107. Билл Грэм
Жан Брессон стал вторым великим французским танатонавтом. Он предложил ввести новые меры безопасности, которыми он сам, кинокаскадер, пользовался раньше.
Так, например, у него возникла идея оборудовать стартовое кресло электронной системой, позволяющей совершать мгновенное возвращение. Эта система работала как страховочный пояс. Перед запуском танатонавт заводил аппаратуру, например на «кому плюс двадцать минут». В указанное время танатонавт получал электрический разряд, который заставлял пуповину резко сократиться и вернуть человека на землю.
Жан Брессон был настоящим профессионалом. На карте он очень точно указывал расположение тех мест, которые видел, и это позволяло нам делать очень подробные наброски.
Я воспользовался помощью нашего надежного пилота, чтобы усовершенствовать «ракетоносители». Мы испытали новую процедуру.
Вместо того чтобы сразу вводить всю дозу наркотика, мы теперь начинали с меньшего количества и подавали его постепенно. Я использовал пропофол (100 микрограммов на килограмм веса в минуту) в сочетании с морфином и газом (начали с дифлюрана 5—10 %-ной концентрации, но лучших результатов мы добились с 5—15 %-ным изофлюраном). И наконец, для стабилизации органосоматической активности в ход пошла производная валиума, гипновель (0,01 мг/кг). Эти новые средства сделали полеты более безопасными.
К этому моменту времени мы уже были уверены, что осуществить декорпорацию, то есть выйти из тела, способен любой человек. Все зависело от дозировки, но Жан Брессон хорошо переносил все мои «ракетоносители».
Он продвигался вперед согласно собственному темпу и ритму. Он разведал участки «кома плюс восемнадцать минут двадцать секунд», «кома плюс восемнадцать тридцать восемь», «кома плюс девятнадцать десять». Он тщательно заботился о своей мускулатуре и режиме питания, изучал свои биологические ритмы. Он пытался учесть все факторы, которые могли повлиять на выход из тела, например температуру воздуха. (Наиболее успешные старты были проведены при 21 °C и среднем уровне влажности.)
Его полеты проходили безукоризненно. Он тщательно проверял свои «ракетоносители» и затем на несколько минут замирал, концентрируясь на поставленной цели, которую мы задавали по рабочим картам.
– Шесть… пять… четыре… три… два… один. Пуск!
Дожидаясь его возвращения, мы пристально следили за кардиограммами и энцефалограммами. Затем включалась электронная система, и управляющие устройства оповещали нас, что он должен вот-вот прибыть.
– Шесть, пять, четыре, три, два, один! Посадка.
Жан Брессон был педантом. Шаг за шагом, благодаря добросовестности и самодисциплине, он продвигался вглубь Континента Мертвых. Давать интервью отказывался категорически. Полностью отказался от личной жизни, без остатка посвятив себя работе. Каждый день он отмечал свои успехи в дневнике, а потом при помощи карманного калькулятора рассчитывал наиболее подходящие координаты для завтрашнего старта.
Похоже, Билл Грэм, живший по ту сторону Ла-Манша, был профессионалом такого же уровня. Он уже достиг «комы плюс девятнадцать минут двадцать три секунды».
Теперь оба танатонавта встали на страшный путь. Любой неверный шаг мог оказаться последним, и оба это знали. Один сатирический лондонский журнал поместил карикатуру, где Грэм и Брессон в образе птичек чистили зубы крокодилу. «Билл, как ты думаешь, он еще долго просидит с открытой пастью?» – спрашивал француз. Англичанин отвечал: «Нет. И на твоем месте я бы не думал об этом».
Сантиметр за сантиметром, день за днем оба танатонавта заходили все глубже в глотку отвратительной рептилии.
Грэм: кома плюс девятнадцать минут двадцать три секунды.
Брессон: кома плюс девятнадцать минут тридцать пять секунд.
Грэм: кома плюс двадцать минут и одна секунда.
Британец вышел на тот же уровень, что и Феликс. Он стоял перед стеной Мох-1. В следующем полете целеустремленный английский танатонавт, конечно, пройдет в эти первые ворота.
Рауль был вне себя:
– Британцы нас вот-вот опередят! Прямо у финишной черты! И кого? Нас, пионеров! Нет, это слишком!
Его страхи были обоснованны. Успех Билла Грэма был не случаен. До того как стать танатонавтом, он уже прошел одну школу: цирковую. Ветеран трапеции, он знал, как подготовиться к прыжку без страховки. Кроме того, из интервью в газете «Сан» я узнал, что он приписывал свой успех тщательно контролируемому приему наркотиков. Токсикоман со стажем, он считал, что на него самого наркотики не оказывают ни положительного, ни отрицательного воздействия, а просто вырабатывают энергию, которой он способен управлять.
