а стены по лестницам.
Как свидетельствует летопись, шейх Али первым полез на стену. Однако следовавший за ним сотник, завидовавший успеху араба, стащил его за лодыжку снова в ров, а сам поднялся на стену и отбивался от хиванцев до тех пор, пока к нему не присоединились другие осаждавшие. Стремительным штурмом Хива была взята, и Тимур отправился к Ургенчу, где укрылся Суфи. Для штурма этого города он нуждался в осадных орудиях – катапультах и баллистах. Пока их делали, поступило послание от Суфи.
«Для чего губить наших воинов? – писал Суфи. – Давай решим наш спор без постороннего участия. Пусть победителем будет тот, кто поразит своим мечом соперника».
Гонец Суфи назвал время и место поединка за главными воротами города.
Все военачальники Тимура, услышав о поединке, стали протестовать. Баян, сын Бикиджука, воскликнул:
– Хан, война теперь наша забота! Твое место на троне или на военном совете. Тебе не пристало покидать это место.
Каждый из них умолял дать ему возможность сразиться с Суфи вместо эмира. Тимур, однако, заметил, что его вызвал на поединок не обычный командир, но хан Хорезма. Он объявил, что будет у ворот города один.
Когда подошло условленное время поединка, Тимур под беспокойными взглядами соратников надел легкую кольчугу. Его меченосец продел его щит высоко на предплечье левой руки и опоясал его поясом с кривой саблей. Эмир укрыл голову и плечи знакомым шлемом черно-золотистого цвета и с довольным видом пошел прихрамывая к своему коню.
Тимур уже отъезжал, когда пожилой Сайфеддин отделился от группы командиров и схватил поводья эмира, упав на колени. Он умолял Тимура отказаться от боя, предназначенного для простого воина. Эмир не ответил. Обнажив саблю, он замахнулся, чтобы ударить ею плашмя чересчур ревностного слугу. Сайфеддин бросил поводья и во избежание удара отпрянул назад.
Тимур в одиночестве покинул лагерь, поскакал галопом мимо ряда осадных орудий, у которых уже толпились молчаливые зрители, выехал на равнину и направился к закрытым воротам Ургенча.
– Скажите своему повелителю Юсуфу Суфи, – крикнул Тимур хиванцам на крепостных башнях, – что эмир ожидает его!
Это было безрассудное проявление смелости и упрямства, хотя и достойное восхищения. Тимур, ставший эмиром, все еще жаждал боя и пренебрегал необходимостью обуздывать свой нрав. Когда он сидит в седле своего гнедого жеребца под прицелом сотни луков и нетерпеливо ждет соперника, мы видим настоящего Тимура во всем его величии.
Юсуф Суфи так и не выехал из ворот. Тогда Тимур крикнул, покрывая расстояние:
– Кто нарушил слово, потеряет жизнь!
Затем он развернул коня и поехал в расположение своих войск раздосадованным и неудовлетворенным, но с его прибытием военачальники и командиры поскакали встречать его. Тысячи людей, наблюдавших за ним, громко выражали свой восторг. Так мощно зазвучали литавры, цимбалы и трубы, что заржали лошади и попятились назад, замычали коровы. В искренней радости своих людей он не мог сомневаться.
Гневные слова Тимура оказались пророческими. Юсуф Суфи вскоре заболел и умер, а с его смертью город сдался. Было решено дочь хана Хорезма отправить в стан победителей в качестве невесты Джехангира. Хорезм же с Ургенчем объединились в провинцию, отданную под управление старшего сына Тимура. Таким образом территория, когда-то подвластная Созидателю Эмиров, была расширена на севере и западе. Западные джалаирцы объединились с тюркскими племенами Мавераннахра.
Это позволило Тимуру наведаться вскоре к своим соседям на юг за рекой с еще более многочисленным войском. Минимум пятьдесят тысяч всадников проскакали через отдающее эхом горное дефиле, называвшееся Железными Воротами. Телеги с их снаряжением громыхали позади войска между голыми отвесными краями гор из красного песчаника.
Поход начался с обычных дипломатических формальностей. Тимур пригласил правителя Герата Гияседдина на один из своих ежегодных советов. Приглашение означало, что эмир был готов принять этого правителя в качестве своего вассала. Гияс, правивший в Герате, – молодой человек, сын прежнего правителя, которого ранее пощадил Созидатель Эмиров.
Он выразил удовлетворение приглашением и сообщил, что будет рад прибыть в Самарканд в сопровождении славного Сайфеддина. Тимур отправил в Герат самого старшего по возрасту из своих военачальников. Однако Сайфеддин вернулся с известием, что Гияс только имитирует дружелюбие, на самом деле он не собирается ехать в Самарканд. Вместо этого он обносит Герат еще одной крепостной стеной.
Тимур направил в Герат еще одного посла, задержанного хитроумным правителем города. После этого тюркские воины подняли свои штандарты и двинулись на юг, соорудив мост через Аму из выстроенных в ряд лодок. Воинов особенно воодушевляло то, что они шли сражаться за пределами своей территории. Они пасли своих коней на весенних лугах, преодолевали горные перевалы и задержались на некоторое время у Фушанджа – крепости, где Гияседдин разместил свой гарнизон. Тимур не собирался оставаться здесь надолго и сразу же начал штурм крепости. Через ров, окружавший ее, перекинули доски и стали приставлять к стенам лестницы под градом метательных снарядов.
