Бессильная злоба взъярилась, окончательно лишая рассудка…
– Ильза, хватит.
Спокойный ровный голос. Как щелчок кнутом. Оба бешеных пса замерли, не веря, что кто-то смеет им перечить и медленно повернулись, на несколько мгновений забыв про меня. Ту, которую они почти растерзали.
Он не кричал. Он даже выпустил мои руки, вместо этого обхватив мое лицо, пытаясь поймать безумный, мечущийся взгляд.
И у него получилось.
Я смотрела в серые глаза, и красный туман медленно таял. Реальность проступала неприглядными мазками, но я была ей рада. И псы, повинуясь одному лишь взгляду, отступали, поджав хвосты и виновато поскуливая.
Мне было одновременно жарко и холодно. Меня трясло крупной дрожью. И отчаянно хотелось сделать шаг вперед, уткнуться лбом в грудь однокурсника и разреветься.
Не пришлось – потому что он сам притянул меня к себе, обхватил одной рукой за плечи, а другой принялся поглаживать по голове.
Реветь я раздумала.
Я в принципе от такой вольности слегка обалдела. Нет, я хотела, конечно, но это ж не повод!
Постояв все же так несколько минут, я неуверенно положила ладонь на обтянутую свитером грудь, и отодвинулась.
– Спасибо.
Так было холоднее. Я поежилась, обхватила себя руками и еще раз обежала взглядом пещеру, чтобы не встречаться с глазами Ричи Феррерса.
– Все хорошо?
– Нет, все плохо, но я тебя за это уже не побью! – В ответ на это огрызательство Феррерс почему-то расплылся в ухмылке, и я сдалась: – Извини, что сорвалась. У меня… – я замялась на мгновение, подбирая синонимы: – психологические проблемы.
– Буйная? – невозмутимо уточнил Ричи, и я метнула в него гневный взгляд.
– А если и? – с вызовом бросила я.
– Да мне-то что? – Феррерс пожал плечами и присел на камень.
Я вспыхнула и отвернулась.
– Ну? – внезапно окликнул меня голос. – Ты рассказывать-то будешь или нет?
– А тебе то что? – фыркнула я, скопировав интонацию.
– А мне – интересно.
Я закатила глаза. Еще и издевается.
«Не издевается, а поддерживает разговор и отвлекает», – подсказывал голос разума.
«Мог бы и поуважительнее поддерживать!»
«А мог бы и не поддерживать совсем, так что бери, что дают!».
Я переступила с ноги на ногу и тоже забралась с ногами из воды на камень. Так стало еще холоднее, я обхватила себя руками за плечи и заговорила, стараясь не слишком стучать зубами:
– Понимаешь, – начала я, осторожно подбирая слова, и не зная, что можно сказать, чтобы объяснить нужное, и при этом не разболтать лишнее. И решившись, выдала на одном дыхании: – Понимаешь, я немножко вспыльчивая.
Ричи Феррерс хмыкнул:
– «Вспыльчивая»! Так и говори – истеричка.
И так это спокойно и буднично прозвучало, будто и впрямь – мелочь, ерунда. Безделица. Я сначала задохнулась возмущением, а потом сдулась.
Ну да. Если не вдаваться в магические подробности, то можно и так, наверное, сказать.
И я признала:
– Да. Пожалуй, да.
Самой себе признала – не ему.
– Ну чего ты там жмешься? Иди сюда. Греться будем.
Я недоуменно подняла на одноклассника голову.
Он, вообще, нормальный? Я ему – про то, что я неуправляемая магическая бомба, а он мне – «Иди сюда, греться будем»!
Может, он не понял, о чем я говорю?..
– Ильза, – мягко и устало позвал Ричи. – Нас с тобой, конечно, уже ищут и без сомнения найдут, эти гроты изучены до последнего миллиметра земли. Но мы провалились на два яруса вниз, и завалы здесь магией разбирать нельзя, только техникой – а то и вообще вручную. Поэтому наше спасение займет некоторое время. Мы с тобой оба намокли и продрогли. И если ты так и будешь стоять там – то теплее нам и не станет. Поэтому иди сюда.
Я молча смотрела на него так, будто впервые увидела. А потом подумала, и шагнула вперед.
Он сгреб меня в охапку сразу. И как-то так ловко нас устроил, что я оказалась завернута в него, в его объятия почти полностью. Попа подперта чужим жестким коленом, Плечи оплетены объятиями, и моя макушка – у него под подбородком.
Так действительно оказалось теплее.
Немного повозившись, уткнувшись носом в его кадык, я заговорила:
– Ты не думай, я не сумасшедшая. Просто… Просто иногда мои эмоции оказываются сильнее меня.
…Скорлупа, так надежно защищавшая меня от переживаний, вместо того чтобы треснуть и потихонечку раскрошиться, разлетелась на осколки в один миг, выпуская в мир нового дракона Ар-Бравлингов. Всевозможные чувства разрывали, сердце, душу, голову, я не знала, что. Меня захлестывало воронкой, водоворотом, несло потоком и швыряло…
– Когда мне было двенадцать лет, произошел несчастный случай. Я чуть не убила своего наставника – тогда, вообще-то, много что пострадало, настоящая магическая бойня со швырянием огнем и прочими неприятными штуками, но вещи – это вещи, их заменили, комнаты отремонтировали, а наставник… Он мой родственник. Дядя. Не родной, а… Ну, это не важно, просто он пострадал, и сильно, и… В общем, кое-что так и не сумели исправить, последствия остались навсегда, а я…
Я почистила горло. В гроте было сыро, промозгло – иначе из-за чего меня начал бить озноб?
