Пока нет.
190 — ВЕЛИКИЙ ПОЛЕТ
Это возможно. Я уверен, что это возможно. Костлявая не приберет мою Розу. Я помчался в больницу.
Дежурный по реанимационному отделению так и не понял, почему это я настаиваю, чтобы смерть моей жены наступила ровно в 17 часов, но все же он заверил меня, что я принял правильное решение. Лучше прибегнуть к эвтаназии, чем поддерживать жизнь человека, обреченного на растительное существование. Он с готовностью уступил моей просьбе. От убитых горем семей он уже слышал и не такие требования. Он пообещал мне, что не будет отрывать взгляда от часов, начиная с 16 ч 55 мин 00 сек.
Ночью я не спал. Хороших снов не добьешься, если все время повторять себе, что завтра придется добровольно умереть. Я видел кошмары наяву, пытаясь вообразить, какие пузыри воспоминаний будут меня атаковать, чтобы посечь на лоскутки, и какие тайные пороки обнаружит во мне красная страна.
Я заставил себя позавтракать, потом плотно пообедать, после чего принялся вместе с Фредди отрабатывать ту фигуру, которой мы будем пользоваться для спасения Розы. В этот раз планировалась не пирамида, а плоская конструкция, своего рода лента, которой мы надеялись вытащить обратно мою жену.
Я буду в центре, удерживаемый двумя страсбургскими раввинами за руки и двумя монахами-таоистами из Шаолиня (летящими туда по таинственным политическим причинам) за ноги. Я понятия не имел, что именно пообещал им Фредди, чтобы они согласились к нам присоединиться, но в полетном зале я обнаружил восемнадцать других раввинов, тринадцать тибето-буддистских монахов и, конечно же, Стефанию.
Не питая особой уверенности к своим способностям в медитации, я тщательно проверил свои химические «ракетоносители».
Мы все облачились в белую униформу танатонавта. Каждый вглядывался в экран, где вырисовывались линии наших сердцебиений и электроэнцефалографической активности.
Мои спутники уже закрыли глаза, готовые нажать на грушу выключателя при сигнальном звонке. 16 часов 56 минут, гласил индикатор. 16 часов 57 минут…
Я собирался умереть во второй раз, но это будет моим первым добровольным вылетом. После всех этих лет, когда я отправлял других людей на континент мертвых, настал день уйти мне туда самому! Я был уверен, что пропаду, умру раз и навсегда, но у меня не было выбора. Желание спасти Розу было выше всех опасений и сомнений.
16: 57: 10Рука на выключателе стала липкой от пота.
16: 57: 43По обеим сторонам от меня Фредди и Стефания выглядели особенно торжественно. В бассейне мы многократно репетировали наши положения, чтобы добиться идеальной хореографии, позволившей бы мне пройти очень далеко, если возникнет такая необходимость. С помощью своих фигур Фредди надеялся, что мы сможем достичь пятой коматозной стены. Со своей стороны я рассчитывал, что сумею перехватить Розу задолго до Моха 5. У меня не было никакого опыта межзвездных полетов.
16: 58: 03Стартовый зал погрузился в полумрак, чтобы нас еще больше расслабить. Григорианские псалмы мягко возносились к потолку. Сейчас я понимал, какой успокаивающий эффект могла иметь эта музыка на уходящих танатонавтов.
16: 58: 34Внезапно распахнулась дверь. Словно в тайском театре теней, возник долговязый силуэт. Я его тут же узнал. Рауль. Он собирается заснять мое крещение смертью? Нет, он бросил на меня косой взгляд и, не колеблясь, натянул на себя белую униформу и пошел к стеклянному пусковому пузырю. Как и мы, Рауль сел в позу лотоса и взял в руку выключатель «ракетоносителей».
16: 58: 56Опять распахнулась дверь. Грациозный силуэт с волной белокурых волос, на мгновение вспыхнувшей в свете мерцающих лампочек аппаратуры, в свою очередь направился к пусковому креслу. Как и Рауль, как и я, Амандина еще ни разу не уходила в полет. Сейчас она сделает это для Розы. Для меня.
Она была одета в одну из наших униформ. Впервые — если не считать ее свадьбы — я увидел Амандину не в черном, а в белом. Она подключилась к еще одной аппаратурной стойке и вонзила себе в руку иглу, сквозь которую через минуту хлынет в нее смертоносная жидкость.
16: 59: 20Я улыбнулся. У меня действительно, по-настоящему, самые лучшие друзья на свете. И если правду говорят, что друг познается в беде, что ж, видно, так оно и есть. Их присутствие придало мне новых сил. Как же мне повезло, что я нашел этих ребят. У меня самые лучшие друзья на свете!
17: 00: 02Первый, второй, третий арпеджо токкаты Баха. Третий звонок, извещающий, что вот-вот распахнется занавес, прячущий тропинку в небеса. Сезам, откройся! Сделай так, чтоб мы не врезались на том свете в непробиваемую стенку!
17: 00: 25
— Готовы? — спросил Фредди, обращаясь ко всем и ни к кому.
Двадцать восемь голосов прозвучали в унисон.
— Готовы!
Сколько раз я слышал эти слова, не задумываясь над их настоящим смыслом!
Раввин отсчитывал:
— Шесть… пять… четыре… три… два…
Не спрашивай себя: «Чем же это я здесь занимаюсь?». Стисни зубы. Сожми ягодицы.