В этой статье Грэм объяснял: «Почему бы не ввести в программу высших учебных заведений курс, обучающий грамотному употреблению марихуаны, гашиша или героина? В примитивных обществах во время некоторых обрядов люди, чтобы достичь экстаза, опьяняют себя при помощи растений. А на западе токсикоманы разрушают себя, потому что принимают наркотики как попало. Но есть же правила, которые надо соблюдать: ни в коем случае не принимать наркотики, чтобы избавиться от депрессии, от нечего делать или чтобы убежать от реальности. Всегда превращайте прием наркотика в церемонию! Изучайте воздействие каждого вещества на ваше тело, рассчитывайте нужную дозировку. Тем, кто уже прошел инициацию, вполне можно выдавать разрешение на прием наркотика».
Я пришел к выводу, что бывший английский циркач перед каждым пуском экспериментирует с разными сочетаниями наркотиков. Эта гипотеза вызвала раздражение у Жана Брессона, который пожалел, что танатонавтику не объявили олимпийским видом спорта. Тогда бы Грэма дисквалифицировали за допинг.
Амандина ласково положила руку на плечо Жана.
– Если Грэм работает на допинге, значит, ты способнее. Ведь ты отстаешь от него только на двадцать шесть секунд, причем не принимая запрещенных препаратов!
– Двадцать шесть секунд! Ты сама понимаешь, что это значит. Двадцать шесть секунд, – мрачно ответил каскадер.
Рауль развернул карту, где линия «Терры инкогнита» по-прежнему находилась рядом с великой воронкой.
– Двадцать шесть секунд… За это время там можно пересечь территорию не меньше Франции. Они опережают нас в освоении Континента Мертвых!
Амандина обняла Брессона. Внезапно с моих глаз спала пелена. Амандина любила танатонавтов, только танатонавтов и никого, кроме танатонавтов. Феликс Кербоз, Жан Брессон – ей было все равно. Страсть у нее вызывал лишь сам образ разведчика смерти. Если я не стану танатонавтом, она никогда не посмотрит на меня такими глазами. У нее со смертью были свои счеты, и любовь она приберегала только для тех, кто вступал с ней в поединок.
Приободрившись, каскадер объявил:
– Завтра я дойду до «комы плюс двадцать минут».
– Если достаточно сильно веришь в свои силы… – уточнил Рауль.
Британский журнал напечатал новую карикатуру. Две птички опять копались в зубах крокодила. «А что со мной будет, если я зайду в его глотку подальше?» – спрашивает птичка Жан. «Реинкарнация», – отвечает птичка Билл. «Ну да? Он же проглотит меня и превратит в кусок дерьма». – «Все правильно, Жан. Это и есть реинкарнация!»
Рисунок навел меня еще на одну мысль. Совершенно необязательно, чтобы дуэль между Грэмом и Брессоном окончилась трагедией.
– Почему в этой гонке кто-то обязательно должен умереть? Если Грэм такой умный, почему бы нам не пригласить его сюда? Разве президент Люсиндер не хотел, чтобы мы обменивались опытом с иностранными танатонавтами?
Лицо Рауля прояснилось:
– Превосходная идея, Мишель!
В тот вечер Амандина ушла гулять с Жаном. Сидя в своей квартире, я изо всех сил пытался на компьютере разработать новую химическую формулу «ракетоносителя».
Все мы понимали, что англичане вот-вот обставят нас. И действительно, на следующий день мы узнали, что Билл Грэм пересек Мох-1.
В утренних газетах писали, что он совершил этот подвиг ночью, в тот самый момент, когда мы обсуждали, не пригласить ли его на наш танатодром. Но дело было в том, что он не сумел вовремя затормозить. Мох-1 поглотил его.
108. Южноафриканская мифология
В то время когда все животные еще были людьми, один зайчонок оплакивал смерть своей матери.
Луна спустилась на землю, чтобы утешить его: «Не расстраивайся, твоя мать вернется. Смотри, даже я сама то показываюсь, то исчезаю. Все думают, что я умерла, но я всегда появляюсь вновь. То же самое будет и с твоей матерью».
Зайчонок ей не поверил. Он даже подрался с Луной, чтобы она оставила его в покое и он мог бы плакать в свое удовольствие. Он оцарапал Луну так сильно, что у нее на лице остался шрам, который до сих пор видно. Луна разозлилась и рассекла зайчика пополам: «Раз он мне не верит, то пусть не появится вновь, как я, а останется мертвым».
Зайчонок был в ту пору человеком, и Луна превратила его в животное, которое всего боится и за которым все охотятся. Но у зайца есть кусочек, который есть нельзя, потому что этот кусочек был когда-то человеком.
109. Мох-1
После смерти Билла Грэма мы снова стали мировыми лидерами танатонавтики. Но за нами уже шли другие, готовые догнать и перегнать.
Жан Брессон выбивался из сил у первой стены. По-прежнему было неизвестно, что находится по ту сторону «Терра инкогнита», а широкая горловина воронки, напротив, становилась все более освоенной. Танатонавты всего мира сантиметр за сантиметром обшаривали внутреннюю стенку, облепив ее, словно деятельные сперматозоиды.
Лондонский журнал продолжал печатать карикатуры о танатонавтах-птичках. Вот они отважно клюют зевающего крокодила. «Подойдите ближе, малыши, я всегда голоден», – гласила подпись под третьим рисунком, где из окровавленной пасти рептилии торчали перья – то, что осталось от несчастного Билла.