– О, Магия! И он считает себя взрослым и предусмотрительным! Десять минут! Он полагает, что девушка действительно может собраться за десять минут в такой ситуации! – и продолжили ледяным тоном, – Жду вас в отцовском кабинете через полчаса!
А потом свекровь буднично и совершенно благожелательно добавила:
– Комната рядом с твоей свободна, можете воспользоваться второй ванной, скажи Ильзе – я распоряжусь, чтобы туда принесли ее одежду.
Интонации у этой женщины менялись быстрее, чем я успевала определить – действительно ли она испытывает эти эмоции, или лишь демонстрирует их.
– Благодарю вас, миссис Феррерс! – отозвалась я, понимая, что отмалчиваться дальше попросту глупо.
– Это мелочи, – отозвалась она подобревшим голосом, а мы с Ричи переглянулись, и разбежались по ванным комнатам.
– Милая, подойди ко мне, – велел отец через те самые полчаса в кабинете мистера Феррерса.
Родственники сидели здесь же, мои справа, его – слева, в креслах (лорд и леди Феррерс), и по центру, заняв стратегическое место за столом (мистер Феррерс). Миссис Феррерс по-простому оперлась на стол мужа и сложила руки на груди.
Моя семья оккупировала диван и сидела с похоронными лицами.
– Тебя заставили?
Я отрицательно покачала головой, не скрывая улыбки.
Заставили меня, как же…
Подумала, и вслух подтвердила, что всё, сделанное мной, было сделано добровольно и сознательно.
Отец коротко взглянул на дядю Дино, и тот встал, провел ладонью в воздухе перед моим лицом и ниже, к солнечному сплетению, медленно, вдумчиво исследуя меня на предмет магического вмешательства.
Это было немного неприятно – родственники проверяли меня, будто я сама не в силах сказать, было ли насилие с принуждением, либо нет, но здравый смысл однозначно подсказывал, что будь я под воздействием – то как раз с пеной у рта и доказывала бы, что решение было добровольным.
Да и пусть лучше результаты магической проверки будут, чем нет.
На Феррерсов я отчаянно старалась не оглядываться.
Если уж мне было немного неприятно – то им, надо полагать, и вовсе.
– Следов ментального принуждения нет, – констатировал дядя. – Следов физического насилия – тоже.
Я вздернула подбородок, внутренне ликуя…
– Ну что ж, – сказала мама, – теперь расторгнуть обряд будет немного сложнее. Но наша дочь не достигла магической и правовой дееспособности, и не способна самостоятельно принимать решений, относительно участия в магических обрядах без одобрения родителей.
Ощущения были, как будто меня ткнули острым железом в самое больное место.
Внутри меня ворохнулись хорошо знакомые псы.
И пока нарастал обмен репликами – возмущенными, холодными, негодующими – я, отыскав пошатнувшуюся невозмутимость, самым спокойным тоном поблагодарила:
– Спасибо, что напомнила, мама. Думаю, я готова сдать экзамен на магическую дееспособность.
– Это если ты получишь допуск к экзамену, – запальчиво возразила мама.
– Отчего нет? – задавила я эти остаточные трепыхания. – Ты сама не раз говорила, что я давно готова…
– Хелена, ты перегибаешь, – подал голос дядя Дино, а потом…
– Экзамен тебе? Ну наконец-то! Как же ты надоела мне, маленькая дрянь! – выдохнул, поднимаясь, дядя Кирстен, – Предки, неужели я наконец-то от тебя отделаюсь!
Каждое слово втыкалось в меня раскаленной иглой. Каждое. Проклятое. Слово.
Шрамы на лице наставника, которые так и не сумели свести, стали особенно заметны в бьющем из окон свете.
В глазах дяди Кирстена плескалась искренняя, злая радость…
Больно было настолько, что даже мамино желание расторгнуть мой брак под предлогом моей недееспособности, меркло.
Мои внутренние твари хрипели, натягивая поводки – но теперь всё изменилось.
Я сама не поняла, в какой момент – но псы больше не грозились оборвать привязь и пожрать меня. Я была хозяйкой своим тварям, и крепко сжимала натянутые сворки.
Облизнуть губы. Открыть глаза. И вспомнить, как дышать.
– Всё это время вы могли отказаться от занятий со мной. В любой момент, дядя Кирстен.
Слова давались с трудом. Но я очень старалась, чтобы голос звучал ровно. А не скулил сломанной калиткой.
– Как же я тебя ненавижу… Ты не представляешь. Все шесть лет. Каждый день…
Я внутренне скулила от его слов, как от ударов ногами, я сжималась в раненый комочек.
Я пыталась найти объяснения его словам, оправдания… Он мой наставник! Близкий человек! Он…
Но его торжество – оно было неподдельным, я это чувствовала.
И больнее всего было признавать, что за ним есть право. Что за все эти годы я, занятая только собой, ни разу не подумала – а каково ему нянчить меня, вытирать мне сопли?
