Злата, критично сжав губы, посмотрела вниз, оценив расстояние до земли и их с Анькой возможности. Блотский, опустив ребенка на землю, подошел к ним. Забрав банку с ягодами, которую он отставил в сторону, Блотский помог Злате и Ане спуститься на землю. Причем, что и следовало ожидать, это сопровождалось визгом и смехом, и прежнее веселое настроение было восстановлено.
Вечером, когда после ужина Леша ушел, Злата прихватила с собой чашку с кофе и вышла на лавочку. Она любила в одиночестве или в компании родных сидеть здесь, наслаждаясь долгожданной вечерней свежестью. Сидеть, ни о чем не думая, поддавшись чудному очарованию вечера, расслабившись, все отпустить и чувствовать, как умиротворение и гармония с собой и окружающим миром окутывают душу, рождая тихую радость. Слышать, как стихают, умирая, все звуки, и только где-то на деревне монотонно скрипит ворот, накручивая цепь, кто-то до самой темноты таскает воду из колодца, поливая огород. А над головой чистый синий купол неба и розовые переливы заката на горизонте. Они еще долго будут гореть, но с востока сиреневым флером уже подбирается летняя ночь…
И сегодня Злате тоже хотелось так же закрыть глаза и ни о чем не думать, но мысли сами собой проникали в голову, и просто так отпустить их, расслабиться не получалось. Эти мысли снова были о Дороше и Лешке. О двух мужчинах, присутствующих в ее жизни много лет. Мужчинах, которых она любила и потеряла. Сегодня один, даже не обернувшись, прошел мимо. Ни разу с момента их расставания тогда, в мае, на опушке, Виталя не позвонил, чтобы спросить, как дочка. Вероятно, ему было не до них. Он снова налаживал ту жизнь, которой жил всегда, которая была ему привычна и дорога. Наверное, он налаживал и прежние отношения с женой. Впрочем, Злата предполагала еще тогда, в мае, когда он говорил ей об их окончательном расставании, что Марина Александровна, его прежняя семья снова вернулись в его жизнь. Возможно, только потеряв их, он осознал, что ему на самом деле нужно. И Злата не держала на него зла и даже была рада, вот только за Ульяшу, которой предстояло расти без отца, было обидно…
И снова, кажется, в сотый раз, Полянская возвращалась к одному и тому же вопросу, не понимая, почему же все так вышло. Ведь все, что произошло, не случилось в один момент. И чувства в ее сердце претерпели изменения не сразу… Не то чтобы Полянская вдруг осознала, что любит одного мужчину и больше не любит другого. Просто пришло понимание, что действительно ей нужно для счастья. Дорош и его любовь, ее страсть и желание, от которых темнело в глазах, — все это вдруг потускнело, утратило свою силу, больше ничего не несло с собой. Это было просто физическим влечением, а ей хотелось глубины, душевной близости, понимания и поддержки. Всего того, что всегда исходило от Блотского. То, что она всегда принимала, чем сама отвечала ему, но что никогда не называла любовью. Ей нужно было, наверное, потерять Алексея, чтобы понять, как он ей нужен, и обрести Дороша, чтобы узнать, что есть их любовь при ближайшем рассмотрении. Нет, это не было внезапным озарением. Просто вдруг она как будто очнулась ото сна и поняла: ей не нужен Дорош. Она не могла и не хотела дальше строить с ним будущее, она осознала, что не хочет терять Лешку. Он нужен ей, чтобы, как раньше, идти вперед по жизни, взявшись за руки. Но и Блотского она тоже теряла, по-настоящему теряла, навсегда.
Девушке вспомнился недавний разговор с Ириной Леонидовной. И новость, которая заставила Злату потерять дар речи. После концерта на «Славянском базаре» представитель одного из крупнейших российских продюсерских центров предложил Блотскому поработать вместе. Ему предлагали взаимовыгодный контракт и работу в Москве. Это были новые возможности и перспективы, другой уровень и размах. И у Леши, по сути, не было причин отказываться. Его здесь ничего не держало. Злата все понимала, но ее охватила паника при мысли о том, что Леша уедет, но ни ему, ни кому-то другому она об этом не говорила. Улыбалась, пыталась радоваться. Она считала себя эгоисткой и собственницей, ведь удерживать Блотского просто не имела права. Но она знала, что не может потерять его, он необходим ей, ведь что бы ни происходило в их жизнях, они все равно были связаны неразрывными нитями, оборвать которые смогла бы только смерть. Но если он уедет в Москву, это и будет подобно смерти, ведь он уедет навсегда. Отчаяние разрывало сердце, но она продолжала молчать. Она боялась ошибиться, поверив собственному сердцу. Ведь однажды она уже предала Лешу. И несмотря на его великодушие, разве мог он снова рисковать сердцем, которое она однажды уже разбила?
Злата терзалась и молчала. Встречая внимательный взгляд голубых глаз, она молила не уезжать, ведь она любила…
Всегда любила, пусть не так, как об этом писали в книгах и показывали в кино, не так, как ей это представлялось, не так, как любила Виталю. Понимание, уважение, единение душ, нежность, духовная близость, защищенность, преданность, верность… Все это много значило для Златы, но не имело отношения к страсти, пылкости, любви. Все эти чувства, качества и были тем, из чего складывалась ее любовь к Блотскому. Но поняла она это только после того, как Дорош ушел. И возможно, ей нужно было через все это пройти, чтобы, наконец, прозреть. Сделать круг и вернуться к исходной точке, только уже с чистой душой и без непосильного груза воспоминаний и сожалений, которые не удавалось отпустить. Она вернулась, но это ведь не значило, что Алексей Блотский ждал ее с распростертыми объятиями!
