— Спасибо, Гапипо, — помолчав, проговорил Имбата. — А что ты сейчас можешь мне посоветовать? Я ведь как между двух огней.
— По-моему, прежде всего ты должен немедленно объявить, что недоволен тайным отъездом ван Спойлта, который не имел права так поступать.
— Ну а потом?
— Потом предупреди Кависту, чтобы прекратил возмущать людей против голландцев.
— Поверь мне, Гапипо, толку от этого не будет. Кависта не послушает меня.
— Знаешь что, с Кавистой я, пожалуй, сам поговорю.
— Вот это было бы хорошо!
Во дворе показался Тамбера. Когда он подошел к лестнице, ведущей в дом, Имбата прервал беседу с гостем и окликнул его:
— Тамбера! Правда, что господина ван Спойлта нет на Лонторе?
— Правда, — коротко ответил юноша, поднимаясь на террасу.
— Где же он?
— Говорят, на корабле уплыл.
— Куда?
— Не знаю, не слышал.
Больше отец ни о чем не стал спрашивать сына и повернулся к своему собеседнику. А Тамбера прошел через террасу в комнату и сразу наткнулся на мать.
— Что это ты принес? — спросила она.
— Книгу.
— Клара дала?
— Да.
— Но Гапипо сказал, что она уехала вместе со своим дядей.
— Я взял ее в доме ван Спойлта.
Тамбера мог бы, конечно, сказать матери, что Клара перед отъездом оставила эту книгу у одного голландца и тот передал ее ему, Тамбере. Но он предпочел промолчать. Ему не хотелось об этом говорить с матерью. Даже когда Вубани спросила, зачем ему книга, он ничего не ответил и прошел на заднюю половину. Усевшись на бамбуковый лежак, он погрузился в чтение, По лицу Тамберы мать поняла, что он не хочет, чтобы ему сейчас мешали.
Занимаясь своими делами, Вубани нет-нет да и заглядывала в комнату сына, пытаясь понять, что сулит ей его новое увлечение. Неужели книга будет источником ее новых забот и печалей? Подумав, она рассудила, что, пожалуй, нет нужды особенно тревожиться еще и из-за этого — будет ли он сидеть день и ночь над листками бумаги, старательно выводя слово за словом, или над книгой — какая разница? Все лучше, чем забивать себе голову пустыми мечтами…
А Тамбера сидел на своем лежаке с книгой на коленях и внимательно всматривался в слова, прочитывал их, запоминал. Ему хотелось поскорее одолеть все буквы алфавита. Тогда он и писать будет хорошо. И еще ему очень хотелось прочитать всю книгу до конца, узнать, о чем в ней говорится. Надо сделать это самому, ведь Клары сейчас нет, а никто другой не поможет. Очень хорошо, что время за чтением летело быстро. Некогда было тосковать о Кларе.
Клара велела ему каждую свободную минуту упражняться в чтении и в письме. Он, конечно, так и будет делать, хотя это и не легко. Порой буквы, слова, строчки исчезали куда-то, вместо них перед глазами возникал образ девушки, которая оставила ему эту книгу…
С этого дня никто больше не отвлекал Тамберу от его дум и занятий. Мать как будто примирилась с его новым увлечением. Она даже радовалась тому, что сына никуда не тянет из дому и что он целыми днями у нее на глазах. Отец, правда, бывал недоволен, видя Тамберу весь день уткнувшимся в книгу. Чтобы реже видеть сердитую физиономию отца, Тамбера забирался в какой-нибудь укромный уголок и там читал. Его приятели давно уже не заглядывали к нему. Да и он сам выходил из дома лишь изредка. Словом, все оставили юношу в покое.
Но не только о Кларе были его мысли. Он вдруг стал замечать, что все чаще отрывается от книги и со все возрастающим волнением думает о строящейся голландской крепости. Он откладывал тогда книгу, подходил к окну и смотрел не отрываясь на растущую изо дня в день мощную каменную стену. Тамбера пытался запретить себе думать о крепости, брался снова за книгу, вспоминал Клару, но все это не могло отвлечь Тамберу от его грустных мыслей. То и дело он невольно спрашивал себя, что будет, когда крепость выстроят. Это тревожило Тамберу больше всего.
Такой же вопрос задавали себе и его отец, и некоторые другие жители Лонтора, хотя причины для беспокойства у всех были разные. Отец, находясь дома, тоже время от времени посматривал в сторону владений ван Спойлта, лицо его хмурилось, и от этого на душе у Тамберы становилось еще тяжелее.
Пытаясь стряхнуть с себя гнетущее чувство неизвестности и опасения, Тамбера иной раз, оставив чтение, уходил из дому потолкаться среди лонторцев, занятых на строительстве. Он слушал, о чем они говорят, и удивлялся: ни у кого, казалось, эта крепость не вызывала мрачных предчувствий. Хотя труд был нелегкий, люди работали живо, с охотой, словно и не ведали, что происходит из-за этой проклятой крепости на острове.
Тамбере становилось легче.
Но однажды он зашел в дом к Амбало и случайно услыхал то, о чем в кампунге говорилось шепотом. Он узнал, что Кависта не перестал мутить народ. Гапипо пытался образумить его, но тщетно. Кависта уже собрал вокруг себя целую группу недовольных.
И снова Тамберой овладело беспокойство.
