7«Богом оставленная башня»
Газа лежала в руинах, безмолвная и опустевшая. Когда-то это был один из прекраснейших городов Ближнего Востока: расположенная на прибрежном пути из Сирии через Палестину в Египет, она процветала за счет базара и славилась своими мечетями, церквями и изящными строениями из мрамора[204]. Но к 1149 году только родники и водоемы указывали на то, что когда-то здесь жили люди. Война прокатилась по прекрасным улицам и опустошила Газу, казалось, навсегда. «Теперь здесь были только развалины, – писал Гийом Тирский, – совершенно необитаемые»[205]. Пустующие разрушенные дома подтверждали слова одного из лучших поэтов города, Абу Исхака аль-Газзи: «Прошлое ушло… Есть только миг, в котором вы существуете»[206].
Но зимой 1149–1150 годов Газа начала оживать. Пришедшие люди долбили лопатами землю, рыли котлованы под новые фундаменты, каменотесы вырезали блоки для укреплений. На холме в центре Газы возводилась крепость, «примечательная своими стенами и башнями». Однако дело было не просто в возрождении города. Строительство стало частью новой военной стратегии, реализуемой на юге королевства крестоносцев, и тамплиерам отводилась в ней важная роль. Когда замок был завершен, его передали во владение и под защиту братства.
Та зима оказалась для рыцарей Храма беспокойной. 13 января 1149 года Робер де Краон умер, и на его место был избран Эверард де Бар, магистр ордена во Франции, который так усердно служил королю Людовику VII во время неудачного Второго крестового похода. Эверард был опытным финансистом и искусным дипломатом, но его сердце принадлежало Франции. Как и Робер де Краон, он видел больше пользы в том, чтобы представлять орден в Европе, среди его покровителей, чем в несении военной службе в Иерусалиме. Не в последнюю очередь это было связано с огромным займом французской короне.
Весной 1149-го, когда королевские корабли отплыли от Левантийского побережья, Эверард тоже отбыл в Париж. Вместо себя он оставил Андре де Монбара, рыцаря средних лет, который служил тамплиерам по крайней мере с 1130 года. Андре был одним из восьмерых отпрысков бургундского дворянского рода; двое его братьев стали цистерцианскими монахами в аббатстве Сито[207]. Кроме того, сам он был дядей (хотя и на несколько лет моложе) Бернарда Клервоского, которому регулярно писал о достижениях и проблемах рыцарей Храма на Святой земле. Когда-то Андре сравнил свои труды с муравьиными, но за его смирением скрывался большой военный талант[208]. Вступив в орден, он со временем дослужился до поста сенешаля и отвечал за знамя тамплиеров, le baussant. Этот черно-белый флаг поднимал на поле боя другой офицер, маршал, и пока хоть один из рыцарей был жив, знамя должно было реять в воздухе[209]. Андре де Монбар хорошо разбирался в политике латинского Востока и сообщал обо всех происходивших событиях друзьям на родину.
К несчастью, почти сразу после того, как магистр Эверард отбыл в Париж, вслед ему отправились письма, извещавшие о гибели многих братьев.
29 июня в сражении при Инабе, близ Антиохии, сын Имад ад-Дина Занги Нур ад-Дин, атабек Алеппо, разбил войско князя Антиохийского Раймунда. Раймунд был, мягко говоря, противоречивым персонажем. Едва прибыв из Пуатье, чтобы претендовать на Антиохию благодаря заключению брака с девятилетней наследницей престола, он успел поссориться с королем Сицилии, византийским императором и антиохийским патриархом. Кроме того, по слухам, он серьезно оскорбил Людовика VII, ведя себя слишком галантно по отношению к его жене Алиеноре Аквитанской, которая к тому же была племянницей Раймунда. Битва при Инабе положила конец этой череде ярких событий: князь был пленен на поле боя и обезглавлен. Его голову Нур ад-Дин послал суннитскому халифу в Багдад в качестве трофея.
Это грозило Иерусалимскому королевству новыми потерями. Войско Нур ад-Дина нужно было остановить, чтобы после смерти Раймунда оно не отправилось в поход на Антиохию. Балдуин и его мать королева Мелисенда попросили тамплиеров о помощи, и орден отправил в королевскую армию сто двадцать рыцарей и около тысячи «хорошо вооруженных оруженосцев и сержантов». Те отправились на север, писал Андре де Монбар, взяв с собой семь тысяч акрских безантов[210] и тысячу иерусалимских безантов для финансирования кампании[211].
Достигнув Антиохии, христиане были остановлены мусульманами, прибывшими из Иконии (современная Конья в Турции) и Хорасана (восточная Персия), и теперь находились в отчаянном положении и нуждались в срочном пополнении запасов и подкреплении. «Мы пишем, чтобы просить вас без промедления вернуться к нам», – обращался Андре к Эверарду.
