— Как — могла? — Маша подняла заплаканные глаза, — Да так. Опыта у меня побольше, чем у тебя, дурочка, — женщина ласково поцеловала дочь в щеку. — Ух, соленая! На будущее помни — если мужчина полгода водит тебя за нос, не дает домашнего телефона и не хочет зайти, познакомиться с родителями — он женат. И что бы он тебе ни плел, все равно знай — женат!
— Только не говори…
— Отцу? — усмехнулась та. — Я тебе не враг. И ты полгода от меня скрывалась! Я бы могла кое-что посоветовать. Наплюй на своего Диму! И если будет звонить — не отвечай. Бросай трубку. А нарвется на меня, я ему кое-что скажу, лапочке…
— Не надо, — Маша вытерла слезы. — Я сама ему позвоню.
— Ты рехнулась? Я с кем сейчас говорила?! — взвилась мать. — Чтобы с ним больше никогда!
— Мне нужно поговорить, — твердо возразила дочь. — Не о любви, не думай. Ты должна понять — тут дело серьезное. Убили человека, и я оказалась в это замешана! Я должна задать ему пару вопросов. После этого все контакты прекращу.
Мать, скрепя сердце, признала, что та права. Пусть Машу ни в чем не обвиняют, а только допрашивают как свидетеля, все равно — это крупная неприятность.
— Сегодня свидетель, а завтра — если никого не найдут — и обвиняемый, — сказала женщина. — Правильно, позвони ему и поговори. Но если он снова начнет навязываться…
— Думаю, не начнет, — Маша взяла трубку. — Если можно, выйди.
Мать безмолвно удалилась. Девушка быстро набрала номер, который помнила наизусть. В висках у нее стучало, но глаза оставались сухими. А она-то вчера думала, что будет плакать навзрыд, если услышит его голос.
Несколько долгих гудков и раздраженное «алло!».
— Это я, — сухо произнесла Маша. — Сразу предупреждаю — все кончено.
Ей не ответили. Ее просто слушали, и девушка горько улыбнулась: «Сказать-то нечего!»
— Кого убили?
— Маша, я…
— Ты? — теперь она смеялась вслух, — Про тебя я уже узнала немало. И мне это совершенно неинтересно. Так кого убили?
Пауза. И голос, странно искаженный, ответил, что убили соседа Татьяны, преподавателя итальянского языка, некоего Боровина.
— Это я знаю, что убили соседа, — все еще смеялась Маша. Смех был нехороший, истерический — после такого болит голова и колет в солнечном сплетении. — Я хочу понять — как это вы не заметили трупа, раз оба были в квартире?
— Маша…
— И каким образом он туда попал? — она повысила голос. — И почему я должна отдуваться за всю эту грязь?!
— Маша! — закричал в трубку мужчина, которого она еще два дня назад любила. — Если бы я сам знал!
— Значит, не можешь ответить?
Она бросила трубку. Телефон звонил еще дважды, но она к нему не подходила и матери не позволяла. Маша ушла к себе в комнату, улеглась на кровать — как была, даже не сняв сапожек, и попыталась подумать о том, как жить дальше. Но так ничего и не придумала. К ней подмышку снова залезла кошка, и девушка вспомнила о той парочке, которую встретила в подземном переходе. Следователь ими очень заинтересовался. Зачем она про них сказала? Да еще и телефоны дала… Маша вспомнила несчастный взгляд девочки, замкнутое лицо ее матери и подумала, что нельзя забывать золотое правило: «Семь раз отмерь, один раз — отрежь». Теперь еще и за них возьмутся…
… — Молодцы! — Голубкин сделал последний глоток и с разочарованием заглянул в опустевшую кружку.
Растворимый кофе он терпеть не мог, но все же это было лучше, чем ничего, при такой-то запарке. — Значит, последние три звонка — один и тот же номер?
— Да, — ответили ему по телефону. — Твой Исаев звонил в телефон доверия.
— Отлично! Дай номер. Когда звонил?
— Это мы не выцепили — но скорее всего той ночью. Хотели поговорить с тамошним психологом — было ли три звонка от одного абонента в ночь с четверга на пятницу. Но там сейчас только автоответчик.
Телефон ночной, психолог заступит на смену в девять вечера.
— В девять? — Голубкин записал продиктованный номер. — Ладно, позвоню сам. Что с бутылкой?
— Коньяк в порядке, — с усмешкой ответили ему. — Ребята уже выпили.
— Сволочи!
— А на бутылке чего только нет! А ты хотел, чтобы там была всего пара пальчиков?
Голубкин снова выругался, но уже беззлобно, и осведомился, хороший ли хоть коньяк? Ему ответили, что замечательный. Хоть какая-то награда за это поганое дело!
— Могли бы и мне оставить, — буркнул следователь.
— А мы и оставили, — порадовал его приятель-эксперт. — Заходи, попробуй.
— Допивайте сами! Что насчет крови в квартире Исаева? Мазки взяли, как я просил? Там только его, или…
В трубке раздался тяжелый вздох:
— Не повезло, Петр Афанасьевич. Мазки-то взяли, и анализ провели, в экстренном порядке. А что толку? У Исаева и Боровина одна группа — вторая. Ну ты же не будешь настаивать на ДНК-тесте?
