— Ну да, ну да, — согласно кивал Полянский, забивая гвоздь.
— Эх, вот бы на море сейчас… — мечтательно протянула Анька, с опаской передвигаясь по крыше навеса.
— Ань, а что мешает? — спросил ее Блотский.
— Да как бы и ничего… — с сомнением протянула девушка. — Златка, а давай, правда, в августе возьмем детей и махнем в Крым! Поедем на машине, снимем дом. Леш, ты поедешь с нами? — воодушевившись, спросила она.
— Если возьмете, почему бы и нет! — улыбнулся парень, переведя взгляд на Злату.
— Вот же, девки, отчаянные! — покачал головой Полянский.
— Нет, ну а что, дядь Юра? Картошку выкопаем и поедем, у меня Димка как раз в отпуск собирается. А я вообще еще куда хочу — туда лечу! Злат, так поедем? Ты сможешь? У тебя какие планы на конец августа?
— Да вроде и нет особых планов! Концертов точно нет, сезон начинаем в сентябре и, как обычно, открываем его Днем города в нашем райцентре. Разве что на презентацию позовут, но чаще всего я сама определяю даты…
— Ну так все, заметано! Оторвемся… Кстати, Леш, а ты знаешь, что Злата пишет новый роман? — все не унималась Анька.
— Нет, не знаю. Давно? И о чем он?
— Злат, ну расскажи Лешке про роман! Там, Лешка, главная героиня такая безбашенная, Златка мне рассказывала, вот просто сорви голова… Ничего не боится. Однажды ночью на кладбище пошла… Злата как зачитала мне отрывок, так я потом полночи не спала, как представила себе это, так жутко стало…
— Леш, на самом деле роман о деревне, по-другому и быть не может, только не о той, какая она сейчас, а о том, какой она была лет так пятнадцать назад, когда еще все дворы были живы и над деревней звенел детский смех. Да, главная героиня — девушка отчаянная, и приключения она всегда найдет! — перебила сестру Злата.
— Как и ты? — улыбнувшись, спросил Блотский.
— Можно и так сказать!
— То есть в проекте остросюжетное приключенческое произведение? — вскинув брови, поинтересовался Блотский.
— Нет, всего лишь роман о любви!
— О любви? — уточнил парень, не отводя от нее взгляда.
— Да!
— Да?
Злата, не выдержав его взгляда, засмеялась и бросила в него вишню, которую он ловко поймал, но при этом ему пришлось отпустить удерживаемую им доску. Она съехала вниз, а Полянский, не ожидая этого, едва не прошелся себе по пальцу молотком.
— Девки, едрит-мадрид, не отвлекайте мне Лешика! Ишь разошлись!
— Извините, дядь Юра, отвлекся!
— Так, ладно, перекур, надо передохнуть! — сказал Юрий Владимирович и, усевшись, полез в карман за сигаретами.
Леша так и остался стоять, поглядывая на девушек.
— Ань, ну а что нового в деревне? Что тут интересного было, пока мы со Златой покоряли Витебск? — спросил он.
— Злат, давай и мы передохнем! Пошли, посидим? И вообще, все, что можно, мы тут уже оборвали, теперь разве что лестницу ставить придется с соседской стороны! — обернулась Анька к Полянской и, не дожидаясь ее согласия, прямо с миской в руках перебралась на край навеса, что выходил на улицу, и уселась, свесив ноги вниз.
Впрочем, Злата возражать не стала и последовала ее примеру.
— Лешка, пока вы со Златой покоряли Витебск, мы тут, безусловно, переживали за вас, а в деревне бурно обсуждали свадьбу Масько и ваше присутствие на ней в качестве свидетелей. Маськи, конечно, загордились… Но мы так и не поняли, с чего это вдруг вы согласились быть у них свидетелями? — спросила Анька.
— Так Толик же при нас с Лешкой предложил Алке расписаться, мы ж на самом деле были свидетелями и пообещали быть свидетелями на свадьбе! — поведала Полянская.
— Ну вы даете! — присвистнула Анька. — Может, еще и с подарками приехали?
Леша и Злата переглянулись.
— Разве что с чисто символическими, — ответила Злата, не став вдаваться в подробности.
— Ну а бабушки, как там наши старушки поживают?
— Злат, да ты ж знаешь, я не особенно интересуюсь общественной жизнью в Горновке, бабки у меня в приятельницах не ходят. Хотя, пока вы отсутствовали, как-то вечерком собрались тут у нас на лавочке, наша соседка через дорогу пришла, подруги твои с начала деревни подгребли, мама моя вышла, ну и твоя тоже… Сошлись, пустились, как обычно, в воспоминания. Кого только не вспоминали. И каких-то знакомых, живших когда-то в деревне или рядом, людей, с которыми работали или просто жизнь сводила, где только могла. Знаешь, их как послушаешь, так правда начинаешь верить в то, что земля в буквальном смысле круглая. Они встречали где-то каких-то знакомых, знакомые которых знали их общих знакомых, и это казалось бесконечным. Кто-то на ком-то женился, кто-то с кем-то был в родстве. Пустившись в воспоминания, старушки могли пересказать биографию не одного поколения, украсив ее смешными или грустными, трагичными или, наоборот, счастливыми подробностями.
— Ой, блин, совсем же забыла! Дядь Юр, расскажите Злате, кто там на деревню вернулся и сейчас занялся ремонтом дома! Ну, тот, помните, про которого Масько рассказывал. Он, говорит, еще и помогает ему…
— А, Галко… — протянул папенька. — Да, вернулся, дом ремонтирует. Толик ему помогает.
— А кто это? — спросила Злата. — Я что-то и не помню, чтобы в их доме кто-то жил или приезжал. Помню только в детстве, когда к бабушке в магазин бегали с Анькой и Васькой, возле дома Галок, под рябинами, всегда много народу собиралось. У них там лавочки такие длинные стояли, одна напротив другой, да они и сейчас стоят. Помнишь, Аня?
— Смутно… — отозвалась сестра.
— Пап, а откуда он?
— Да тут у нас в пригороде живет, дом у него… — ответил папа.
— Ну а в Горновку чего вдруг? Столько лет же не был, — все не унималась Злата.
— Так, вероятно, на родину потянуло, — предположил Полянский.
— Вероятно, — согласилась девушка.
Добавить к этому они ничего не успели — калитка распахнулась, и детвора, проснувшись после тихого часа, благополучно накормленная полдником, высыпала на улицу.
Маняша со своим новым велосипедом, Ульяша и Тимофей — с самокатами. Впрочем, заметив своих мам на крыше, а деда с молотком в руках, они сразу побросали свой транспорт. Тимоша потянулся к коробке с гвоздями, Ульяна тут же записалась в помощницы и немедленно взялась придерживать доски вместе с Лешкой, а Машка, подпрыгивая на месте, не знала, с какой стороны забраться к маме на крышу.
— Мамочка, можно я к тебе? Мамочка, ну можно? — просила она.
— Маняш, хорошая моя, мы уже с тетей Аней слезаем, ягодки уже все собрали, но я обещаю тебе, вареники сегодня мы будем лепить вместе! — отозвалась Злата.
— С вишенкой? — радостно захлопала в ладоши девочка. — С вишенкой! — кивнула Злата.
— А папочка тоже будет с нами?
— Папа, — с улыбкой обратилась Злата к Блотскому. — Ты сегодня к нам на вареники придешь? Мы с Маняшей будем готовить, и дочка тебя приглашает!
— И только на вареники? — отозвался Алексей. — Боюсь, за вот этот забор вы одними варениками не отделаетесь! Манечка, чем еще папу будете сегодня угощать?
— Лешик, у меня запрятана бутылка водки, приходи, замочим забор и варениками закусим, если девки все же живыми слезут с навеса! — вмешался в разговор Полянский.
— Папочка, а я тебе еще на пианино песенку сыграю, меня мама научила! — похвасталась девочка.
— Правда? А споешь?
— А ты мне поможешь?
— Ну я ж не знаю, что за песенку ты выучила с мамой!
— «Калинку», — похвасталась Маша.
— «Калинку»? — изобразив удивление, протянул Блотский. — Ничего себе! Так ты поешь и аккомпанируешь себе? Какая же ты умница у меня, Маня!
Девочка расплылась в счастливой улыбке от папиной похвалы, а Анька, которая с высоты то и дело поглядывала по сторонам, толкнула Полянскую локтем в бок.
— Ты чего? — обернулась к ней Злата.
— Глянь-ка, — кивнула двоюродная сестра.
Полянская чуть-чуть наклонилась вперед, чтобы сквозь ветки ивы разглядеть идущих по дороге мужчину и женщину. Нет, сердце не сжалось в груди, не екнуло и не отозвалось болью. Растерянно обернувшись, Злата поняла, что не сможет незаметно слезть с навеса. И обида или боль тут были ни при чем. Ей просто неприятно было видеть Дороша, ведь по дороге с ведром в руках как раз и шел Виталя. Она его узнала, а вот женщину в спортивных леггинсах, футболке и косынке не сразу. Уж очень непохожа она была на ту элегантную и безупречную особу, которую Злата знала и помнила.
А между тем это действительно была Марина Александровна. Полянской неприятно было видеть Виталю не потому, что шел он в обществе женщины, тем более своей жены, к которой, вероятно, вернулся. Злате неприятно было бы видеть его, даже если б шел он один, и эту неприязнь вызывали разочарование и горький осадок в душе — все, что осталось от прежних чувств.
— А кто это с ним? — шепнула Анька, когда Дороши почти поравнялись с ними.
— Бывшая, вернее, единственная его законная супруга! — негромко отозвалась Полянская в ответ.
— Вот оно что! Вот как бывает. Никогда не видела ее в деревне…
Злата ничего не ответила, просто опустила глаза, понимая, что даже кивнуть в знак приветствия она не сможет. Впрочем, не они одни обратили внимание на идущих по дороге Дорошей, которые шли, разговаривая о чем-то своем, и даже не смотрели в их сторону.
Полянский обернулся, присвистнул и даже перестал работать молотком..
— Едрит-мадрид… — изумленно пробормотал он.
Блотский лишь мельком глянул в их сторону, а потом перевел взгляд на маленькую Ульяну, которая смотрела на проходивших мимо дядю и тетю широко раскрытыми синими глазенками, сунув пальчик в рот.
— Папа? — растерянно пролепетал ребенок.
Алексей взял Ульяшу на руки, и та, прижавшись щекой к его плечу, так и не выпустила палец изо рта.
Виталя даже не глянул в их сторону, просто прошел мимо. Анька открыла рот, чтобы высказаться, но Злата не дала ей заговорить.
— Ну что же, Аня, давай слезать уже, что ли? — сказала она, опережая двоюродную сестру.
— Давай, — согласилась та. — Тем же путем?