ми всходами. Где небольшой парничок был заботливо прикрыт, а каждый кусочек земли обработан и использован. Здесь, в деревне, так уж вы шло, старушки года ми, десятилетиями жили одни. Да только привыкли ли? Злата часто себя об этом спрашивала…
Годы, полные бурь и страстей, давно остались позади, а нынешняя их жизнь казалась простой и неприметной, как рогожка, чистой, как вода ручья. С трудом разгибая спину, они копались в земле негнущимися узловатыми загрубевшими руками, как копались и тридцать лет назад, и пятьдесят. Казалось, именно это соприкосновение с землей и дает им силу, придает некий смысл их бытию, занимая их незамысловатыми хлопотами и заботами. Хоть бы дождик чаще шел в мае, чтоб дружно взошли и окрепли посевы. Хоть бы лето не было таким засушливым, как в прошлом году, и не высохли колодцы! А цветет ли в лесу черника? Вот, гляди, после теплого тихого дождика и лисички пойдут! Ой, только б дети и внуки были здоровыми и счастливыми, а о себе уже что думать, сколько там осталось?.. Дай бог до осени дотянуть! Да только б не было войны!
Злата снова попыталась сосредоточиться на чтении, но у нее ничего не вышло. Она закрыла книгу и положила на стул у окна. Виталя… Вот то, что не давало ей покоя. Дорош, вероятно, уже вернулся из Питера. В конце концов, отпуск у него не может длиться бесконечно. Но он ни разу ей не позвонил и не объявился. И не только в их доме, но даже в деревне. Наверное, ей надо было набрать его, поговорить, что-то сделать, как-то попытаться все наладить, найти компромисс, но она не могла. Все внутри противилось этому. Понимая, что надо что-то решать, она все равно упорно оттягивала момент. Просто не хотела снова ломать себя, идти на уступки. Совершенно не хотелось растрачивать себя на попытки склеить то, что никак не желало склеиваться. Хотелось просто наслаждаться каждым мгновением этих чудных, ярких, ароматных, полных неповторимого очарования майских деньков. Они были уже не вместе, и Злата это чувствовала. Она сама была в этом виновата, а может быть, они оба. Да только теперь что толку об этом думать? На самом деле, они просто не знали друг друга. И поспешили, обманулись и не смогли справиться с разочарованием. Они так и не смогли стать семьей. И вот уж ирония судьбы: даже вещей Дороша в их доме не было.
Уезжая в отпуск, он все забрал. И теперь ей казалось, что его вообще никогда не было…
— Дядь Юра! — услышала Злата голос Катерины, которая уже с утра была на даче с родителями. — Дядь Юра, а Златка дома? — кричала подружка откуда-то из палисадника.
— Я дома, дома, Кать! — чуть высунувшись в окно, крикнула ей Полянская.
— Златка, ты чем занимаешься?
— Книгу читаю!
— Блин, а я задолбалась! Весь день на огороде спину гну! Ты видела, сколько моя маман помидоров высадила? Это ж просто застрелиться можно! Гектар, не меньше!
— В самом деле? — смеясь, переспросила Злата.
— Я тебе говорю! Вечером зайду, чай попьем? — прокричала соседка.
— Обязательно! Приходи! — ответила ей Злата и помахала дочкам.
— Бойкая девица! — резюмировал Полянский, обращаясь неизвестно к кому. — О, Валерик! Здароу! — снова оживился он. Злата уже хотела слезть с окна и заняться своими делами, но увидела дядю Валеру и передумала, оставшись на прежнем месте. Валерик быстро шел по дороге, не глядя по сторонам, чеканя шаг и прижимая что-то под полой пиджака. Плотно сжав губы и выпятив подбородок, он, казалось, не замечал никого вокруг, погрузившись в себя. Поэтому даже вздрогнул, когда его окликнул Полянский, и, обернувшись, молча пошел к нему.
— Здорово, Юрик! — говорил он быстро и нервно, глотая слова.
— А ты чего такой на взводе весь? Что стряслось? — спросил Полянский, с любопытством поглядывая на него.
— Велосипед мой сперли, вот что случилось! — выпалил Валерик.
— Да ты что? — воскликнул Полянский, ударив ладонями по коленям.
— Так и где ж это? И как?
— Да представь себе, в леску, между Маскалями и Горновкой!
— Так как это? На тебя что ж, напали? И велик отобрали? Едрит-мадрид, вот до чего людей уже довели! Средь бела дня грабить стали! Доча, ты слышишь? — все больше распалялся папа, изображая возмущение и участие.
— Слышу, пап, слышу! — пряча улыбку, отозвалась девушка.
— Валерик, надо в милицию звонить! Это что ж творится-то! Скажи, доча?
— Скажу, пап! Телефон подать? — со всей серьезностью отозвалась та.
— Валерик, звонить будешь? — в свою очередь обернулся тот к соседу.
— Да какая милиция? Что я им скажу? — махнул тот рукой.
— Так украли же! Средь бела дня! — не унимался Полянский.
— Да… Видишь ли, Юрик, я с утра перебрал с этим делом и решил в Горновку идти и велосипед за каким-то хреном потащил с собой, хотя мог бы в Маскалях оставить. И как-то уж совсем меня по дороге развезло, чувствую, не дойду. Я велосипед на обочину уложил, а сам в лесок спустился, там и прилег. Проснулся, где я, не пойму. Куда идти — не знаю. Лес кругом, и велосипеда нет! Вышел на дорогу, чуть сориентировался! Пошел было к Маскалям, потом понял, где я, и назад… Так какая уж тут милиция!
— Да, тут ты, Валерик, конечно, прав! Тут уж что ветра в поле искать! Вот сволочи! А велик же у тебя новый…
— Новый! И года ему нет! И что я теперь жене скажу?
