Тамбера — страница 2 из 49

Вначале может создаться впечатление, будто к отступничеству Тамберу привела безрассудная любовь к голландской девушке Кларе. Сам Тамбера оправдывает свою измену якобы тягой к знаниям, к цивилизации. «Вот почему, мама, я ушел к голландцам, — говорит он матери. — Я хочу многое узнать и понять, чтобы потом всему этому научить мой народ. Я хочу, чтобы лонторцы стали просвещенными, культурными людьми. И если ты все-таки считаешь, что я не прав, так хоть не показывай на людях свое невежество». И еще: «Хоть бы уж скорее голландцы навели на нашем острове свои порядки. А то ведь какое кругом невежество!..» Тамбера берет на себя смелость судить о культуре своего народа. Лонтор — маленький остров среди тысяч островов Малайского архипелага. И на этих островах, которые населяют восемьдесят два миллиона человек, в незапамятные времена возник особый жизненный уклад, расцвела своеобразная, неповторимая культура. Когда голландцы еще ходили в звериных шкурах, индонезийцы уже создали систему мер и весов. Высока была техника ирригационного строительства. Как о том свидетельствует хроника, в 450 году правитель могущественного государства Тарумы всего лишь за двадцать дней смог прорыть канал длиной в пятнадцать километров! В то время архитектура и искусство Индонезии достигли таких высот, что намного превосходили лучшие образцы архитектуры и искусства Европы. Яванцы создали прекрасные величественные храмы Прамбанана, Панатарана, Боробудур. В X веке на Яве появились книги, написанные прозой и в ритмизированной форме. В осаде Малакки, захваченной португальцами, участвовало триста индонезийских кораблей, которые огнем своих пушек нанесли значительный урон колонизаторам. Издревле индонезийские мореходы вели торговлю с Арабским Востоком, Африкой, Индией, Китаем и другими странами. Культура этих стран оказывала влияние на культуру народов, населяющих Малайский архипелаг. Слабость Индонезии была не в отсутствии культуры, а в разобщенности, в наличии множества феодальных княжеств, которые беспрестанно вели между собой войны и не смогли объединиться для совместной борьбы против захватчиков. И голландцы всячески старались использовать в своих целях эту раздробленность, междоусобицу, искусственно разжигая раздор между раджами.

Склонный к философствованиям отшельник Свамин, дядя Тамберы, все сводит к мирским соблазнам. Тамбере нравится Клара, нравятся голландские вещи, нравятся даже солдатские мундиры. «Когда я вижу в крепости голландских солдат в красивой одежде, мне хочется быть там, среди них, и я думаю только об одном: я хочу, чтобы скорее пришел день, когда голландцы одержат победу над Кавистой…» — так размышляет Тамбера. Для отшельника Свамина вся жизнь человека — освобождение духа. Если человек заботится лишь о желаниях своего тола, он перестает быть человеком.

Утуй Татанг Сонтани видит причину грехопадения людей, подобных Тамбере, совсем в другом. В историческом романе индонезийского писателя Абдула Муиса «Сурапати» есть сходная ситуация: главный герой Сурапати влюбляется в европейскую девушку и даже женится на ней; однако это не помешало Сурапати, балийскому рабу, стать вождем мощного восстания на Яве, много лет держать в страхе чиновников Нидерландской Ост-Индской компании.

Причина грехопадения Тамберы имеет социальные корпи, — вот что хочет сказать своим романом У. Сонтани. Разложение родового строя, расслоение лонторской деревни приводит к появлению «местной аристократии», к которой причисляет себя выборный староста Имбата. С ним заигрывают иноземцы, преподносят ему дорогие подарки, и староста Имбата начинает думать о том, что он человек особой породы, стоящий на общественной лестнице гораздо выше нищего мархаэна — народа. Заключая сделки, решающие в итоге судьбу лонторцев, Имбата даже не находит нужным советоваться с ними. Он признает только силу. А сила в руках голландцев, в руках англичанина Веллингтона. Имбате и невдомек, что иноземцы вынуждены считаться с ним лишь потому, что за его плечами стоит народ. Когда народ выбирает нового старосту, голландцы быстро забывают все заслуги Имбаты перед ними.

«У рябого отца и сын рябой», — гласит индонезийская пословица. «Они думают, что я такой же, как другие лонторцы…" — возмущается Тамбера грубым отношением к нему голландцев. В этих словах разгадка поведения Тамберы. Он никак не хочет мешать себя с невежественным мархаэном, он претендует на особое отношение, хочет походить на иноземцев. Потому-то с таким восторгом и надевает мундир голландского солдата. Тамбера начинает смотреть на односельчан глазами Клары и ван Спойлта. А для этих двоих лонторцы — дикари, прирожденные рабы.

