Кто уповает на Бога, тому он дает довольство: Бог совершит свое дело». Прочтя это изречение, я ободрился и почувствовал в себе уверенность в том, что задуманное мною предприятие несомненно увенчается успехом. Переправившись через Аму-Дарью, я направился в местность Азсанат. По дороге в Карши я оставил сторожевой отряд, загородив дорогу таким образом, чтобы никто не мог пройти незамеченным. Сделав несколько переходов, я приблизился к городу Саркенду. Амир Джагу, придя ко мне, высказал, что, по его мнению, следовало бы здесь приостановиться и подождать, пока соберутся отставшие по дороге воины. Я согласился и остановил движение моего отряда. Чтобы остановка не прошла без пользы для дела, я приказал готовить крепкие штурмовые лестницы, а сам, ничего не говоря войску, с 40 воинами тихо, пользуясь темнотой ночи, пробрался к крепости Карши. Ров оказался полон водой, но нам удалось всё-таки найти крепкий мост для перехода через ров. Здесь я остановил сопровождавших меня воинов, отдал свою лошадь верному моему конюху Абдулле, один пошел к крепостным воротам и постучал рукой; никто мне не ответил.
Я убедился, что не только всё население и гарнизон крепости спит крепким сном, а даже привратник у крепостных ворот — и тот уснул. Благодаря такой беспечности я имел полную возможность хорошо ознакомиться с расположением крепостных верков, узнал все входы и выходы и определил места, где всего удобнее поставить штурмовые лестницы. Узнав всё, что мне было нужно, я сел на лошадь и возвратился в лагерь. Собрав всех амиров, я подробно ознакомил их с расположением крепости, которую нам предстояло взять. Все, узнав, что сообщенные мною сведения добыты мною личным осмотром и что я ночью один ходил для этого к крепости, дивились моей храбрости, а некоторые даже осуждали меня за мое ночное предприятие, сопряженное такой опасностью для моей жизни.
Из состава моего отряда я выделил 40 человек для присмотра за лошадьми, а сам верхом, с 300 пешими храбрецами, вооружение которых состояло из мечей и пращей, двинулся к крепости, соблюдая необходимую в таких случаях тишину. Все мои богадуры перешли по мосту, мы быстро расставили штурмовые лестницы и по ним влезли в крепость. К моему удивлению, никто в крепости не проснулся. Я послал нескольких богадуров, чтобы занять крепостные ворота. Каждого из привратников, которые просыпались при их приближении, они убивали, но всё-таки крики сторожей разбудили население крепости. Тогда я приказал сразу затрубить во все трубы и бить во все барабаны; этот шум произвел на сонных жителей такое впечатление, как будто бы случилось землетрясение, и все пришли в неописуемый ужас, а воины, составлявшие гарнизон крепости, попрятались в дрова и солому. Комендант крепости, сын амира Мусы, Мухаммед-бек взобрался на крышу и до самого утра распоряжался сражением. Наконец настал день, и Мухаммед-бек, видя, что перевес на нашей стороне, сошел с крыши во внутренность дома и там заперся. Дом этот мы зажгли, все бежавшие были взяты в плен и доставлены ко мне. Наконец, привели и Мухаммед-бека, сына амира Мусы. Предо мною предстал очень молодой юноша, почти мальчик, и я, удивляясь его храбрости, обошелся с ним, как со своим сыном. Я пощадил население, а добычу разделил поровну между своими воинами. Я расположил свои войска по крепостным веркам, причем к воротам Хызар я поставил амира Сар, амира Сайфуддина, Дауда и Муайяда, а Суюр Гитмиш-Углана, амира Аббаса, Хасан-богадура и Ак-Буга я расположил у других ворот по сторонам крепости. Остальных своих воинов я расположил по башням крепости. Семейству амира Мусы я оказал милость и отправил всех членов его семьи к нему. Между тем амир Муса, когда до него дошли слухи о взятии нами крепости Карши, тотчас же, сообща с Малик-богадуром, собрал до двенадцати тысяч войска, состоявшего из храбрых всадников и двинулся по направлению к Карши, чтобы отобрать у нас крепость. Это случилось таким образом: амир Муса с двенадцатитысячным войском осадил меня в крепости Карши. Я тотчас же отрядил амира Муайяд Арлада с 40 всадниками и Ильчи-Буга с таким же коннызл отрядом из 40 человек и послал их вечером в субботу напасть на амира Мусу. Они произвели такую панику в войске амира Мусы, как будто волки напали на стадо баранов. Хотя из посланных мною воинов некоторые были избиты и ранены, но зато в войске неприятеля они очень многих перебили, ранили и, захватив в плен, привели ко мне. В числе пленных, между прочим, оказался и Шадраван-богадур. Я решился оказать этому пленнику гостеприимство, принял его с почетом, устроил ему угощение, а затем представил на его усмотрение: вернуться к амиру Мусе или же остаться у меня. Шадраван-богадур высказал желание служить мне.
