В старой школе он никогда не сидел с девчонкой. «Потом пересяду», — решил Рогов.
В классе наступила тишина. Учитель захлопнул журнал, отодвинул в сторону вазу, в которой, тесно прижавшись друг к другу, стояли пёстрые гладиолусы, и сказал:
— Начнём знакомиться.
Первым он вызвал к доске Володю Рогова. Примеры по арифметике были нетрудные, и Володя их решил правильно. Он слышал, как учитель за его спиной повторял:
— Так, так, молодчина!
Подчеркнув последний ответ широкой чертой, Володя громко его повторил.
— Хорошо, садись! — похвалил Володю учитель.
И Володя пошёл на своё место так, будто он был только что у доски в своём классе, в старой школе.
Как славно, что первый урок был арифметика!..
После Рогова к доске пошла та самая весёлая девочка, которая обогнала Шуру по дороге в школу.
Она даже не пошла, а побежала и, пританцовывая, стала стирать с доски примеры, написанные Володей.
— Не прыгай! — сказал ей учитель и начал диктовать.
Примеры были уже гораздо труднее. Володя всё равно очень быстро их решил. Заглянув в тетрадь соседки, он подвинул к ней свою так, чтобы хорошо были видны все ответы. Шура незаметно положила на его тетрадь промокашку. Тогда Володя нарисовал на промокашке смешную рожу и написал печатными буквами: «Дура».
Девочка у доски стояла спокойно, потом стала оглядываться.
— Ну, как ты будешь решать? — спросил учитель.
Весёлая девочка молчала, а потом, будто чему-то обрадовавшись, сказала:
— Не знаю.
Рогов торжествовал. Ему не сиделось на месте, и он протянул руку:
— Можно, я решу?
— Я уже тебя вызывал, — сказал учитель. — Теперь пойдёт к доске Коршунов. Иди, Миша!
С первой парты поднялся мальчик в очках. Он покраснел, подошёл к доске и, взяв в руки мел, сказал:
— Я слушаю, — так, как отвечают на звонок телефона.
Миша быстро решил задачу. Учитель не удивился.
— Прекрасно, — сказал он. — А ты?..
Это уже относилось к девочке, которая не могла решить ни одного примера.
— А ты? — повторил учитель. — Ты, Левашко, останешься после уроков, придётся с тобой поговорить. Видно, что за лето у тебя всё из головы вылетело. Итак, продолжаем…
Миша Коршунов весь перемазался мелом. Он волновался, стирал и снова писал цифры, которые ему диктовал учитель, а потом молча стал писать ответ за ответом. Он так сильно нажимал на мел, что тот даже крошился.
— Ну, как же ты решал? — спросил учитель.
— Я? — Миша несколько раз повторил: — Я решал… я решал… — но так и не смог объяснить, как же он решил все примеры.
Ответы были совершенно правильные, и учитель сказал:
— Садись, Коршунов. Я доволен.
Коршунов сел за парту и даже вздохнул — наконец-то он снова на своём месте и никто его ни о чём не спрашивает. Как хорошо!
После уроков в пятом классе «А» выбирали редколлегию, старосту и записывались в разные кружки. Но Володина соседка, Шура Проценко, никуда не записалась. Как только прозвенел звонок, она исчезла. Исчезла так быстро, что никто не заметил.
Как это было…
Шура Проценко спешила домой. Дома её ждёт дядя Дим!
Окно в комнате было открыто, со двора доносился запах отцветающих ноготков и невысохшей краски, которой были выкрашены скамейки. Шура сидела рядом с Димом и рассказывала ему про свой первый день в новой школе.
— Представляешь? Надо было взять старые учебники, чтобы вспомнить то, что вылетело из головы. А я забыла. — Шура взяла в руки прошлогодний задачник с чернильными пятнами и нарисованной кошкой на последней странице.
— Как же ты обошлась без него в школе? — спросил Дим.
— В школе я обошлась, — ответила Шура. — Я переписала примеры у мальчика, который сидит рядом со мной.
— Славный парень? — спросил Дим, набивая свою трубку.
— «Славный парень»! Он знаешь что?
И Шура стала жаловаться дяде Диму на Володю Рогова, рассказывать, как это было.
— Можно, я перепишу у тебя примеры, которые нам задали на дом? — спросила Шура у Рогова. Она сделала вид, будто не заметила промокашки, на которой расплылись четыре чернильные буквы. — А то у меня нет задачника.
— Списывай.
Володя пододвинул ей книгу. Шура торопливо переписывала пример за примером.
— Задачник потеряла, вот макака! — удивлялся Володя. Он смотрел, как Шура пишет, и ждал, что она вот сейчас, сейчас поставит кляксу.
И Шура поставила кляксу.
— Ой! — сказала она.
— Вот тебе и «ой». Теперь только не три резинкой. Пусть просохнет, — посоветовал Володя. — Подсохнет, тогда подчистим ножиком.
Они вместе ждали, когда высохнет чернильное пятно, и Рогов великодушно соскоблил его своим перочинным ножом. Это было очень великодушно, не каждый мальчишка на это способен.
Но на парте лежала злополучная промокашка.
Если бы Рогов не только разрешил Шуре списать примеры из своего задачника, а совершил бы что-нибудь более замечательное, Шура всё равно бы ему не простила, и совсем не то, что он написал про неё, — ей было обидно другое: что он о ней подумал. Шура никогда не списывала чужих решений или диктантов.