Злата, кажется, в сотый раз просматривала их совместный концерт на «Славянском базаре», снова и снова возвращаясь к сольному выступлению Алексея, к его песне, которую она впервые услышала на репетиции. Это был Лешкин блок, и Полянская спустилась со сцены, разместившись на стульях с текстами своих песен, но при первых же аккордах подняла глаза…
Он ходил по сцене сосредоточенно-серьезный, а у нее из глаз катились слезы, которых она не замечала. Сердце щемило от слов из песни, слов, которые произносил Леша. В этой песне было все, что он чувствовал, все, что было у него на сердце, все, что, возможно, он хотел, но не мог сказать ей… Это была своеобразная исповедь, его признание, ответ на вопрос… Он так и не поднял на нее взгляд, да и Злата, уткнувшись в текст и ничего не видя из-за слез, так и не решилась взглянуть на него…
Песня «Сердце мое там, где ты», премьера которой состоялась в Витебске, имела грандиозный успех у зрителей. Злата все эти дни, оставаясь одна, включала ноутбук, находила запись и просматривала снова и снова. Слезы все так же лились по щекам, изображение на экране так же расплывалось, а сердце заходилось от тоски.
Она касалась пальчиками его лица на экране и от отчаяния кусала губы.
«Сколько же сотен раз опять с чистого листа.
К счастью дороги все опять замыкались в круг,
И рассыпалось все пустым замком из песка.
Белая полоса черной сменялась вдруг.
Но даже если придется пройти через тернии к звездам,
И даже если когда-нибудь солнце устанет светить,
Я буду знать до последнего вздоха, цепляясь за воздух…
Все происходит не рано, не поздно,
Но одного мне не дано изменить,
Дом там, где сердце, и найти его просто,
Ни для кого не секрет то, что сердце мое там, где ты.
Сколько же сотен раз опять обрывалась нить,
Самое важное теряло значение.
То, что, казалось нам, должно было вечно жить,
Вдруг превращалось в пыль в одно лишь мгновение.
Но даже если придется пройти через тернии к звездам,
И даже если когда-нибудь солнце устанет светить,
Я буду знать до последнего вздоха, цепляясь за воздух…
Все происходит не рано, не поздно,
Но одного мне не дано изменить,
Дом там, где сердце, и найти его просто»[1].
Ни для кого не секрет то, что сердце мое там, где ты…» — эти строчки вертелись в голове, чем бы она ни занималась, и не давали ей покоя.
Леша оставался в Горновке, но она знала, со дня на день он придет, чтобы сообщить ей о своем отъезде и попрощаться.
Однажды после полудня, когда Маняша и Ульяна были уложены спать, Полянский на своей машине повез Аню и Тимошу домой, а Елена Викторовна увязалась с ними, чтобы отовариться в новом гипермаркете, Злата, забравшись с ногами на стул, устроилась за столом в столовой и, открыв ноутбук, снова включила запись концерта.
Она сидела, зарывшись пальцами в распущенные волосы, смотрела, слушала, пытаясь анализировать, раскладывая, как пасьянс, свою прошлую жизнь и чувства, и снова все тасовала…
Она сама все усложняла, тут Анька была права. Проще было бы отбросить все страхи и поговорить с Блотским, но слова не шли с языка. Она не знала, как начать этот разговор. Злата не знала, имеет ли она право на этот разговор. Снова начинало терзать чувство вины и страха, и так опять по кругу…
— Не веришь? — услышала она вдруг за своей спиной, когда в очередной раз песня началась сначала.
Испуганно вздрогнув, девушка обернулась и увидела Лешу.
Он стоял, опершись о дверной косяк, и смотрел на нее.
— Ты пришел попрощаться? — кусая губы, спросила она.
— Скажи, пожалуйста, неужели между нами возможна только дружба? Неужели все было ошибкой с самого начала? Ты ведь не притворялась, и я был счастлив, почему тогда все вот так? — игнорируя ее вопрос, Леша задал свой.
— А тебе не приходило в голову, что наша с тобой дружба — это и есть наша любовь? — проглотив подступающие слезы, ответила она. — Это я виновата, что жила в заблуждениях, думала, любовь между мужчиной и женщиной — это другое, не то, что есть у нас. Я думала, так неправильно… Я была счастлива с тобой, но меня не покидало чувство вины, мне казалось, то, что есть между нами, это совсем не то, чего ты заслуживаешь! Мне казалось, я все время обманываю тебя, так как не чувствую того, что должна… Да, ты ведь знаешь, я любила Дороша. И воспоминания об этой любви жили во мне. Я думала, любить можно только так, но я ошибалась. И поняла это, когда потеряла тебя. Да, было время, мне просто больно и стыдно было думать о тебе… Я знала, что предала тебя, разбила сердце… Я была виновата перед тобой и знала, что ты меня никогда не простишь. А потом, когда Ирина Леонидовна настояла на возобновлении нашего общения и мы смогли снова общаться и дружить, испытала облегчение… Но знаешь, на протяжении этих нескольких лет, наверное, не было и дня, чтобы я не думала о тебе. Ты нужен мне был, Лешка. Знаешь, несмотря ни на что, мне все время казалось, что я привязана к тебе чем-то большим, чем страстью или любовью. Я не знаю этому названия. Пытаюсь объяснить это себе и не нахожу слов. Знаю только, это навсегда. Но ты мне ничем не обязан. Дядь Валерик правду ведь тогда сказал…