Голубкин послал всех к черту и сказал, что сперва дождется, когда Исаев придет в себя. Повесив трубку, тут же сорвал ее и позвонил в больницу. Ему ответили, что больному лучше, но он отказывается общаться, не ест и все время лежит с закрытыми глазами. И еще декламирует какие-то стихи, причем не по-русски.
— Вообще, ему место не у нас, — сказал дежурный врач. — У парнишки сдвиг. Вот подлечим немного и сплавим… Сами понимаете, куда.
Галина очень редко брала дежурства в ночь с субботы на воскресенье. Это были самые тяжелые и неприятные часы, какие только могут выпасть на долю психолога, согласившегося выслушивать жалобы ночного города. Во-первых, многие звонившие были нетрезвы. Неудивительно — накануне выходного дня… А расслабившись, под влиянием алкоголя, а порой и чего похуже, клиенты становились невыносимы. А во-вторых, она все-таки старалась оставить воскресенье свободным — для семьи. Иначе, отдежурив, она полдня проспит, не видя ни мужа, ни дочки, а потом будет слоняться по дому, как сонная муха, и не сделает даже половины дел.
Но эту ночь она взяла. Договорилась с коллегой, та отдала ей смену обеими руками и уехала на дачу — разгрести снег, подготовиться к новогодним праздникам, которые собиралась встречать за городом, проверить, в конце концов, не сгорел ли домик? А Галине именно этой ночью хотелось остаться одной.
Она много думала о том, что сообщила ей дочка. Думала всю пятницу, всю субботу. Весь этот вечер. Оля, однажды исповедовавшись, теперь как будто стыдилась своей откровенности. Казалось, она могла говорить свободно только вне дома — и это пугало мать. Муж едва смотрел в ее сторону, хотя Галина всячески пыталась привлечь к себе внимание. Сходила в парикмахерскую, подстриглась, покрасилась, сделала укладку — он и не заметил. Это был уже настолько серьезный симптом, что у Галины (в домашнем кругу — Юлии) стали опускаться руки. У нее не было свободных денег, чтобы купить себе шикарное платье, подарить супругу дорогой подарок, бросить, наконец, все, оторвать его от работы, плюнуть на телефон доверия и закатиться с ним на курорт, к морю, туда, где они смогут поговорить…
Смена обстановки, приятные сюрпризы, резкие перемены внешности — вот что она сама советовала женщинам, которые звонили ей и говорили о том, что к ним охладели мужья. Как правило, это средство действовало в самых простых случаях. Например, если супруг подустал от обыденности. Бывало, что, увидев жену с новой прической и (главное) — с улыбкой на губах, он влюблялся заново. Особенно, если ему в этот вечер готовили вкусный ужин, а не подсовывали суп из пакетика. «Это не пневмония, а легкий насморк, — думала Галина, утешая таких жен. — Они просто Плюнули на себя и решили, что все всегда у них будет хорошо. А слово „всегда“ — самое глупое на свете».
Бывали случаи посложнее — когда жена точно знала, что у мужа есть любовница. Тут приходилось действовать тонко и тактично. Галина давала те же советы, что и в первом случае — стать новой, неожиданной, яркой.
Удивлять, улыбаться, и ни в коем случае не выглядеть несчастной жертвой! А скандал — Боже упаси! Это смерть. Интересоваться его работой. Смотреть с ним футбол. Купить ему что-то, чего никогда не покупала.
Например, не семейные трусы и носки, а флакончик дорогого одеколона. Опять же — кормить так, чтобы он был счастлив. Как-нибудь вечерком, таинственно (при нем) пошептавшись по телефону, исчезнуть на часик.
А вернувшись, ничего не говорить. Пусть забеспокоится. Пусть поймет, что жену можно потерять, а терять есть что! Пусть задумается наконец, стоит ли овчинка выделки, нужен ли развод — и настолько ли лучше его новая пассия?
В таких случаях труднее всего было убедить женщину не устраивать сцен на почве ревности, вести себя достойно и даже казаться веселой! Женщины возмущались: «Как?! Он будет к ней бегать, а я — молчать? И делать вид, что у меня все замечательно?!» Галина мягко их переубеждала — так нужно, что поделаешь, она видела результаты. Можно научиться управлять мужчиной так же как машиной. Ведь если нужно тормозить, никто не жмет на газ!
Но были случаи совсем душераздирающие. Муж ошеломлял жену внезапным известием о том, что они разводятся: Бывало даже, что при этом он представлял свою следующую супругу и занимал с нею вместе отдельную комнату. И все это творилось при детях.
И если плачущий слабый голос в трубке спрашивал Галину — что же делать? Вот они уже, тут, вместе, и дети не спят… Ей всегда хотелось ответить: «Набейте им морды и вышвыривайте к чертовой матери! Зачем вам такой муж? Не стоило и времени тратить на звонок!» Но ответить подобным образом она не имела права. Первая установка в таких случаях всегда должна быть на сохранение семьи. И она, скрепя сердце, выслушивала эти истории и помогала придумать вариант поведения.
А что было делать ей самой? Оля знала немного — почти ничего. Отец кому-то звонит, это женщина, он назначает ей свидания, это длится несколько месяцев.
Сама она знала не больше — муж стал к ней холоднее, семья превратилась в чистую формальность. Он уезжает на работу раньше, чем прежде, возвращается — позже