– В общем, тогда и выяснилось, что я не умею злиться. Нормально, вменяемо – так чтобы ограничиться криком или на крайний случай швырянием предметами, или там пощечиной. Я… я впадаю в ярость, и в этой ярости не помню себя. Крушу все, что под руку подвернется. С применением магии, да.
Я засопела ему в горло. Признаваться в этом было страшно.
В этом, и в том еще, что я только что сорвалась. Опять.
Я ведь… я чуть не убила нас обоих. Будь здесь доступна магия – могла бы запросто обвалить камни, которые так удачно заклинили друг друга у нас над головой, или устроила бы здесь огненный шторм, или…
Я сглотнула сухим горлом, стараясь не думать, сколько всего может сделать обезумевший маг на замкнутом участке пространства.
– Спокойно, – осадил мои мысли Феррерс. – Разгуляться я бы тебе не дал. Мы когда только осматривались, уже видно было, что у тебя взгляд чумной. Если бы магия при мне была – я бы сразу тебе успокоительное вкатил… Или вырубил бы, – добавил он задумчиво.
Добрый он!
Я, не выдержала и хихикнула ему в шею. Стало как-то полегче. Настолько, что я позволила себе пожаловаться:
– Знаешь, как это страшно – не помнить себя… Вот ты была, разумная и рассудительная, а вот уже – раз, и пробел, и ты уже приходишь в себя, а ты слабая и обессиленная, а в голове только размытые воспоминания о том, что было, и ты лежи-и-ишь, лежи-и-ишь, и ждешь, когда к тебе придут, и расскажут, что ты натворила. Лежишь и гадаешь, кто в этот раз пострадал. И случилось ли самое страшное. И если – да, то.. Кто? Сестра? Или учительница иностранного? Или наставник? Или кто-то чужой, незнакомый… Лежишь и думаешь – великие предки, только бы не семья. Только бы не свои. А потом понимаешь, о чем молишься, и осознаешь, какая ты… дрянь.
Я ждала, что Ричи напряжется. Отодвинется. Но он не только не выпустил меня, но и стал легонько поглаживать по спине, утешая. А я поняла, что постыдно шмыгаю носом, да и щеки какие-то подозрительно влажные.
– У меня потом еще несколько раз такие вот… приходы были, – призналась я шепотом. – Ну, семья-то уже во всеоружии была. Так что как-то они мою дурную силу отводили, и всё более-менее обходилось, и тем более, я все время знала, что меня постоянно контролируют, и от этого как-то легче было, но всё равно… Очень страшно, – еле слышно призналась я, вдыхая успокаивающий запах Ричи Феррерса.
– Понимаю, – задумчиво ответило мое успокоительное, и я настолько удивилась, что даже попыталась отстраниться, посмотреть на него, но не сумела, потому что сверху мою макушку придавила кое-чья тяжелая башка. – Вот про страх я очень хорошо понимаю. У меня тоже… Не все ладно. С контролем силы.
Я всё-таки высвободилась, чтобы посмотреть ему в глаза.
– Ты поэтому дерешься? – с любопытством уточнила я. – Микросрывы?
– Нет, – слегка смутился Феррерс. А может, мне показалось, что смутился, освещение у нас было все же весьма посредственное. – Это не срывы. Это осознанное и хамское решение давить конфликтные ситуации до того, как они углубятся настолько, что могут повлиять на самоконтроль…
Я смотрела на него во все глаза и приходила к выводу, что мне все-таки не показалось – непрошибаемый Ричи Феррерс смутился!
Это почему-то вызвало детский восторг. У меня. А у Феррерса, по-видимому, это вызвало желание сменить тему. И он вернулся к предыдущей:
– Ты стала бояться колдовать? – спросил он, немного повозившись, чтобы удобнее устроиться на голых камнях.
Я вздохнула и неохотно призналась:
– Нет… Я стала бояться злиться.
Семья очень ответственно подходила к вопросу моего самоконтроля. Как только проблема проявилась, ко мне пригласили лучших специалистов, а контакты с окружающими серьезно ограничили. Я была безумно рада. Никогда бы я не захотела остаться с этим один на один! Не после того, как я увидела дядю Кирстена окровавленным, смятым, лежащим на полу у стены бесформенной грудой.
Когда меня сорвало в первый раз, у нас было занятие. Он знакомил подросших племянников с основами магии. И вышвырнул четверых моих кузенов и кузин из классной комнаты до того, как я устроила в ней филиал преисподней. Выставил – а сам попал под удар, и его закрутило, переломало сырой силой. И только то, что он сам – Ар-Бравлинг, дало ему шанс защититься от нашего пламени.
Мне в воспитательных целях дали ознакомиться с полным перечнем полученных им повреждений.
Ужас содеянного до сих пор со мной.
Говорить дальше было унизительно. Ведь одно дело признаться, в том, что у тебя есть проблема, и совсем другое – в том, что ты уже шесть лет не можешь справиться с этой проблемой.
Я вздохнула, уткнулась лбом в плечо Феррерса и невнятно продолжила:
– Меня отправили в Анедрвуд, потому что все тесты показывали, что я готова. Что я способна сама справиться. Наставники считают, что я готова выйти в мир уже года два, а отказываюсь, потому что привыкла цепляться за посторонний контроль и боюсь нести ответственность за себя сама. По их мнению, последний срыв был исключительно подсознательной попыткой подольше задержаться в безопасном убежище, где я останусь одна и меня никто не будет трогать… Во-о-от, – протянула я и застенчиво царапнула пуговицу на расстегнутой куртке Ричи. – Словом, на очередном семейном совете родители и тетушки с дядюшками подумали и явили мне свою общую волю – хватит, дорогая дочь, потворствовать своим страхам, пора взглянуть им в глаза! Ну и…