В начале лета 1307 года Жак отправился из Пуатье на север, в Париж, где 24 июня состоялся капитул ордена. На нем обсуждалась угроза слияния. Великий магистр часто встречался с Гуго де Пейро, который занимал многие высокие должности, в частности был магистром Франции, магистром Прованса и генеральным досмотрщиком Англии и Франции. Жаку, должно быть, придавало уверенности то, что Гуго решительно поддержал Филиппа в конфликте с Бонифацием и что парижский Тампль продолжал под руководством казначея Жана дю Тура активно участвовать в финансовых делах королевства, работая совместно с дворцовыми королевскими счетоводами, выплачивая жалованье войскам и совершая друге выплаты от имени короны.
В конце июля Жак вернулся к папскому двору, а 4 августа поехал в Ангулем, в Монгогье. Оттуда он отправил несколько писем, касающихся избрания нового магистра Арагона и Каталонии, в том числе одно послание королю Хайме II. 8 сентября Жак снова был в Пуатье, где продолжил заниматься делами Арагона и назначением туда Эксемена де Ленды[631]. В следующие несколько дней великий магистр продиктовал несколько длинных писем, адресованных Эксемену, в которых призвал его исполнять свой долг перед Богом, Храмом и самим собой и указал ему, что делать с имуществом и слугами его предшественника. Еще одно письмо было адресовано Бланке, королеве Арагона – в нем Жак рекомендовал нового магистра как человека «предусмотрительного и заслуживающего доверия»[632].
Все это были обычные дела. Тем не менее, занимаясь ими, де Моле не мог отделаться от чувства, что происходит что-то нехорошее[633]. Позже некоторые источники утверждали, что в то лето он посетил двор Филиппа, предстал перед королем и его советниками и «объяснил некоторые правила своего ордена».
Первые сведения о непристойном поведении тамплиеров, достигшие королевского двора благодаря Эскью де Флуараку, касались церемонии приема новобранцев. Им рассказывали о будущих обременительных обязанностях, о полной лишений и тягот жизни братства, спрашивали, готовы ли они к трудной участи рыцаря, несущего службу на Востоке, и предупреждали, что их ждет «хлеб и вода, и бедная одежда, и много боли и страданий»[634]. Затем они получали свой белый или черный плащ, капеллан ордена читал молитву, после чего приор должен был «поднять его [нового брата] с колен и поцеловать в уста, и обычно брат капеллан тоже целовал его»[635].
Обмен поцелуями был общепринят в феодальном обществе и являлся способом выражения мирных намерений у христиан. Если известие о нем неприятно поразило короля или его министров, то на первой встрече с Жаком они не упомянули об этом. Не спросили они магистра и ни о каких других слишком тесных контактах между братьями в ордене, хотя в уставе они упоминались. Несколько его положений осуждали «мерзкий, богопротивный грех» содомии. Кроме того, из книги записи заключенных в крепости Шато-де-Пелерин известно, что там содержались три брата ордена, которых уличили в этом грехе и приговорили к бессрочному заточению[636].
Зато король обратил внимание на другую, казалось бы, более безобидную практику – нерегулярное исповедание. Жак признался, что, будучи магистром, иногда выслушивал исповеди других рыцарей, которые не хотели говорить о своих грехах капеллану, опасаясь сурового наказания даже за незначительные проступки. Он пояснил также, что отпускал им грехи, хотя не имел на то духовной власти, поскольку не был рукоположен в священники[637].
Для чего и как он рассказал все это, не ясно. Скорее всего, его просто поймали в ловушку. Признав устоявшуюся практику целования новых членов братства, магистр мог попытаться обелить орден, обратив внимание короля и министров на его строгий дисциплинарный кодекс. В конце концов, в своей записке по поводу слияния орденов он отмечал суровость устава тамплиеров. И теперь, возможно, хотел дать понять королю, насколько серьезные наказания налагались на своенравных братьев, рассказав как своего рода анекдот, что порой он жалел их и сам отпускал им грехи. Жак де Моле рассчитывал, что это незначительное нарушение будет воспринято как признак добродетельности ордена. Если так, то он плохо понимал, с кем имеет дело. Ибо, когда речь шла о тамплиерах, Филипп IV и его министры не желали, чтобы их в чем-либо убеждали. Они искали доказательств.
Поскольку встреча с Филиппом не пресекла слухов о неблаговидных делах тамплиеров, тревога, охватившая Жака де Моле, к концу августа усилилась настолько, что он решил действовать и обратился за помощью – к папе. 24 августа Климент написал королю Франции письмо, в котором сообщил, что магистр тамплиеров просил его провести расследование в связи с «клеветническими измышлениями, которые дошли до Вашего Величества». Далее он писал, что Жак просил его «рассмотреть предъявленные им обвинения, с тем чтобы они могли покаяться, если будут признаны виновными, или же чтобы с них сняли обвинения, если они невиновны»[638]. Папа римский был согласен с тем, что об ордене действительно говорилось «много странного и неслыханного». Поэтому он собрался лично проверить устав тамплиеров и начать официальное расследование, чтобы раз и навсегда разрешить этот вопрос, как только вернется с лечения, которое будет проводиться с 1 сентября по 15 октября. Это позволяло рассчитывать на справедливое рассмотрение дела и на то, что орден будет подвергнут лишь незначительному реформированию.
