выписки из роддома. Букет, который передал ей посыльный, несомненно, посланный Виталей, завял, а от него самого все так же не было вестей. И девушка даже не знала, бывает ли мужчина в деревне сейчас. Стесняясь спросить о нем у Масько и не решаясь позвонить, она просто ждала, каким будет его следующий шаг.
Они почти поравнялись с домом. И Злате вдруг показалось, что она слышит его голос. В следующее мгновение калитка распахнулась и в проеме возник Валерик Гуз, а за ним вышел и Виталя. От неожиданности Злата сбилась с шагу и мертвой хваткой вцепилась в ручку коляски, чувствуя, как вспотели ладони, кровь прилила к щекам, а сердце колотится так, что его частые удары молоточками отдаются в ушах…
— О, Златуля! Добрый вечер! — приветствовал ее Гуз, как будто видел впервые.
А ведь несколько часов назад виделись на маевке в лесу. Видимо, та доза спиртного, подкосившая ее папеньку и дядю Колю, оказалась не такой уж большой для Валерика. Он, конечно, был пьян, но на ногах еще держался. И со зрением у него, кажется, все было в порядке. Ну, может, и двоилось, но распознать он их сумел.
— Ирина Леонидовна, мое почтение… Виталик! — обернулся он к Дорошу. — Что за женщина, что за женщина… Мечта, скажу я тебе, а не женщина…
Ирина Леонидовна рассмеялась и махнула в его сторону рукой. Улыбнулась и Злата и обернулась, не смогла удержаться. Виталя тоже улыбался и не сводил с нее глаз. Злата, чувствуя, как горло перехватило от волнения, смогла лишь молча кивнуть в знак приветствия. Он ответил ей тем же. Они, не останавливаясь, пошли дальше. Но на повороте Полянская, не удержавшись, обернулась снова. Гуз продолжал о чем-то разглагольствовать, для убедительности и равновесия размахивая руками, а Дорош все так же смотрел им вслед.
Злата украдкой взглянула на Ирину Леонидовну, желая проверить, видела ли она все это? Заметила ли волнение девушки? Женщина шла, глядя прямо перед собой, о чем-то задумавшись. Она ничего не заметила или просто сделала вид. На следующий день, позавтракав, Ирина Леонидовна уехала домой. Они долго прощались с ней на улице у машины, особенно мама и тетя Люда, успевшие проникнуться к ней теплотой и прямо-таки родственными чувствами, и взяли с нее обещание навестить их летом, когда пойдут ягоды и грибы. Ирина Леонидовна, конечно же, обещала, зная наперед, что будет скучать и по этим местам, и по этим людям. И все же Минск оставался ее домом, ее миром. Обнявшись с ними в последний раз и сев за руль своего авто, она до самого поворота видела в зеркале заднего вида, как они все вместе все так же стояли у палисадника и махали ей вслед…
В тот день, когда Виталя впервые после ее выписки из роддома появился у нее на пороге, Злата была одна. Родители уехали. Отпуска у обоих закончились, и пора было возвращаться в город. Мама, конечно, переживала, ведь Злата оставалась одна с двумя детьми накануне диплома. Но делать нечего. Елена Викторовна не могла оставить работу. До пенсии оставалось несколько лет, а ей хотелось еще поработать и помочь единственной дочери и внучкам. Злата же, наоборот, одна совершенно не боялась остаться. И после отъезда родителей, адекватно распределяя время и собственные возможности, еще успевала выкроить часок-другой для того, чтобы позаниматься и помузицировать. Вот и в тот день, разложив в столовой гладильную доску и вооружившись утюгом, Злата занялась глажкой детского белья. Тщательно проглаживая вещи, она аккуратно складывала их в стопочки на стол. Рядом стояла колыбелька на колесиках — плетеная корзинка с ручками, которую можно было снимать с подставки и брать с собой. Подставку на колесиках до самого пола обрамляли кружевные фалды сливочного цвета, таким же был и балдахин. Даже детское постельное белье было отделано кружевом в тон. Колыбельку эту купили родители, здраво рассудив, что пока она намного удобнее для Златы и ее малышки, чем кроватка.
Колыбелька была практичной вещью. Даже занимаясь домашними делами, Злата могла передвигать ее за собой, не оставляя дочку одну и не бегая раз за разом в спальню, чтобы проверить, проснулась ли та. При малейшем беспокойстве ребенка Злата могла покачать колыбельку, взять Ульяшу на руки, спеть ей песенку, позабавить и успокоить.
Злата утюжила, а Уля мирно спала, когда хлопнула железная калитка и на дорожке послышались чьи-то решительные шаги. В оконном проеме мелькнул силуэт. Девушка отставила утюг и подняла глаза к двери, где через мгновение возник Дорош. Растерянность, мелькнувшая в ее глазах, была секундной. Тут же справившись с собой, она приложила палец к губам, призывая тем самым не говорить громко, потому что он уже открыл рот и набрал в грудь побольше воздуха.