Ваше возвращение нужно как никогда, и оно никогда не будет столь угодным Богу и более полезным для нашего дома и земли Иерусалимской… Многие в нашем войске мертвы, и потому мы нуждаемся в том, чтобы вы прибыли к нам с теми братьями и сержантами, которых сочтете пригодными для этого. Независимо от того, как быстро вы приедете, не думаем, что вы застанете нас в живых, но отправляйтесь без промедления; это наше желание, наше послание и наша просьба… Преподобный отец, продайте все, что можете, и привезите нам вырученные деньги, чтобы мы могли кормиться. Прощайте.
Письмо Андре де Монбара рисует мрачную картину положения христиан, противостоявших Нур ад-Дину в Антиохии. Но также оно показывает, каково было положение тамплиеров в Иерусалимском королевстве. От них ожидали, что они будут моментально давать военный отпор врагу, где бы тот ни решил нанести удар по одному из трех оставшихся государств крестоносцев – Иерусалиму, Триполи и Антиохии.
Именно поэтому в ведение тамплиерам стали передавать крепости: базируясь в них, братья ордена могли охранять наиболее уязвимые участки христианских земель. Одна из таких крепостей и была построена на вершине холма в Газе. «Когда она была полностью завершена, – писал Гийом Тирский, – ее по всеобщему согласию передали навечно рыцарям Храма вместе со всей прилегающей местностью. Отныне братья, отважные и доблестные воины, должны были исправно и разумно оборонять ее»[212].
В этих словах содержится похвала тем более высокая, что исходила она из уст Гийома Тирского. Священнослужитель, ученый, участник крестовых походов, Гийом родился в Иерусалиме около 1130 года и учился в школе при церкви Гроба Господня, совсем рядом с домом тамплиеров. Затем продолжил образование в Париже и Болонье – в двух ведущих университетах Европы, – после чего вернулся на Восток, чтобы служить церкви. Со временем он стал архидиаконом, а потом и архиепископом Тирским – выше него стоял только патриарх Антиохийский. Друг королей, собиратель слухов и влиятельный политический игрок, Гийом Тирский написал несколько книг, в том числе историю арабов со времен пророка Мухаммеда. Примерно с 1170 года он вел обширную хронику христианского Востока под названием Historia rerum in partibus transmarinis gestarum («История деяний в заморских землях») – из ее названия следует, что она была предназначена для чтения в образованных кругах европейских королевских дворов и университетов.
Гийом, так же, как и многие представители западной церкви, не поддерживал саму идею духовно-рыцарских орденов. Но особенно он не доверял тамплиерам и в своей хронике редко упускал возможность усомниться в благородстве их намерений. Однако в случае с Газой факты были налицо: едва став хозяевами крепости, тамплиеры настолько эффективно отбили атаку Фатимидов, что нападения прекратились. Крепость была, по сути, первой линией обороны на самом юге Иерусалимского королевства, аванпостом латинян, за которым начиналась вражеская территория. Орден понимал, для чего его братья находятся в Газе, и делал все, что от него требовалось.
Новая крепость была построена ради расширения зоны христианского влияния на юг. Газа находилась на самом краю владений латинян, южнее Яффы, Иерусалима и, самое главное, Аскалона, хорошо укрепленного города, все еще верного Фатимидам. Аскалон стоял на продуваемой всеми ветрами дороге, идущей вдоль побережья, и был удобной базой для нападений на земли христиан. Кроме того, он надежно защищал от королей Иерусалима Египет. Завоевание Аскалона позволило бы франкам укрепить свою безопасность и дало бы возможность продвигаться в направлении Синайского полуострова. Еще во время Второго крестового похода, как до, так и после провала осады Дамаска, Аскалон рассматривался как возможная цель. Тогда эту идею отбросили, но теперь казалось все более очевидным, что город может – и должен – быть взят. Прошло три года, прежде чем молодой король Балдуин III смог вернуться к плану по захвату Аскалона: прежде он был занят борьбой за власть со своей матерью, которая не желала уступать ее повзрослевшему сыну. Но строительство новой крепости означало, что поход на Аскалон вот-вот начнется.
Присутствие тамплиеров в Газе отрезало Аскалон от Египта, сделав прибрежную дорогу небезопасной для войск Фатимидов. Теперь шиитский халиф, находящийся в Каире, мог отправить в Аскалон подкрепление только морским путем, и положение города осложнялось тем, что он не имел защищенной гавани – беспрепятственно высадиться на его песчаный берег можно было только в хорошую погоду[213]. Крепость в Газе замкнула кольцо крепостей вокруг Аскалона, которые строились в течение полутора десятилетий.
В сорока километрах на восток от Аскалона стояла Бет-Гибелин, крепость среднего размера, построенная около 1136 года и переданная рыцарям-госпитальерам