— Да, жалко велик… — посочувствовал Юрий Владимирович. — И жену жалко, будет переживать!
— Да прибьет она меня!
Полянский лишь тяжко вздохнул. Злату, едва сдерживающую смех, так и подмывало брякнуть: «А вот пить меньше надо!». Но она все же решила смолчать.
— Эх, не день — одно расстройство сегодня! — меж тем продолжил папа. — Жалко, автолавка уже была! Тут уж без ста грамм не обойтись! Это ж стресс какой! Как теперь с таким на ночь оставаться?! Да я ж от переживания и чужой подлости сам сегодня уснуть не смогу! Это ж надо, спящего человека обокрасть!
— Юрик, а зачем нам автолавка? У меня есть, во! — мужчина извлек из-под пиджака початую бутылку водки. — Мне с собой еще дали!
— О, Валерик, ну с этим уже как-то полегче будет про твой велосипед вспоминать! — встрепенулся Полянский.
— Папуль! — окликнула его Злата. — Доча, ну ты пойми, у человека такое расстройство, надо его поддержать! — обернулся к ней отец.
— Да я-то пойму, папуль, а вот мама вряд ли! — предостерегла его девушка.
— А мы ей не скажем! Маняша, мы ведь бабушке не выдадим деда, правда? — обратился он к внучке.
— Нет, дедушка, мы же с Ульяной не ябеды!
— Конечно, вы у меня принцессы! Валерик, только сразу говорю: за стаканом и закуской не пойду! Там Лена моя, она сразу все поймет и тогда пропал наш антистресс.
— Да я и не настаиваю! Можно и с горла! — в подтверждение Валерик запрокинул голову, и из бутылки в него полилась, булькая, водка.
Злата поморщилась, а мужичок даже не скривился. После него приложился и Юрий Владимирович, а потом полез в карман за сигаретами. И этот теплый майский вечер заиграл для обоих по-новому. Какое-то время они молча затягивались сигаретами. В это время Василь, их сосед напротив, сын бабы Нины, вышел с ведром со двора, направившись к их колодцу.
— Василь, здароу! — оживился Полянский.
— Юрик, так виделись уже! — отозвался тот, открывая крышку. — А ты это что, юбилей супруги уже с вечера решил отмечать? — кивнул он на почти пустую бутылку.
— Да нет, это мы стресс снимаем с Валериком! У него ж велик украли! Представляешь, что творится? Средь бела дня… Будешь с нами? Тока без закуски!
— Нет, спасибо, не буду! Мы с матерью на огороде работаем, не до этого сейчас.
— А, ну смотри сам! — махнул рукой Полянский и снова потянулся к бутылке.
— Юрик! — уже на полпути, поставив полные ведра на асфальт, обернулся к ним Василий. — Слушай, а что это за женщина с Леной сегодня к автолавке приходила. Раньше я никогда ее здесь у вас не видел…
— Так кума это наша, а что?
— Да так, ничего! Просто спросил! — ответил тот и снова взялся за ведра.
— Просто он спросил… Ты слышал, Валерик? Видно, на куму нашу глаз положил! Я ж насколько знаю, он так и живет один после того, как двадцать лет назад развелся со своей женой. И все эти годы как будто бы в одной квартире, только по разным комнатам.
— Да ты что? А что, интересная женщина эта твоя кума? — спросил Валерик.
— Тьфу ты, ешкин кот! И ты туда же! Замужем она!
— Златуля, а с кем это папенька наш разговаривает? — раздался из глубины дома голос Елены Викторовны.
— А это, мамуль, дядь Вася за водой приходил! — отозвалась девушка.
— А, ну если это Вася…
— Так, Валерик, все, давай-ка расходиться! — засуетился Полянский, заслышав голос жены. — А то ведь если моя выйдет, крика будет на всю деревню!
Второпях допив остатки, он забросил пустую бутылку за колодец и потянулся к пачке сигарет.
— Ну, бывай тады, Юрик! — мужчина, тяжело поднявшись, побрел к дороге. Видно было, что ему с трудом удается сохранять равновесие.
— Бывай-бывай, Валерик! — махнул ему на прощание Полянский. — Эх, однако, хорошо здесь! — пробормотал он.
— Это чем же, папуль? Можно узнать? — услышав, поинтересовалась Злата.
— А вот смотри, доча, в городе когда выйдешь из подъезда на лавку, вряд ли можно ожидать, что вот так бесплатно нальют! А тут вот…
— Да, папуль, не зря сидел! Дождался все-таки! — подначила его девушка с улыбкой.
«Однако же, прав в чем-то папенька», — подумала девушка, устремив взгляд вдаль. Как много было в таких простых вещах, незначительных событиях, из которых была соткана жизнь в Горновке. Как хорошо было просто сидеть вот так, ощущая то самое тихое счастье, не зависящее ни от причин, ни от обстоятельств. Оно почти осязаемо опускалось на плечи, как старый бабушкин платок, укрывая и согревая, дарило гармонию и надежду.
— Папочка! — голосок Маняши вывел Злату из состояния легкой эйфории и заставил в очередной раз выглянуть в окошко, чтобы лицезреть Блотского. Злата знала, что Леша не уехал. Дочка с утра уже отправилась к Тимофеевне и вернулась домой только к обеду. Только завидев папу, она бросила возиться в песке и побежала к нему с такой скоростью, как будто не видела его по меньшей мере неделю. Лешка подхватил ее на руки, а она обняла его за шею и прижалась к щеке. Увидев, как бурно приветствует парня папа, Полянская помахала Леше рукой, когда с дочкой на руках он подошел поближе.