Через три дня я послал Ак-Тимура к амиру Мусе в Шадраван. Он быстро двинулся и храбро напал на войско амира Мусы. Ему удалось отбить у врага и привести ко мне сто лошадей. Кенджи-богадур с 200 всадниками, заняв одни ворота, находился за стеной. Ильчи-Буга и Ак-Тимур-богадур с шестьюдесятью всадниками, положив через ров дощатый мост, вышли из крепости и перебили пращами и изрубили до тысячи двухсот неприятельских воинов. В это время на помощь неприятельскому отряду прибыл Тага-Буга-богадур, а я со своей стороны выслал на помощь моим воинам Биргучи-богадура. Оба отряда с такой отвагою бросились в бой, что все видевшие сражение не могли удержаться от удивления и одобрения. Во время боя был такой случай: со стороны неприятеля приблизился известный своей храбростью и физической силой Узбек и замахнулся, намереваясь ударить тяжелой палицей по голове Газа-Буган-богадура, но Газа-богадур сам схватил руки Узбека вместе с палицей, сложил их ему за спину и привел его в крепость, как птицу, которую держат за оба крыла. Бывшие свидетели этого случая говорили, что Газа-богадуром совершен был подвиг, напоминающий деяния древних богатырей Рустана и Исфандиара. Поэтому все неприятельские воины испугались и скрылись за ров, но и там их преследовали мои богадуры и прогнали их. Амир Муса и Малик-богадур с испугу спрятались в садах. Тугуль-богадур с двумястами всадников напал на отряд моих богадуров и потеснил их. Заметив, что мои богадуры отступают, я приказал трубить в трубы и бросился к ним на помощь; увидя меня, оробевшие было богадуры снова вступили в бой и перебили много врагов между стенами. На Ильчи-Буга и Тугуль-богадура мои воины бросились с мечами через пролом в стене. Оба со своими отрядами бежали. В погоню за ними кинулись амир Баграм и Маджур Хорасанский, но первый из них почему-то принял Маджура за моего врага и убил его.
Амир Муса, не зная, что предпринять, послал на ворота Хызар отряд в пять тысяч человек. Четыре тысячи воинов, под личным предводительством амира Мусы, напали на меня. Я первоначально противопоставил нападающим лишь 100 всадников, но они не могли справиться с значительно сильнейшим неприятелем; поэтому, чтобы помочь моему войску, я сам открыл стрельбу. Один из брошенных снарядов весьма удачно поразил самого амира Мусу, который так испугался, что сейчас же бежал в свою сторону с семитысячным войском. Те же пять тысяч человек, которые под предводительством Малик-богадура воевали у ворот Хызар с амиром Сайфуддином и амиром Сары-Буга, после нескольких нападений моих богадуров тоже бежали и Малик-Дауд их преследовал. Эти пять тысяч человек, спасшись бегством, присоединились к амиру Мусе. Они до того перепугались что оставили в степи Арзу-Малик-ага — дочь Баязид-Джелаира, жену амира Мусы. Я обрадовал ее милостью и отослал к одному шейху.
Мы преследовали неприятеля до Кизыл-таг. После этого мы, с общего согласия решили зимовать, и бухарские военачальники находили это выгодным; я возвратился в Кеш, так как город был обильно снабжен продовольствием и хорошо укреплен. В сторону Бухары я отправил отряд под предводительством Махсуд-Ша и приказал овладеть городом. Бежавшие от Карши войска амира Хусайна услышали, что амир Хусайн их проклял, устыдились и, выбрав себе предводителем амира Мусу, в числе десяти тысяч человек, под начальством десяти амиров, двинулись, чтобы взять Бухару. Я послал против них бывшего в то время правителем Герата Малик-Хусайна, который раньше испытал мое великодушие. Сам я, снисходя к настойчивым просьбам жителей области Мавераннахр, отправился туда. Я вместо себя оставил при войске старшего своего сына, Мухаммад-Джагангира, а регентом[72] к нему назначил Мубарак-Ша.
Я загадал по Корану, и мне открылся стих: «Кто уповает да. Бога, тому он дает довольство: Бог совершит свое дело». Я очень обрадовался. Переправившись через Аму-Дарью я был в нерешительности, куда мне следует направиться: в Самарканд или Бухару. В это время пришло известие, что большая часть войск из отряда амира Мусы сосредоточена близ Карши, поэтому я туда и направился. Быстро напал я на врагов, обратил их в бегство и взял в плен амиров Кайсара и Урдашыха и овладел богатой добычей, которую и разделил между своими воинами. Услышав об этом, Хинду-шах и амир Сулейман, с пятью тысячами всадников бежали и стали собираться в заранее условленном месте, чтобы приготовиться к военным действиям. Я узнал об их приготовлениях и решился внезапно напасть на них. Всё свое войско я разделил на семь частей. Шейх-Али-богадура и амира Джагу я выслал на разведку, начальниками частей войска я назначил: Дауд Барласа, Сару-Джо-богадура, Хинду-Шаха, Ильчи-богадура, Али-Яссури и Махмуд-Ша. В это время я получил известие, что враги, собравшись вместе, сами намерены сделать на меня нападение. Я сам тоже стал собирать свое войско и готовить его к бою в степи Кузы. Наконец, мы увидели издали приближавшееся к нам неприятельское войско. Заметив, что они идут несколькими отрядами, я приказал начать сражение передовым отрядам, которые находились на правом и левом флангах и на поддержку им я выслал еще много войска. Сражение было кровопролитное и продолжалось с утра до вечера. Я сам с несколькими богадурами без страха бросился в бой. С помощью Божьей мне удалось рассеять моих врагов как дым. Я взял многих в плен и овладел большим количеством оружия. Я вознес к Богу благодарственную молитву за дарованную мне победу. Мое войско преследовало бежавших, и многие из врагов были захвачены в плен. В числе пленных между прочими оказался Альджай-Ту-Султан Толканский. Увидев меня, он сказал, из благодарности он был предан амиру Хусайну и служил ему, а теперь он готов служить мне с такою же преданностью. если только я того пожелаю. «Если же ты не желаешь принять меня к себе на службу, — добавил он, — и находишь нужным казнить, то пусть так и будет». Я поспешил ободрить Альджай-Ту и хвалить его храбрость. Некоторые из моих военачальников советовали мне убить Альджай-Ту, но я не согласился, а напротив, обласкал его и назначил начальником отдельной части, снабдив его грамотой. Он был в восторге от моего великодушия. Впоследствии эт