«Списывать из чужих тетрадей — это всё равно что украсть», — говорил ей отец.
Красть чужие мысли — совсем ни к чему, если своя голова на плечах.
— Ты понимаешь, — спрашивала Шура дядю Дима, — что он подумал?
— Конечно, понимаю, — ответил Дим. — Но знаешь, мне кажется, что он уж не так виноват, этот Володька. Представь себе, может быть, в старой школе с ним рядом, за одной партой, сидел целых четыре года лентяй с пустой головой.
Ответственное поручение
— Вы, как я вижу, славно живёте! — сказал Шурин отец, вернувшись с работы.
— Очень славно, — согласились Шура и Дим. — Мы решаем прошлогодние задачи.
— А мне дана задача — сварить борщ! А я про неё забыл и задержался на стройке, — сокрушался Василий Дмитриевич.
— Ну, это дело поправимое, — сказал капитан.
И вот они все втроём стоят у плиты и варят настоящий борщ.
— Кипит, уже кипит! — кричит Шура.
— Только закипает, — отвечает Дим.
— И не думает ещё, — уверяет папа.
— Когда закипает вода, мама кладёт туда капусту, лук, петрушку, — говорит Шура.
— Петрушку не сразу, а потом, — возражает папа. — Ты что-то путаешь.
— Я путаю? Нет, ты послушай…
Шура просто не находит слов от возмущения. Она-то знает, как мама варит борщ. Она-то знает, потому что сколько раз помогала, а папа?
— Знаешь, Дим, — говорит она, — папа даже картошку не умеет варить, совсем не умеет!
Взобравшись на табурет, Шура снимает с полки кастрюлю.
— Видишь? Дно у кастрюли совершенно чёрное. Это он сжёг. А дыму было сколько! Ещё немного — и приехала бы пожарная команда! Мы на память оставили эту кастрюльку.
— Знаешь что? — говорит папа. — Клади свою петрушку, я подчиняюсь, а ябедничать незачем.
Но дядя Дим относится к делу серьёзно.
— Петрушку, — говорит он, — можно положить и сейчас и потом. — Белый корень петрушки он кладёт в кастрюлю. — А вот это, — Дим подносит к папиному носу пучок зелени, — это потом. Понял? А кастрюли жечь не годится.
— Правильно! Правильно! — радуется Шура. — Кастрюли жечь нельзя!
— Ты-то откуда такой профессор? — удивляется папа, отходя от плиты.
— Я не профессор, я капитан дальнего плавания, — отвечает Дим. — Я должен знать, чем кок кормит команду на корабле и что такое настоящий флотский борщ… Должен был знать, — добавляет он, помолчав.
— А теперь кладём помидоры! — командует Шура.
Папа уже с нею не спорит.
— Может быть, мне совсем уйти? — говорит он обиженно.
— Нет, зачем же? — улыбается Дим и, с полного одобрения Шуры, даёт ему задание: — Садись чистить картошку. С этим, надеюсь, ты справишься. Ну, а варить… варить её мы будем сами!
Поживём на берегу…
Посматривая на часы, Шура расставляет на столе посуду. А старшие сидят рядом.
Дядя Дим и Шурин отец — родные братья. Дмитрий — старший, Василий — младший.
Младший, Василий, строит дома́. Старший, Дмитрий, водит корабли.
— Я полжизни на волнах прокачался, — говорит Дмитрий младшему брату, — а теперь пришло время уходить на берег. Ты только не думай, я не жалуюсь.
Дмитрий достаёт из кармана трубку. Василий зажигает спичку, подносит маленькое пламя. Из трубки взлетает лёгкий дымок.
— Плохо вижу, огни в море стали двоиться, — говорит капитан. — А на море плохо глядеть нельзя. Когда шторм, то, скажу тебе, бывает весело. Раньше всё переносил, теперь тяжело, устаю.
Василий слушает брата и не знает, что сказать. Бывает так, что один человек слушает другого и понимает, что надо только слушать, и это гораздо лучше, чем утешать, поэтому Василий молчит.
«Как же? — думает Шура. — Как же Дим будет жить без моря?..»
В комнате очень тихо, и вдруг что-то зазвенело.
— Разбила! — вскрикивает Шура. — Такая хорошая была тарелка, с золотой каёмочкой…
— Руки не порежь! — говорит ей отец, когда Шура приходит с веником и совком.
— Я аккуратно, — отвечает дочь. И, нагнувшись, собирает черепки.
Отважные капитаны тоже стареют, уходят на пенсию. Многим людям нелегко, наверно, оставлять свою работу, привыкать к тишине дома, но это совсем по-другому, чем у дяди Дима. А бывают, наверно, такие, которые уходят на пенсию и очень довольны. У Настеньки бабушка доктор, ушла на пенсию, и какой сад развела, просто волшебный! Шура с Настенькой из этого сада с весны до осени возвращаются с великолепными букетами.
Если бы можно было сажать сирень на облаках, а пёстрые маки в ледяных океанах!
Вот лётчики, они, конечно, привыкли к небу, но они полетают и снижаются, ходят по земле. А капитаны? Им, наверно, труднее всех. Дядя Дим уходил в море на целых полгода и даже больше. Подумать только, день и ночь плывёт корабль, а вокруг только море, берега не видно. На берег дядя Дим приезжал только в отпуск. Как же он теперь будет жить на земле, в квартире, не на корабле, без матросов?!