Не Тамбера, а сын бедняка Кависта возглавил восстание лонторцев. И хотя восстание было подавлено в самом зародыше, а Кависту вместе с другими повстанцами, закованного в цепи, отправили в ссылку, вся логика романа убеждает нас в том, что поражение потерпели не Кависта и его единомышленники, а Тамбера. Образ мужественного, волевого Кависты, не идущего ни на какие компромиссы с иноземными захватчиками, несомненная удача писателя. Кависта не намного старше Тамберы. Но как отличны друг от друга эти два характера. Созерцательный Тамбера, бездельник, мечтающий о какой-то красивой, легкой жизни в заморских странах, и энергичный Кависта, добывающий пропитание тяжким трудом. Отец Кависты, бедняк Маруко, постоянно поглощенный мыслями о том, как разбогатеть, не затрачивая больших усилий, плохой помощник в работе, и все заботы о большой семье лежат на плечах Кависты. Его ненависть к эксплуататорам разного рода безгранична. Политическая проницательность Кависты изобличает в нем подлинного вожака масс. «Надо быть последним глупцом, чтобы верить словам голландцев, — говорит он крестьянам. — …Они привезли сюда своих солдат, чтобы запугать нас, чтобы им легче было утвердить здесь свою власть. Мы должны выгнать их с нашего острова…» И от слов Кависта немедленно переходит к делу: создает повстанческий отряд. От рук голландцев гибнет отец Кависты, гибнет жена, падают сраженные пулями товарищи, и все-таки Кависта остается победителем. Его дух не сломлен. «На своей земле мы хозяева, а не вы, подлые голландские псы!..» — бросает он на допросе в лицо ван Спойлту.

Сопротивление натиску вооруженных до зубов колонизаторов выдвигало из среды индонезийского народа руководителей — таких, как Кависта. В истории Индонезии можно найти немало примеров героической борьбы народа за национальную независимость. Взять хотя бы известное восстание Паттимуры на отдаленном островке Молукк Сапаруа. 15 мая 1817 года крестьяне Сапаруа ворвались в голландскую крепость и перебили весь гарнизон. Вскоре повстанцы уничтожили гарнизоны на Амбоине, Тидоре, Сераме, Харуку, Нуса Лауте. Весь архипелаг был охвачен пламенем восстания. На Яве всенародное восстание возглавил Дипонегоро, на Суматре — Имам Бонджол, Теуку Умар. Только в XIX веке в Индонезии произошло двадцать семь крупных восстаний против голландского владычества.

Писатель Утуй Татанг Сонтани очень рано понял, что история его родины — это не история ее колонизации, как то пытаются изображать буржуазные историографы, а история освободительной борьбы индонезийского народа.

И все же невольно задаешь себе вопрос: почему У. Сонтани, исконный житель Явы, сунданец, выросший в эпоху особенно ожесточенных классовых боев на всем архипелаге, обратился к событиям давно минувших веков, избрал местом действия в своем романе далекий островок Лонтор, сделал заглавным персонажем повествования отступника, а не руководителя народного восстания Кависту, заслуживающего, казалось бы, более пристального внимания?

Для того чтобы ответить на это, необходимо обстоятельно охарактеризовать то время, когда создавался роман «Тамбера», в какой-то мере раскрыть социальные идеалы писателя, попять устремления индонезийского общества накануне провозглашения Индонезии республикой.

Утуй Татанг Сонтани принадлежит к тому поколению писателей, которое вместе с народом прошло замечательный путь борьбы за независимость, способствовало и способствует своим творчеством и повседневными делами на культурном фронте преодолению тяжелого наследия колониального прошлого, воспитанию общества в духе национально-освободительных традиций.

Родился Утуй Татанг Сонтани в 1920 году на Западной Яве в городе Чианджуре, в живописном краю жителей гор сунданцев. Чианджур находится на полдороге между Богором, знаменитым на весь мир своим ботаническим садом, и Бандунгом. На языке оунда говорит почти шестнадцать миллионов человек. Существует мнение, что сунданцы так же красивы, как тот край, который они населяют. Здесь почти все названия деревень и городов начинаются на «чи»: Чианджур, Чибулан, Чиканджанг — «чи» по-сундански значит «вода», «реке». Поднимитесь на перевал Пунчак, и перед вашими глазами засверкают реки в долинах, затопленные рисовые поля, пруды. Над зарослями древовидных папоротников и чайными кустами, над гигантскими фикусами и бамбуками, над кронами пальм и пятидесятиметровых белых деревьев расамала встают могучие вулканы, затянутые аспидно-черными тучами, Салак, Геде, Пангранго… Один из поэтов сказал о Чианджуре:

«У жителей Чианджура добры и спокойны лица, щедра земля в Чианджуре, всходам не страшен зной…»

В этих местах и прошло детство У. Сонтани.

В конце тридцатых годов в газетах появляются его первые рассказы на языке сунда. Постепенно Утуй Татанг Сонтани переходит к драматургии. Сунданцы — большие любители театра. Они почитают классическую драму ваянг-оранг, театр марионеток, представления на исторические темы — кетопрак; у них существуют весьма красочные и выразительные сунданские танцы, например танец бабочек, исполняемый девушками.

Осмыслив классические традиции индонезийского театра, У. Сонтани пошел своим путем, стал создателем своеобразного жанра: пьесы-повести. Вскоре у него появились последователи и подражатели. Широкой известностью на всех островах Индонезии пользуются одноактные пьесы У. Сонтани «Цветок из ресторана», «Авал и Мира», одноактная драма в стихах «Флейта». Его перу принадлежит несколько сборников коротких рассказов — «Горожане» и др. Утуй Татанг Сонтани — писатель, ратующий за изображение современной жизни общества, за злободневность, за социальную тематику. Он всегда на переднем крае идеологической борьбы. На злобу дня был написан и роман «Тамбера», хотя его события и обращены в прошлое.