— Вот скажите мне, девушки, как думаете, умрет Горновка? — спросила баба Валя, когда они подошли к повороту на деревню.
— Нет, — уверенно заявила Катерина. — Нет, Горновка однозначно нет! Скажи, Златка?
— Я не знаю, Катя…
— Да брось, Злат, пока есть ты здесь, деревня будет жить. Да и потом твоя популярность набирает обороты, пройдет пару лет, и дома здесь будут покупать только для того, чтобы жить по соседству со знаменитостью. Эх, как хорошо, что мои вовремя подсуетились и купили домик рядом с вашим…
— А если серьезно?
— А если серьезно, мои решили заняться пчеловодством и уже приволокли ульи. Когда уйдут на пенсию, собираются насовсем переселиться сюда. Да, эта деревня нам чужая, в ней не жили наши предки, и корнями мы к ней не привязаны. Но моим родителям здесь хорошо. И знаешь, что? Мне тоже… Да, я знаю, я не умею о высоком говорить, да и не буду. Не всем дано следовать за сердцем. Наш народ более практичен, и если следует за чем-то, то уж больше за реальным, выраженным в денежном эквиваленте. Знаю, занимаясь сельским хозяйством, не разбогатеешь, но мама моя не потому разбила сорок соток огорода. Во-первых, наши люди — они ведь от земли, и копаться в ней для них — это особое удовольствие, правда, баб Валя? — обернулась Катерина к старушке.
— А как же! — отозвалась та.
— А во-вторых, это ж какая экономия денег! Овощи свои, картошка тоже. От солений полки ломятся в подвале, яблоки, груши, виноград, для эстетического удовольствия цветочки и прудик, а теперь еще и медок свой. Все родственники обеспечены, а при желании еще можно и приторговывать на рынке! Вот тебе и ответ! Да, все это нелегко… Но попробуй-ка, оторви старушек от земли… Умрут, это я тебе со всей ответственностью говорю. А прибавь к этому еще и лес… Да, не всем деревням суждено устоять, но Горновка выстоит! Это я тебе со всей ответственностью заявляю. Ты не дашь ей умереть…
— Ох, Катя, мне б твою уверенность…
— Да у тебя и своей хватает, иначе не было бы всего того, что есть в твоей жизни! Правда, баб Валя?
— Конечно, девушка! Злата, я смотрю, у тебя такие красивые ботики… — заметила старушка, указывая на старые расшитые угги, которые Полянская давно носила дома.
— О, самые обычные и недорогие, купленные на рынке в пору моей беременности. Удобные, это да, но недолговечные! — ответила девушка, посмотрев на свою обувь.
— У меня в молодости такие были. Я, когда на Севере жила, такие носила. Так они мне нравились… Дорогие?
— Да нет…
— А ты бы не могла и мне такие купить? У меня тридцать девятый размер, если что…
— Да не вопрос, конечно, я куплю, да только зима ведь уже закончилась…
— Зима, может, и закончилась, но жизнь-то нет! — заявила старушка.
Злата перевела на нее взгляд и невольно улыбнулась. Седая, больная, сгорбленная, почти восемьдесят лет, однако полна энтузиазма и не намерена унывать.
— Злат, глянь, это машина Дороша возле дома стоит? — повернулась к Злате Катерина, когда они сердечно простились с бабой Валей и собрались двинуться дальше. — Твой, что ли, на обед пожаловал, так вроде поздновато уже…
Полянская посмотрела на дорогу и в самом деле увидела возле дома машину Витали, мимоходом взглянула на часы и едва в недоумении не пожала плечами.
В последнее время Дорош не особенно торопился после работы домой, мог поехать в город к родителям, по делам, в гипермаркет, недавно открывшийся в их районном центре. Девушка ничего не сказала, и они пошли дальше. Простились у калитки, договорившись созвониться и пересечься вечерком. Ульяна, которой давно было пора спать, раскапризничалась, и Злата, оставив коляску у калитки, взяла ее на руки. Чувствуя легкую дрожь волнения — а волноваться было от чего — Полянская открыла входную дверь.
Повозившись в коридоре с одеждой, в надежде справиться с собой, она вошла в прихожую и, усадив Улю на диван, стала раздевать. Дорош был на кухне, вероятно, разогревал себе обед. Злата посмотрела в сторону дверей, но Дорош, стоя у плиты, не обернулся и никак не отреагировал на их приход. Раздев ребенка, девушка отнесла Ульяну в ванную, чтобы вымыть руки, а потом усадила в детский стульчик и вошла на кухню, чтобы разогреть ей супчик.
— Привет! — она первой нарушила молчание. — Ты сегодня рано…
— Это упрек? — он сел за стол и потянулся к хлебнице. — Я нарушил твои планы?
— Нет, скорее, наблюдение. Планы у меня сегодня связаны исключительно с садом, которым я собираюсь заняться после возвращения Маняши из школы, так что ты ничего не нарушил… — отозвалась она, стоя к нему спиной и помешивая в тарелке суп.
— А какие планы у тебя вообще, относительно будущего, можно узнать? — спросил Дорош.
Злата медленно повернулась.
— Мне казалось, они у нас общие, планы на будущее. Нет? — спросила она. Виталя усмехнулся.