Как-то к Имбате зашел Гапипо и, говоря о делах в кампунге, заметил, что Кависта уж очень стал своевольничать и что пора найти на него управу, а заодно и на других смутьянов.
Тамбере снова стало легче дышать.
Наступил день, когда крепость была готова. Неприступно и грозно высились ее каменные стены, и Тамберу начали опять обуревать невеселые мысли, и не было им конца. Временами он даже считал, что прав Кависта, возмущавшийся этой затеей голландцев: ведь теперь не было видно даже крыши дома ван Спойлта. Правда, никто не запрещал Тамбере ходить в крепость, но он не решался это делать: чувствовал, что между голландцами и лонторцами появилась какая-то отчужденность.
Раньше его мучила мысль, что будет, когда выстроят крепость. Со страхом и нетерпением он ждал этого часа. А теперь его терзали сомнения, вдруг эти высокие стены разлучат их с Кларой. Скорей бы уж она возвращалась!..
Имбата тоже только и думал о возвращении ван Спойлта, но Тамбера знал, что отца волнует совсем другое. Он никогда не пытался открыть отцу свою душу, тот все равно бы его не понял. Впрочем, он никому в кампунге не мог бы сейчас доверить свои опасения и надежды. Слишком уж всех взбудоражила голландская крепость.
Только вечерним сумеркам, стирающим на горизонте границу моря и неба, могущественной Огненной горе да вольному ветру мог он открыть все, чем томилось его сердце.
В один из вечером Тамбера пришел на берег. Сев на обломок скалы, он устремил задумчивый взгляд в темнеющую даль, где край небосвода погружался в море.
Пока он сидел так, много людей прошло мимо за его спиной. Он слышал звуки их шагов, их разговоры, но не видел, кто это, и поэтому они не отвлекали Тамберу от дум. Вряд ли кому-нибудь показалось странным его поведение. Все уже привыкли видеть его в одиночестве. И никто не «нарушил его уединения, не помешал ему любоваться далеким дымком, вьющимся над вершиной Огненной горы, едва заметным колыханием притихшего моря.
И он тоже никому не мешает. Вон двое ребятишек неподалеку ищут раковины, и пусть себе ищут. А там, подальше, в тени большой скалы, — стайка девушек. Они болтают, задорно смеются. Но их веселье его не радует.
Ребятишки подбежали было поближе к Тамбере. Он недовольно нахмурился, но их в тот же миг как ветром сдуло, и он вздохнул с облегчением.
Затем на берегу показался юноша, один из тех, с кем Тамбера недавно ходил на свадьбу к Кависте. С того дня они почти не виделись. Проходя мимо Тамберы, он остановился и спросил чуть насмешливо и с легкой укоризной:
— С тобой опять что-то случилось?
Тамбера в ответ улыбнулся, хотя в тоне вопроса ему послышался упрек: «Разве можно так грустить по какой-то девчонке!» Юноша удалился, и снова стало тихо, и снова никто не мешал Тамбере предаваться мечтам.
В двух шагах от Тамберы прошла старуха, ведя за руку внучонка, которого она только что искупала в море. Она посмотрела на Тамберу осуждающе, словно хотела сказать: «Посмотрите на него, добрые люди, до чего он довел себя из-за какой-то чужеземной девчонки!» Но Тамбера, паривший в облаках, не заметил ее, в глазах его по-прежнему светилась тихая радость, рожденная умиротворяющей прелестью моря и заката. Нет, казалось, ничто в этот час не могло нарушить его покой.
Вдруг как из-под земли выросли перед ним трое парней — Кависта и его приятели. И Тамбера мгновенно опустился с небес на землю. «Слепцы! Как можно не замечать красоты, разлитой повсюду», — подумал он с досадой. Трое парней бесцеремонно обступили Тамберу, и он почувствовал, что настроение у него безнадежно испорчено.
— Глядите-ка, друзья! — воскликнул Кависта. — Вот как ведут себя слабые людишки. Размечтался, разнюнился. Ждет не дождется свою любимую. Глаз с моря не сводит, совсем забыл, что он мужчина!
Эти слова Тамбера еще мог бы пропустить мимо ушей. Но, помолчав немного, Кависта добавил язвительно:
— Думаешь, я не знаю, что тебя гложет? Крепость-то готова! Боишься, что она вам помешает, а?
От недавней умиленной радости Тамберы не осталось и следа. Кависта коснулся его самого больного места. Тамбера вспыхнул от обиды и негодования. А Кависта и его дружки как ни в чем не бывало пошли дальше. Один из них бросил на прощанье:
— А мы-то считали, что сын нашего старосты — настоящий мужчина!
Они уже скрылись из виду, а Тамбера все не мог прийти в себя. Как они смели так оскорбить его!
Тамбера не мог больше наслаждаться окружающей его красотой. Мягкие сумерки, ласковое море, освежающий ветерок — все это больше не радовало его. Тамбера встал с камня и побрел домой, хмурый, расстроенный.
Конечно, он попался под руку Кависте случайно. Не сиди он здесь в этот час, может быть, ничего подобного и не произошло бы. Но зато теперь он знает, что Кависта его враг. Пусть Кависта считает, что Тамбера ведет себя малодушно, как не подобает мужчине. Но это его, Тамберы, дело и никого не касается. Ведь вот он, например, никогда не говорил Кависте о его недостатках, никогда не задевал Кависту, даже когда считал его своим соперником.