— … один. Пуск!
Мокрой рукой я сдавил грушу выключателя. Почувствовал, как ледяные растворы хлынули по моим венам… Я умираю!
191 — ВОСТОЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ
"Ваш страх смерти — не больше, чем трепет пастуха, когда он стоит перед Властителем, готовым наложить на него десницу, чтобы оказать великую честь. Разве дрожащий пастух не чувствует радости, что удостоится королевской милости? Может быть, он даже сам не понимает, почему дрожит?
Ведь что есть смерть, кроме как новое рождение в ветре и растворение в небесах?
И что значит перестать дышать, кроме как освободить дыхание от волн беспокойства, чтобы суметь вознестись и найти Бога, не встречая больше никаких помех?
Лишь когда пьешь из реки молчания, ты можешь слагать подлинные гимны. Лишь достигнув вершины горы, ты сможешь наконец начать настоящее восхождение. И лишь когда земля завладеет твоими членами, ты сумеешь исполнить истинный танец".
192 — ТОТ СВЕТ
Стефания права: пока сам не умрешь, не сможешь понять, что это такое.
Это невозможно описать словами. Я попробую, конечно, поделиться с вами теми эмоциями, что мне довелось испытать. Но все же имейте в виду (если вам, разумеется, еще не доводилось умирать раньше), что мои слова — не больше, чем легчайшее прикосновение к подлинной сути.
Кое-какие из ощущений неизъяснимы, но я испытал их все, в день, когда ушел на тот свет, чтобы попытаться спасти свою жену, пока ее не перехватил Запредельный Континент, тот самый континент, что я так долго изучал.
Сразу после нажатия на кнопку пуска мне показалось, что ничего не произошло. Нет, серьезно, совсем ничего. Я даже решил встать и объявить всем, что вышла осечка и что надо попробовать еще раз. Я заколебался, боясь выставить себя в дураках, и решил подождать еще минут пять, на случай, если событие все же произойдет. Я-то новичок, но другие хорошо в этом разбираются. Если они не шевелятся, то, наверное, все в норме.
Я зевнул. Это, без сомнения, анестетик действует, что мне кажется, будто я немного пьян. Кружится голова. Я переключил свое внимание на спину, чтобы держать ее прямо, как об этом уже сто раз напоминала Стефания.
Моя последняя отчетливая мысль была о Розе и что я должен ее спасти. Сейчас я знал, что вот-вот умру. Накатились воспоминания. Я еще маленький и это мой первый раз, как я катаюсь на американских горках. Вначале тележка медленно взбирается по отлогому скату. Достигнув вершины, я говорю себе, что лучше слезть и оказаться где-нибудь в другом месте, пока еще не поздно. Но тележка уже катится вниз, вокруг меня дети кричат то ли от ужаса, то ли от восторга, и я закрываю глаза, молясь, чтобы эта пытка кончилась поскорее. Она не кончается. Меня бросает вправо, потом тут же кидает влево, переворачивает вверх тормашками, мне не за что схватиться руками, а в голове мелькает мысль, что вот так наказывают тех, кто боится!
А вот я чувствую, что засыпаю. Я такой легкий. Очень легкий. Мне кажется, что если захотеть, то можно взлететь словно перышко, и правда… я в самом деле уже летаю как перышко! По крайней мере, это пытается делать одна часть моего тела, в то время как другая боится и инстинктивно цепляется за жизнь. Я люблю Розу всем своим сердцем, но меня так пугает смерть. Я не хочу покидать свой дом, свой квартал, свое бистро, своих друзей. Пусть даже мои друзья, и в особенности мой первейший друг, здесь, со мной, сопровождают меня в этом жутком испытании.
Все, что чувствую я, чувствует Рауль. Все, что меня страшит, должно быть, точно так же страшит и его. И вдруг происходит странная вещь. Какая-то опухоль вырастает прямо из макушки, тянет мою кожу, будто за волосы, тянет и тащит вверх. Как мне остановить это страшное, что происходит со мной? Сердце бьется так медленно, что я не могу шевельнуться. Бессильный, я присутствую при том, как из моего черепа рождается еще один я, до сих пор мне неведомый, о котором я ничего не знал. Мое сознание балансирует, как на лезвии ножа. Остаться здесь, внизу, с телесным я, сидящим по-портняжьи, или же уйти вверх, с новым я, отпочковывающимся из моей же головы?
Меня тянет и тянет наружу.
Все кружится, стерто, размыто. Исчезает чувство времени. Малейшее мое движение занимает столетие. В реальности это, конечно, длится долю секунды. Возбуждение, радость. Из моей головы выходит рог. Точнее, рог, оканчивающийся моей головой. Моей головой. Моей «другой» головой. Меня словно расщепляет надвое. Меня двое и в то же время будто я сам себе чужой. Я умираю, а рог все растет, великолепный, белый, призрачный.
А сейчас у него две руки и он упирается мне прямо в родничок, чтобы легче было высвободиться из черепа. В его вершине раскрывается рот и издает неслышный стон. Моя вторая голова плачет, высвобождаясь из моего тела. Как при рождении. Мое физическое тело рождает мою душу. Меня ослепляет свет. Щекотно. Боль и наслаждение. Вокруг я вижу мир, своими обычными глазами и сквозь зрачки моей души. Душа особенно внимательно следит за тем, что происходит в моей спине.