Пока папа находился на лечении, Гийом де Ногаре решил действовать. 14 сентября сенешалям и судебным приставам-исполнителям был разослан запечатанный приказ, составленный в королевском аббатстве Святой Девы Марии, что под Понтуазом. Выполнить его следовало по истечении месяца с момента получения, чтобы операция против братьев ордена Храма началась одновременно по всей стране и прошла столь же эффективно, как и массовая облава на евреев.
Восемь дней спустя личный духовник короля Гийом Парижский, энергичный монах-доминиканец и великий инквизитор во Франции, также разослал своим подчиненным по всему королевству распоряжение подготовиться к аресту тамплиеров. Официально Гийом Парижский был слугой Церкви, отвечавшим за искоренение ереси, и подчинялся Клименту V, но положение при дворе и прямой доступ к Филиппу делали его человеком короля. Его письма от 22 сентября держались в секрете: 30 сентября один брат бежал из ордена, но три дня спустя в ордене все еще происходили посвящения новых братьев – никто не подозревал о нависшей опасности.
В начале октября Жак де Моле прибыл в Париж на похороны невестки короля Екатерины, титулярной императрицы Латинской империи. Великий магистр был одним из тех, кому доверили нести гроб, так что трудно было предположить, что он находится в немилости.
На рассвете следующего после похорон дня королевские приставы и сенешали перешли к действиям. Перед воротами каждого дома тамплиеров по всему королевству, от Нормандии до Тулузы, появились люди в королевских сюрко, держащие в руках ордера с королевскими печатями, и потребовали от братьев сдаться. Все тамплиеры были арестованы именем короля по отвратительным и скандальным обвинениям: «Братья ордена рыцарей Храма, волки в овечьей шкуре, по обыкновению религиозного ордена, порочащего нашу веру, снова распинают Господа нашего Иисуса Христа…» Судебным приставам было приказано следующее: «Держать их под арестом, чтобы они предстали перед церковным судом; конфисковать их движимое и недвижимое имущество… пока не получите от нас дальнейших указаний по этому вопросу»[639].
Братья почти не оказывали сопротивления, лишь немногие из них пытались бежать. Бедные рыцари храма Соломона, издавна славившиеся своей доблестью на поле боя, строились и смиренно шагали навстречу осеннему утру и своей судьбе.
Была пятница 13 октября 1307 года.
20«Еретическая скверна»
Слуха нашего достигло известие, поразившее и ужаснувшее нас, из достоверных источников пришла к нам горькая, прискорбная и страшная весть о чудовищном преступлении, о мерзких и богопротивных деяниях, недостойных рода человеческого и противных всему человеческому. Осознав всю тяжесть этого преступления, мы исполнились великой скорби, тем большей, что, без сомнений, преступление это зашло так далеко, что оскорбляет божественное величие, истинную веру и все христианство, являет собой бесчестье для всего рода людского, опасный пример зла и невиданное прегрешение[640].
Послание короля от 14 сентября дышало праведным гневом, вызванным постыдными преступлениями тамплиеров. Адресованное судебным приставам и сенешалям – рыцарям, имевшим право производить аресты от имени короны, – оно сообщало о темных делах и странных ритуалах, сопровождавших вступление в орден новых братьев. Вдохновленная поцелуем мира, даваемым каждому новобранцу, королевская пропагандистская машина под руководством Гийома де Ногаре превратила его в оргиастическое порочное действо, узнав о котором любой благочестивый христианин должен был испытать потрясение.
По сведениям, полученным от «очень надежных людей», братьев при вступлении в орден принуждали отречься от Христа три раза, плевать на крест, снимать одежду и стоять обнаженными перед приором, который отмечал их вступление в орден, целуя их «сначала в копчик, ниже пояса, затем в пупок, затем в уста, в соответствии с богомерзким обрядом ордена, пороча достоинство рода человеческого». Вступив таким образом в орден Храма, братья, согласно принесенному обету, должны были совокупляться друг с другом, «и потому гнев Божий обрушился на этих сыновей безбожия». Содомия, ересь, осквернение образа Иисуса Христа и немного черной магии – все эти обвинения уже были знакомы тем, кто прежде попадал в немилость к королю Франции Филиппу IV. Упоминалось также, что тамплиеры «поклонялись идолам» – на это будет обращено особое внимание в ходе расследования: якобы шнур, который повязывался на одежду братьев, «благословлялся» прикосновением к «идолу в виде мужской головы с большой бородой, которую они целуют и поклоняются ей в капитулах провинций».