Усмехнувшись, он выдохнул и кивнул Злате в знак приветствия.
— Привет! — кивнула в ответ девушка и указала на диван. — Проходи, присаживайся. Я одна сейчас… — негромко, почти шепотом, сказала она.
— А я знаю! — ответил Дорош и так и остался стоять в дверном проеме. — У меня разведка хорошо работает! — похвастался он.
— Ох уж мне эта разведка! Интересно, чем таким ты им платишь и почему, несмотря ни на что, мне так и не удается переманить их на свою сторону? — в тон ему ответила Полянская.
— Не старайся! Все равно ничего не выйдет! — с улыбкой заявил Виталя.
— Это еще почему?
— Они, знаешь, сколько мне должны?
— Ну ладно! Я буду осторожной в словах и поступках!
Мужчина самонадеянно усмехнулся.
— Не получится! Ведь все, что касается тебя, в считанные минуты разлетается по округе! Ты из больницы вернулась неделю назад, а я уже наслышан о многом… На нашем конце деревни только и разговоров о прошедшей маевке.
— Кому-то не понравилось? — вопросительно вскинула брови девушка.
— Кой-кого не пригласили… — ответил мужчина.
Понимая, о чем он говорит, Злата лишь плечами пожала.
— Так ведь не все этого и хотели! Да и не было никакого отдельного отбора, и приглашений мы не печатали. Мы с Катей просто сообщили о маевке, которую собираемся организовать в лесу, указав примерное время. Все, кто хотел прийти, пришли. Они звонили, уточняли, готовились вместе с нами. Вряд ли мы прогнали бы кого-то…
— А кто такая Катя? И та женщина, Ирина Леонидовна, кажется… — перебил ее Дорош.
— Катя — моя соседка. Ее родители купили дом бабы Мулихи, и она часто здесь бывает. А Ирина Леонидовна — жена Блотского-старшего, мой директор, и вообще она для меня, как вторая мама! Мы с самого начала прониклись симпатией друг к другу, а в последний год и вовсе очень сблизились.
— Ага! Вспомнил. Видел я эту Катю. Рыжая такая… Встречал ее как-то у автолавки. Она грубая и хамоватая и вообще совершенно беспардонная… Что у тебя с ней может быть общего?
— Ну да, не спорю, Катька довольно прямолинейна в общении, суждении и разговорах, она категорична и твердолоба, но как ни странно это звучит, мы понимаем друг друга во всем, что касается Горновки, моего творчества и вообще…
— Ясно, можешь дальше не продолжать! А как вообще дела? — несколько другим тоном спросил мужчина и, сделав шаг вперед, быстрым взглядом окинул колыбельку.
— Шикарно! Нет, правда, все замечательно!
— Как ты назвала ребенка?
— Ульяшей.
— Ульяной, значит?
— Да, мы зовем ее Бусиной!
— Тебе не следовало присылать мне то сообщение, не лучшей это было идеей! Марина была рядом и так посмотрела на меня… Пришлось соврать.
— Возможно! Извини! Я как-то не подумала об этом в тот момент, меня просто переполняли эмоции… Ладно, неважно, проехали! Больше это не повторится! — быстро проговорила Злата и, опустив глаза, снова взялась за утюг.
Дорош сделал еще шаг и оказался у колыбельки.
— Я посмотрю на нее? — как-то нерешительно спросил он.
Девушка лишь кивнула в ответ. Виталя развернул колыбельку и, склонившись, несколько мгновений просто вглядывался в крошечные нежные черты своей дочери. Правда, осознать сей факт не мог до сих пор. Она родилась. А он не мог в это поверить. Не получалось, не укладывалось в голове, а между тем теперь, кроме взрослого сына, у него была еще и новорожденная дочь… Как будто почувствовав устремленный на нее взгляд, малышка проснулась и открыла глазки. Несколько мгновений они вот так и смотрели друг на друга, потом мужчина протянул руки и осторожно взял Ульяшку…
Злата, чувствуя, как рыдания тугим комом сдавливают горло и слезы безграничной нежности обжигают глаза, отвернулась, боясь не сдержаться и расплакаться. Так хотелось подойти к ним ближе, коснуться Витали, уткнуться в плечо, почувствовать себя с ними единым целым, одной семьей.
— Господи, какая ж она крошечная! — проговорил он. — Я уж и забыл, какими маленькими бывают новорожденные детки! Она, между прочим, на тебя похожа и, сдается мне, не только внешне. Еще одна сумасбродка на мою голову! — добавил он, улыбнувшись. — Возьми ее, Злата, кажется, она собирается расплакаться.