– Ну что же, – отозвалась я, прячась за холодным тоном. – Я сдам экзамен, и ваши мучения, которые вы могли прервать в любой момент, зако…
Пощечина, обжегшая лицо, была внезапной. От нее мотнулась голова – и что-то знакомо проснулось в груди, и Гнев рванулся вперед, и я почти физически ощутила этот рывок, почти почувствовала, как он отдался в плечо, и что-то темное поднималось наверх, и Злоба, льстивая сука, преданно заглядывала в глаза, извиваясь сухим поджарым телом, умоляла – «Позволь-позволь-позволь!».
Хватит. Хватит, я сказала. У него есть на это основания.
Я вскинула руку с зачатком заклинания-щита, но вторая пощечина смела мою попытку обороны, оставила ожог на непривычной к подобному коже…
И что-то со звоном лопнуло в голове.
– Вы превышаете ваши полномочия, дядя.
В голосе моем не было ничего – только лед. И я чувствовала, как этот лед почти что расползается изморозью от меня.
Я была надменна.
Я была спокойна.
Я была готова ответить ударом на удар – если не в магическом поединке, то в правовом, и стереть противника в порошок.
И гнев со злобой покорно лежали у моих ног.
– Я сдам этот экзамен, и разорву наши узы. Вам же, дядюшка, следует подумать о том, сдадите ли его вы – ваше психологическое состояние откровенно оставляет желать лучшего, – слова падали хрупкими льдинками, острыми и тонкими.
План кампании разворачивался в голове пространным полотном – подать жалобу в магический совет, подать жалобу в аттестационную комиссию, затребовать освидетельствования и подтверждения наставнического статуса, привлечь Комиссию по Наследию древних родов…
Хотя возможно, с освидетельствованием я не права – это во мне говорит обида.
Я твердо смотрела в глаза дяде Кирстену и не собиралась отводить взгляда.
А потом он вдруг усмехнулся.
– Ты сдала экзамен, – и насмешливо уточнил, бросив взгляд мне за спин, – Надеюсь, вы его держите.
И протянув руку, достал из воздуха узнаваемый бланк магической аттестации.
Я медленно, очень осторожно повернула голову влево… Ричи, замерший в тяжеловесной неподвижности за моей спиной, был окружен коконом, прозрачным, но плотным.
Внутри него, как в аквариуме, плескался жидкий огонь.
– Мне нужен стол, – буднично сказал дядя Кирстен, взрезая голосом, как ножом, эту жуть.
И дядя спокойно занял стол мистера Феррерса, когда тот уступил ему место, а сам отошел к жене и сыну. На них мистер Феррерс не смотрел – только на нас. На папу с мамой.
А я во все глаза смотрела на Ричи.
На его опущенные веки. Обманчиво спокойное лицо. Расслабленные руки…
Смотрела, и гадала, как я могла пропустить вот это… вот это вот.
– Может быть, вы поможете вашему сыну? – с тяжелым намеком поинтересовался папа.
– В этом нет необходимости, – отозвалась миссис Феррерс, со спокойствием, от которого разило близким инфарктом. – Он справится.
– Ричард сумел удержать пламя при выбросе – сумеет и придумать, как втянуть его назад, – хладнокровно пояснил отец Ричи.
Руки у него не дрожали, но я почему-то ощущала его состояние именно так.
Кажется, я только что поняла, чего именно всю жизнь опасался Ричи.
Чего он старался избегать частыми драками.
Я осторожно подошла к мужу, боясь нарушить удерживаемое им хрупкое равновесие.
Светлые ресницы дрогнули. Мы встретились взглядами.
Ричи вздохнул, и снова опустил веки – а огненные ленты начали медленно впитываться в его кожу.
– Боевые реакции у тебя так себе, – буднично заговорил дядя Кирстен, деловито строча в бланке. – Но, в целом, с твоими проблемами тебя к бою и не готовили – основной упор был на то, чтобы дыру с самообладанием закрыть. Так что в течение полугода тебе в обязательном порядке предписывается пройти усиленный курс боевой подготовки.
– Но мне… – растерянно попыталась было возразить я.
– Ильза, это не нормально, когда мага твоего потенциала можно ударить по лицу, и не только остаться в живых, но даже не встретить сколько-то осмысленного сопротивления.
– С вами бы я драться и не стала, – проворчала я, не из резонных возражений, а просто так, не желая сдавать позиции.
– Всё, закрыли эту бессмысленную дискуссию. Пройдешь подготовку, или через полгода твой аттестат аннулируется, – дядя стащил с пальца кольцо, дохнул на него и два раза с четким стуком приложил к бланку – по документу стали расползаться, отчетливо синея, магические печати, пока наставник оставлял поверх длинный затейливый вензель подписи.
Я разглядывала на дядю Кирстена, привычно худого, жилистого, надежного – и начинала его побаиваться. Что я вообще о нем знаю? Я всегда смотрела на него с восхищением и обожанием, всегда знала, что мой воспитатель – очень сильный маг, но… Но при этом я считала его домашним. Спокойным. Безопасным…
И уж точно не подозревала в нем такого внутреннего огня и ярости!
– Дино, – сказал он, протягивая бумагу второму дядюшке.
Тот дотянулся, расположил лист перед собой прямо в воздухе, вынул из кармана пижонскую ручку и деловито уточнил у меня:
– С помощью каких правовых инструментов ты собиралась закапывать Кирстена в землю?
Я запнулась, но быстро спохватилась, и приняла возмущенный вид: