[435].) Всем своим видом Шато-де-Пелерин свидетельствовал о том, что христиане оправились от страшного поражения, нанесенного им Саладином, а название замка служило напоминанием о главном преимуществе воинов-тамплиеров – о помощи, которая постоянно поступала к ним вместе с нескончаемым потоком благочестивых паломников. Построить подобную крепость стоило таких денег, писал один христианский автор, что «возникал вопрос, откуда это все взялось»[436].
На борту одного из кораблей, вышедших из гавани в конце мая 1218 года, был Гийом де Шартр, ставший магистром тамплиеров после смерти Жильбера Эрайля в 1200 году и его преемника Филиппа де Плессье в 1209-м. Он отправился в путь вместе с Гверином де Монтегю, магистром госпитальеров, и маршалами обоих орденов. Мобилизован был почти весь командный состав тамплиеров Востока, на месте остались только те, кто непосредственно отвечал за коммерцию и отправку кораблей в Акре.
Военные ордены собирались идти в поход вместе со всей армией латинского Востока. Суда, груженные оружием и доспехами, сопровождали корабли с крестоносцами, прибывшими на Святую землю из Фландрии, Австрии и Венгрии, а также с высокопоставленными служителями церкви, среди которых были патриарх Иерусалима и епископы Акры, Никосии и Вифлеема. Здесь же находился и новый король Иерусалима Жан де Бриенн, дворянин из Шампани, правивший от имени своей маленькой дочери, королевы Изабеллы II[437]. В плавание отправились и сотни простых пилигримов, многие из которых уже проделали долгий путь от родных домов в Бремене и Кёльне, вдохновленные на паломничество чудесным явлением в небе пылающих крестов. Пятый крестовый поход, к которому папа римский Иннокентий III впервые призвал в 1213 году, завладел сердцами верующих христиан севера Европы, и теперь те, кто принял обет и пустился в путь к Святой земле, приближались к городу в дельте Нила, избранному целью крестоносцев: к Дамьетте.
Почти в то же самое время, когда одна армия в мае 1218 года покидала Шато-де-Пелерин, второй флот крестоносцев разворачивал паруса и направлялся к дельте Нила с другой стороны: от атлантического побережья Португалии, огибая Алгарве, через Гибралтарский пролив в более спокойные и теплые воды Средиземного моря. В его состав входило около восьмидесяти коггов – огромных дубовых кораблей с одним большим квадратным парусом[438]. С этим флотом плыл Пьер де Монтегю, рыцарь ордена Храма, происходивший из влиятельной семьи крестоносцев. Он служил магистром в Испании и Провансе, а затем магистром на Западе, став таким образом самым высокопоставленным тамплиером за пределами Святой земли. Гверин де Монтегю, который сел на корабль в Шато-де-Пелерин, был его братом[439].
Пьер де Монтегю был уроженцем Оверни на юго-западе Франции, и служение его проходило в Европе, а не на Востоке, однако он не понаслышке знал, что такое священная война. 16 июля 1212 года он сражался в битве при Лас-Навас-де-Толоса, где объединенные силы испанских королевств Арагон, Кастилия и Наварра встретились с огромной армией Альмохадов под командованием халифа Мухаммада аль-Насира.
На рубеже XII–XIII веков на юге Испании мусульманам удалось отвоевать многие из земель, отнятых у них христианскими королевствами. В 1195 году в битве при Аларкосе халиф из династии Альмохадов аль-Мансур нанес сокрушительное поражение армии под командованием Альфонсо VIII Кастильского. Христиане были изгнаны с поля боя и вскоре утратили многие из своих крепостей и городов. Недавно созданные испанские военные ордены, принимавшие участие в сражении, понесли тяжелые потери: орден Сантьяго лишился девятнадцати рыцарей, включая магистра, а орден Калатравы – множества людей и двух крепостей[440]. Оправиться после этого и пережить горечь поражения было нелегко. Под влиянием военных орденов в 1209 году Иннокентий III наконец придал борьбе против Альмохадов статус крестового похода, позволив его участникам получать отпущение грехов. Битва при Лас-Навас-де-Толоса стала кульминацией последовавшей за этим военной кампании. В сражении приняли участие короли Кастилии, Наварры, Португалии и Арагона со своими армиями, тамплиеры, ордены Сантьяго и Калатравы и прибывшие в южную Испанию крестоносцы из Франции.
Тамплиеры находились в арьергарде, и Пьер де Монтегю стал свидетелем кровавой бойни, начавшейся после того, как христиане прорвали ряды мусульман. Гвардейцы Мухаммада аль-Насира (наследовавшего власть аль-Мансура в 1199 году), скованные друг с другом цепями чернокожие рабы, не смогли защитить своего халифа, и он бежал с поля боя. Король Кастилии после битвы хвалился тем, что христиане потеряли только двадцать пять или тридцать человек, в то время как мусульмане – сто тысяч[441]. На самом деле потери христиан были куда больше, и понесли их в основном военные ордены. Погибли и португальский магистр ордена Храма, и магистр ордена Сантьяго. Но это была духоподъемная победа: казалось, Господь снова обратил свою милость на христиан.
Теперь, шесть лет спустя, корабль Пьера де Монтегю удалялся от места другой победы. На горизонте исчезала разрушенная крепость Алькасер-ду-Сал (Аль-Каср), расположенная примерно в шестидесяти четырех километрах к югу от Лиссабона. Прошлой осенью к ней подошли объединенные силы португальских христиан и крестоносцев из Фризии и прирейнских земель, и после многих месяцев осады ее стены, наконец, не выдержали.
Мусульманские защитники Алькасера сдались в октябре 1217 года, и победа ознаменовалась еще одним появлением святого креста на ночном небе. В немалой степени она стала заслугой испанских тамплиеров, которые пришли в полном составе под командованием своего магистра Педро Альвитиса осаждать и штурмовать крепость[442]. «Божественной силой сарацины были побеждены, – писал хронист. – Один из их королей был убит, и вместе с ним великое множество убили и взяли в плен»[443]. Этот успех западные крестоносцы надеялись повторить, когда высадились на египетском побережье.
«Дамьетта! Прославленная в царствах, знаменитейшая во времена Вавилона, владычица моря», – так писал немецкий священнослужитель и историк Оливер фон Падерборн, покинувший Германию, чтобы участвовать в Пятом крестовом походе[444].
Богатый и процветающий город стоил каждого слова этого восторженного панегирика. На западе Дамьетты протекала одна из крупнейших рек дельты Нила, в которой соленая вода моря смешивалась с пресными водами находящегося в сотнях километров отсюда Эфиопского нагорья. На ее отмелях грелись голодные крокодилы[445]. А на востоке город подходил к соленому озеру Манзала, длинному, мелководному и богатому рыбой. Благодаря хорошему водоснабжению Дамьетта была окружена плодородными землями, и горожане круглый год обильно снабжались всем, что произрастало в пойме Нила[446]. Но это был не только центр приречного земледелия, но и один из крупнейших портов региона, удобный для купцов из процветающих итальянских городов-государств Генуи и Венеции и близкий к прибрежным городам Леванта. При попутном ветре корабль из Акры мог добраться до Дамьетты меньше чем за неделю. Кроме того, дорога из города на юг вела в процветающий Каир. Дамьетта была местом остановки торговых судов, огибавших побережье Южного Средиземноморья, и здесь же торговцы из Европы перегружали свои товары с кораблей на верблюдов, после чего караваны отправлялись на восток в Индию и Китай. А оттуда они привозили в Дамьетту шелка, специи, соль, золото, драгоценную древесину, масла, снадобья и рабов[447]. Как и Александрия, находящаяся на другой стороне дельты, Дамьетта уже не одну сотню лет привлекала к себе завоевателей из государств, попеременно возникающих и исчезающих в Восточном Средиземноморье.
Все это богатство, несомненно, манило и христианских воинов, прибывших в 1218 году из Англии, Фландрии, западной Франции, немецких княжеств, Австрии, Венгрии и многих других мест и собравшихся у Дамьетты. Кроме того, это было важное место в духовном плане. В жизни Христа Дамьетта не присутствовала, но она была точкой входа в Египет – землю, из которой бежали израильтяне, чтобы бродить по пустыне; землю, где Моисей получил заповеди и где Дева Мария стирала одежду младенца Иисуса в святом источнике. (Через этот источник пролегал путь паломников, и в праздник Богоявления христиане совершали там омовение в саду, засаженном бальзамовыми деревьями.) Более того, в сознании крестоносцев 1218 года взятие Дамьетты было первым шагом к возвращению Иерусалима.
16 июля 1216 года Иннокентий III, провозгласивший в 1213 году Пятый крестовый поход, умер, так и не увидев, как собираются новые армии крестоносцев. За время пребывания на Святом престоле он проповедовал три крестовых похода, отлучил от Церкви нескольких королей и вернул Риму былое могущество. Его миссия была продолжена новым папой Гонорием III. Ученый человек родом из Рима, Гонорий был не столь воинственен, но достаточно предан крестоносному движению, чтобы направить десятую часть папских доходов, полученных в течение трех лет, на новый поход и настойчиво переписываться с его предводителями, среди которых были король Венгрии Андраш, австрийский герцог Леопольд VI, патриарх Иерусалимский, магистры тамплиеров и госпитальеров и Жан де Бриенн, король Иерусалима[448]