— Ну что ж, ладно, — после недолгого молчания сказал Кависта. — Но помни, Индалу, настанет день, когда ты все поймешь и сам бросишь эту работу.
— За предупреждение спасибо, Кависта, — поблагодарил Ара.
— Нам пора возвращаться, — заторопился Индалу.
— Пойдем скорее. До свидания, Кависта.
— Неужели и впрямь голландцы станут нашими врагами? — с некоторой тревогой проговорил Ара, направляясь обратно к своему чану.
— Поживем — увидим, — пожал плечами Индалу. — Мало ли что говорят. Не всему сразу верь, так и в беду недолго попасть.
А Кависта делал свое дело. Он решил поговорить со всеми, кто работал у голландцев. Вслед за Индалу с Арой он отозвал в сторонку еще троих. Эти все по-разному отнеслись к уговорам Кависты, спор разгорелся не на шутку. В конце концов порешили на том, чтобы вечером пойти к старосте кампунга за разъяснениями.
После работы большая группа лонторцев во главе с Амбало отправилась к Имбате. Староста встретил народ приветливо, предложил всем сесть и приготовился слушать.
— Мы пришли сюда потому, — начал Амбало, — что один человек посоветовал нам бросить работу. Он сказал, что голландцы не зря строят крепость, что они задумали против нас недоброе.
— Это вам Кависта наговорил? — едва дослушав, задал вопрос Имбата.
— Выходит, ты уже все знаешь?
— Знаю. Он и ко мне приходил.
— Так что же, правду он говорит или нет?
Подумав с минуту, Имбата спросил:
— А сами вы как думаете? Может быть, вы тоже считаете, что голландцы станут нашими врагами?
— Вот этого-то мы и не знаем, — сказал Индалу.
— Значит, среди вас нет таких, кто согласен с Кавистой?
— Есть и такие, — отозвался Амбало.
Имбата опять замолчал. Он не спешил с объяснениями, надо было взвесить каждое слово.
— Что ж, давайте это обсудим, друзья, — осторожно начал он. — Я уже говорил вам о том, что сказал мне ван Спойлт. Голландцы хотят построить крепость для защиты от португальцев или испанцев, которые могут в любую минуту напасть на остров. Мы помогаем им строить эту крепость, потому что она будет защищать и нас. А потом мы ведь заключили с голландцами договор о дружбе. И у нас нет никаких причин подозревать их в измене, смотреть на них как на врагов. Если мы первые нарушим договор, то, значит, вражду начнем мы, а не голландцы. Тогда, конечно, от нашей дружбы не останется и следа.
Он опять выждал немного, наблюдая, какое впечатление производят его слова. Пришедшие вопросительно переглядывались друг с другом.
— Друзья мои! — продолжал Имбата. — Если мы бросим сейчас работу, значит, мы нарушим наш договор о дружбе и голландцы будут считать нас врагами. Вот о чем я хочу предупредить вас. Это моя обязанность, как старосты кампунга. Ведь я отвечаю за то, чтобы наши отношения с голландцами были мирными.
— Вот и я так думаю. Глупо сейчас бросать работу, — решительно заявил Индалу.
— И почему мы должны поднимать шум из-за чьих-то подозрений? — поддержал его еще кто-то.
— Ну, теперь нам все понятно, — сказал Амбало. — Нашему старосте мы верим больше, чем Кависте.
На том и окончился разговор. Попрощавшись с Имбатой, все разошлись по домам.
Следующий день прошел без неприятностей. Заглянув на стройку, Имбата с радостью убедился, что работа идет своим чередом. Миновал еще день, и опять ничто не нарушило покоя старосты кампунга. К нему вернулся аппетит и крепкий сон. Все, казалось, обстояло благополучно.
Однако через три дня после объяснения с лонторцами произошло то, чего Имбата невольно ждал и боялся. Когда в дверях его дома появился ван Спойлт, Имбата по его лицу понял, что разговор будет неприятный.
— Послушай, Имбата, — без обиняков начал голландец, — у меня к тебе серьезные претензии. Твои люди на постройке крепости стали плохо работать. А пятеро так и вообще сегодня не вышли.
— Они объяснили почему, господин? — поинтересовался Имбата.
— Да несли какую-то несусветную чепуху!
Решив уклониться от разговора о причине, Имбата сказал:
— Но я в этом не виноват, господин.
— Виноват ты или нет, сейчас это к делу не относится. Мы с тобой заключили договор о дружбе. И ты обязан заботиться о том, чтобы этот договор выполнялся. Мне нужны люди, которые будут работать. Я тебе уже говорил: крепость необходимо построить как можно скорее. А если твои люди начнут отлынивать, мы и через год ничего не построим.
Имбата молчал. Между ним и ван Спойлтом появился холодок отчуждения.
— Ты что же, не можешь дать мне еще людей? — прервал затянувшееся молчание ван Спойлт.
— Боюсь, что это не в моих силах, господин, — вздохнул Имбата.
— Что, на твоих островах не стало народу? Вымерли все?
Староста кампунга был, видимо, смущен. Это не ускользнуло от проницательного взгляда ван Спойлта. Он первый раз видел Имбату таким, и это его насторожило.
— Я сделаю все, что смогу, господин, — справившись со смущением, ответил Имбата. — Но если у меня ничего не выйдет, то господин не должен гневаться на меня.