Чтобы подбодрить своих воинов, Тимур ходил среди них без доспехов. Он дважды был ранен стрелами. Шедшие во главе штурмовавших колонн шейх Али и Мубарак, сын Элчи, тот самый командир, что стащил Али в ров под Ургенчем, продолжали свое соревнование в доблести. Под беспрерывный грохот барабанов тюркские воины теснились у стен крепости, стараясь не сорваться в ров, пока кто-то из них не прорвался с мечом в руке через акведук в город. За ним ринулись другие, очистив от защитников часть стены. Фушандж превратился в арену разнузданного грабежа, гарнизон города уничтожили, а жители разбежались.
За падением Фушанджа настала очередь Герата. После того как не удались несколько вылазок его защитников, несчастный Гияседдин начал переговоры о мире. Его приняли в лагере Тимура с почестями и отправили в Самарканд. Новую гератскую стену разрушили до основания, ворота перевезли в Шахрисабз вместе с сокровищами правителя Герата – серебряными монетами, необработанными драгоценными камнями и золотыми тронными креслами местной династии правителей.
С падением Герата к растущей державе Тимура присоединился крупный город, девять тысяч шагов в окружности, с населением в четверть миллиона человек. Ведомость завоевателей свидетельствует, что в городе было несколько сот медресе, три тысячи бань, десять тысяч торговых лавок. (В это время в Лондоне и Париже проживало, во всяком случае, не более шестидесяти тысяч жителей в каждом из городов. Хотя в двух столицах имелись школы, историки не зафиксировали там бань.) Воины Тимура более всего были поражены местными мельницами, лопасти которых вращались не водой, а ветром.
Летопись отмечает, что после этой победы держава Тимура стала настолько безопасной, что ее единственным врагом стала роскошь. В целом конфликты, связанные с выдворением пограничных монголов, низвержением Юсуфа Суфи и Гияседдина, были внутренними, и в них основную роль играли хитрость и тактические уловки, но не стратегия. Эти успехи свидетельствовали просто о том, что Тимур стал признанным лидером на ограниченной территории, а также обнаружил способности покорять соседние ханства, откуда могла исходить угроза его правлению. Ведь вначале он обладал властью еще меньшей, чем правитель Герата. Если бы он несколько лет назад бежал от Хусейна под крыло правителя Герата, а не повернул назад к Карши, то…
Однако там Тимур стал лидером с инстинктом завоевателя. Теперь он приобрел достаточно сил для этого. В 1369 году Тимуру, севшему на трон в Балхе, было тридцать четыре года. У границ его владений по всем азимутам тлели конфликты. Вспыхивали мятежи, и рушились династии на пути, по которому столетием раньше перебралась чума из Азии в Европу. Торговые караваны повернули на новые дороги. Мужчины объединились в вооруженные отряды, всадники, оседлавшие коней, совершали набеги в глухие уголки пустынной местности, во мраке бушевало пламя.
В этой грозной атмосфере войны появление такого вождя, как Тимур, было неизбежно.
Часть вторая
САМАРКАНД
Теперь Тимур намеревался перебраться в Самарканд. Конечно, Шахрисабз оставался самым лучшим местом в Мавераннахре, но Тимур стал эмиром обширной державы, а Самарканд, расположенный у ворот на север, был центром его владений, раскинувшихся почти на пять сотен миль по всем направлениям от города.
Перед отъездом из Шахрисабза Тимур украсил родной город. Он построил на могиле своего отца небольшую гробницу с золоченым куполом; снес старый глиняный дворец, где блистала красотой Алджай, – на его месте построил более внушительное здание с входом под высокой аркой, окруженное уютными двориками. Здание было воздвигнуто из белого кирпича, и соплеменники прозвали его Ак-Сарай, Белый дворец. Эмир наведывался сюда для зимнего отдыха, если не находился в это время в походе. Ему всегда доставляло удовольствие видеть залитые солнцем луга в своей долине, а также снежную вершину Его Величества Соломона, сияющую сквозь дымку.
Державные интересы позвали Тимура в Самарканд с его полуразрушенными дворцами, а не в Бухару, тогда небольшой городок с медресе и библиотеками. Много лет назад Александр Македонский убил в Самарканде одного из своих самых надежных командиров, младшего брата своей кормилицы, Клита. Сто пятьдесят лет назад в городе останавливался во время своего похода Чингисхан.
«Это один из величайших, прекраснейших и великолепнейших городов, – писал о Самарканде Ибн Батута, путешествовавший по земле гораздо больше, чем Марко Поло. – Он расположен на берегу реки, называемой рекой гончаров. На берегу много водяных мельниц и арыков, поставляющих воду в сады. Люди собираются у реки после вечерней молитвы, чтобы погулять и развлечься. В городе много домов с балконами, чайхан и лавок, где продаются фрукты. Там имеются большие дворцы и памятники, свидетельствующие о высоком моральном духе горожан. Большая часть города разрушена, а еще часть разорена – вокруг нее нет стены или ворот. За пределами города нет садов».