— Правда? Я сегодня в турагентстве был! У меня отпуск через неделю-другую, и я подумал, мы могли бы все вместе слетать в Турцию. Ты ведь на море сто лет не была, да и Ульяше это было бы полезно… — мужчина взглянул на нее, а Злата, не выдержав его взгляда, отвернулась, желая скрыть смятение, читающееся в ее огромных глазах.
— Но как же Машкина школа? — первое, что пришло на ум, пробормотала девушка и тут же прикусила язык. Лихорадочно пытаясь отыскать предлог, она уже знала, что никуда не поедет. На следующей неделе ей надо быть в Минске, а потом подготовка к концертам, посвященным Дню Победы, да и к другим запланированным мероприятиям. Вот так просто, как по взмаху волшебной палочки, он предлагал ей бросить все и лететь в Турцию, зная, что у нее есть свои планы и обязательства. Но его это не интересовало. Он просто ставил ее перед выбором, загонял в тупик, заставляя чувствовать себя виноватой. Может быть, его предложение было шагом, который мог бы их спасти, может быть, ей следовало этим воспользоваться, но она не могла. Все внутри восставало против этого.
— Это единственная проблема? — спросил он.
— Нет, — Полянская обернулась. — Сейчас у меня нет возможности все бросить и уехать с тобой в отпуск. У меня работа и обязательства. Тебе прекрасно известно, осенью и весной — разгар концертного сезона, и я не могу упустить возможность элементарно заработать денег. Ты все время забываешь, что я не одна, я ответственна за людей, которые работают вместе со мной. К тому же сейчас у меня нет лишних денег…
— Однако ты с легкостью рассталась с приличной суммой, чтобы купить дом Масько! И при этом тебя не только не интересовало мое мнение по этому поводу, ты даже в известность меня не поставила! Неужели ты в самом деле думала, что я ни о чем не узнаю?
— Нет, я знала, тебе, конечно, донесут… Так и случилось!
— Не поверишь, как скоро! Я из командировки еще вернуться не успел, а мне уже позвонили!
— Долго же ты молчал!
— Ждал, что ты сама расскажешь!
— А я не видела в этом необходимости!
— Я так и понял! Так в Турцию ты не полетишь?
— Нет!
— Ладно, тогда я лечу один!
Злата ничего не ответила. Просто взяла тарелку с супом и повернулась к выходу.
— А твой дуэт с Блотским — тоже не то, о чем я должен знать? — спросил Виталя.
У Златы от неожиданности дрогнули руки, и суп расплескался.
— Что еще ты скрываешь от меня, а, Злата Юрьевна? Что еще меня уже не касается? — продолжил он.
— А тебя разве хоть что-то интересует по-настоящему? Что-то из того, что происходит в моей жизни? — вопросом на вопрос ответила Злата.
Виталя неторопливо отложил ложку и посмотрел на нее.
— Знаешь, золотая моя, несколько иначе мне виделась наша совместная жизнь и мое присутствие в ней! — с горечью, без былой напускной беспечности и привычной веселости произнес он.
— Не поверишь, мне тоже! Я знаю, как должна жить, но при этом постоянно чувствую себя виноватой за это перед тобой! Я не стану другой, Виталя! Я не буду такой, какой ты хочешь, чтобы я была! Я останусь собой! — ответила она.
— Так что же, любовь прошла, Злата Юрьевна? — с усмешкой спросил он.
— А она была, Виталий Алексеевич? — задала встречный вопрос Полянская и, не дожидаясь ответа, вышла из кухни.
После того, как Ульяна проснулась, а Маняша, вернувшись из школы, под присмотром Златы сделала уроки, они втроем отправились в сад. Злата, как и планировала, вооружившись садовыми ножницами, обрезала сухую лозу виноградника и старые ветки кустов, а дочки, упросив ее развести небольшой костер, развлекались тем, что, размахивая тлеющими веточками, запускали в вечернее небо искры. Во влажном еще и прохладном воздухе разливался аромат сырой земли и крокусов, что цвели под окном, а еще дыма, что стелился по саду. И так хорошо было, так легко и безмятежно. И это состояние не хотелось омрачать мыслями о Витале и вспоминать разговор, который состоялся между ними…
Виталя не вышел к ним во двор. После обеда, включив телевизор, он устроился на диване и, вероятно, оставался там до сих пор. Изредка посматривая на окно, Злата видела голубоватое свечение экрана. Дорош демонстративно игнорировал их, но Злату, как прежде, это уже не задевало. Она работала, разговаривала с детьми, потом ей позвонила Ирина Леонидовна, чтобы поздравить, обсудить сегодняшнюю премьеру и текущие дела.
А после, не удержавшись, Злата набрала Блотского, чтобы разделить с ним радость и поделиться эмоциями.
Леша подал руку Злате, которая, тяжело дыша и прижимая к груди охапку красных тюльпанов, стала спускаться по ступенькам со сцены.
— Ух! — счастливо выдохнула она и рассмеялась. — Спасибо, Лешка! — поблагодарила она и, оглянувшись, увидела подходящих к ней Аньку и Диму.
— Златка! — только и смогла произнести родственница, по щекам у нее катились слезы. — Златка, как у тебя вот так получается?
— Лешка, она ненормальная! — все еще смеясь, Полянская обернулась к Блотскому. — Ты только глянь, как ее разобрало!
— Златка, они ж любят тебя! Ты бы только видела, с каким умилением они смотрели на тебя! И эта горстка ветеранов, и бабки, и женщины, и молодежь! Они ведь тебя своей считают! Родной! Им все равно, что ты на «Сла