С языка голландца готов был сорваться вопрос: «Как же сам староста относится к происходящему», но, услыхав его последние слова, ван Спойлт решил пока больше ни о чем не спрашивать. Пристально посмотрев на Имбату и увидев в его глазах растерянность и даже беспокойство, ван Спойлт поднялся и сказал:
— Ну что же, Имбата, я пойду. До свиданья.
Оставшись один, Имбата еще долго сидел на террасе, ломая голову над тем, как выйти из этого трудного положения. Если он будет настаивать, чтобы лонторцы строили крепость, с Кавистой хлопот не оберешься. Если окончательно отказать ван Спойлту, то что будет с договором о дружбе? Так ничего и не придумав, Имбата решил пойти посоветоваться к Ламбару.
Подойдя к дому соседа, он еще со двора услыхал громкие голоса Ламбару и его жены. Супруги о чем-то яростно спорили.
Имбата тихонько постучал в дверь и вошел.
— А, Имбата, как раз кстати явился! — кивнул ему хозяин дома. — Садись.
— Что у вас случилось, Ламбару? Из-за чего такой шум? — опускаясь на циновку, спросил Имбата.
— Ривоти пропала, ушла утром из дому и до сих пор нет, — ответила за мужа Ивари.
— А я-то подумал, что у вас горе какое-то.
— Все вы, мужчины, на один лад, — возмутилась Ивари. — Вот и Ламбару знай свое твердит: чего, мол, тут страшного.
— Да вернется твоя Ривоти, никуда не денется, — успокаивал жену Ламбару.
— Никуда не денется! Много ты понимаешь. Если бы она просто погулять пошла, а то ведь я ее отчитала утром хорошенько, вот она и убежала из дому. Сердце у меня от горя разрывается!
— Зачем же тогда ты ее вечно ругаешь? — без особого сочувствия спросил Имбата.
— Как это зачем?! Ей, видишь ли, подавай такое платье, как у Клары. С самого утра была не в духе. А потом начала плакать, кричать на меня. Мало того, пригрозила, что уйдет совсем из дому, если я не исполню ее желания. Думала, дочка это так говорит, сгоряча. А она до сих пор не возвращается!
— Мой сын, бывало, и по два дня домой не приходил, и ничего, цел оставался, — хладнокровно заметил Имбата.
— Твой сын — мужчина, — возразила Ивари. — Он хоть на месяц уйдет, ничего страшного не случится.
Имбата промолчал, решив не вмешиваться в эту историю. Несколько минут стояла тишина. Все были заняты своими невеселыми мыслями.
— Послушай, Ламбару, — нарушил наконец молчание Имбата, ко мне только что приходил ван Спойлт. Он жаловался, что многие наши жители бросили строить крепость. Я знаю, это все Кависта воду мутит. Ходит тут и всем наговаривает, будто голландцы затевают против нас недоброе, потому, мол, и крепость решили строить.
— Я тоже слышал, что все это от Кависты идет, — согласился Ламбару.
— А что ты сам думаешь?
— Насчет чего?
— Насчет голландцев. Прав Кависта или нет, что они хотят с нами враждовать?
— Что тут скажешь, — неторопливо ответил Ламбару, — если в народе такой слух пошел, значит, дело не совсем чистое, Имбата. А Кависта, сам знаешь, говорить умеет. Ну, многие ему и поверили. А раз так, тебе от этого не отмахнуться. Придется, видно, что-то предпринимать.
— Я тоже так думаю. Надо, видно, созвать сходку, послушать, что люди скажут. Тогда я хоть буду знать, как вести себя с ван Спойлтом. А то ведь что сейчас получается? Я ему толкую о нашей дружбе, а народ голландцев чуть не в лицо врагами зовет.
— Ну, хорошо, а если окажется, что большинство против голландцев, что тогда мы будет делать? Ведь у нас с голландцами договор о дружбе.
— В этом все дело. Но, с другой стороны, — вот Кависта говорит, что голландцы пойдут против нас, а попробуй-ка это докажи. Никаких доказательств ни у кого нет. Выходит, все это одна болтовня.
— Ну а если болтовня, так чего голову ломать? Раз ты уверен, что это одни пустые разговоры, нечего всяких шептунов слушать, нечего и сходку собирать.
— А что же делать с крепостью?
— С крепостью… — Ламбару сосредоточенно наморщил лоб.
Имбата тоже задумался.
Воспользовавшись паузой, Ивари опять накинулась на мужа:
— Может, ты все-таки подумаешь и о Ривоти? Или так и будем сидеть сложа руки? Ты что, забыл, что у тебя дочка пропала?
— Верно, верно, — поднялся Имбата, — ты, Ламбару, должен прежде всего подумать о дочери. А я попозже еще загляну.
— Уже уходишь?
— Да, пойду, пожалуй.
С этими словами староста кампунга покинул расстроенных супругов, но пошел не домой, а к другому своему приятелю, к Гапипо.
Тот сидел на террасе, считая вырученные деньги. Имбата еще издали крикнул ему:
— Я вижу, ты теперь только и делаешь, что прибыль подсчитываешь!
Гапипо поднял голову.
— Какая тут прибыль! Одно расстройство.
Когда Имбата поднялся на террасу, Гапипо предложил гостю сесть, но тот отказался.
— Я к тебе на минутку. — Имбата перевел дух и тут же приступил к делу: — Ты так и не надумал строить крепость?
— Нет, Имбата, торговля меня больше устраивает, да и не люблю я, когда мной распоряжаются другие.