В любом случае, Розе страшно понравилась эта идея. Фантастика — мы станем родителями реинкарнации Фредди.
Еще в одном мы окажемся пионерами. Что, думал кто-нибудь уже, что можно сделать ребенка специально для приема заранее выбранной души? Своего рода изготовление вазы под цветы, которые уже заказаны в магазине.
— За работу, — живо скомандовал я.
Наши объятия были веселыми и жизнерадостными и вот почему меня так неожиданно резко задело печальное выражение на лице Розы, когда она откинула голову на валик кровати.
Я спросил, что такое вдруг случилось. Она вздохнула и в который уже раз похвалила меня за то, что я затыкал себе уши, когда Рауль готовился добить меня своей второй правдой.
— Ничего, это с ним пройдет, — ответил я. — Рауль ожесточен, узнав, к несчастью, что его мать убила отца. Я его понимаю.
— Но ты-то, ты же тут ни при чем, — запротестовала она. — Я не понимаю, не вижу, ради какого такого больного удовольствия он любой ценой хотел обнародовать гнусные откровения Сатаны. А здорово ты ему наподдал! Я и не знала, что у моего мужа такой боксерский талант! — добавила она и заново ко мне прильнула.
Я нахмурился.
— Впервые я ударил человека, серьезно желая сделать ему больно… Вот теперь я потерял своего лучшего друга.
— Нет! — заявила она с полной убежденностью. — Рауль ни на вот столько не против тебя. Как любил говаривать мой дядя Гильем: «Когда на вас кто-то сердит, он на самом деле злится не на вас, а на себя».
Мы опять вернулись к любовным скачкам. Я пытался прогнать свою жиличку-паразитку, эту вечную мысль, мол, «чем это я тут занимаюсь…», пытался как можно быстрее вытеснить ее из моей головы и заменить намного более приятными ощущениями.
Потом Роза, умопомрачительная в своей ночной рубашке, облокотилась на балкон, разглядывая звездное небо. Луна была на редкость огромна. Притягивая к себе внимание, с ней пытались соперничать звезды.
— Я себя спрашиваю иногда, а что, если мы играем в учеников злого волшебника, — сумрачно прошептала она. — Ты посмотри, как открытие последней зоны Рая перессорило нашу группу.
— Но ты же не поддерживаешь обскурантистов, что хотят запретить наши исследования?
— Конечно, нет. Я говорю, надо просто какие-то ограждения, что ли, придумать, чтобы избежать совсем уж сильных потрясений. Эта история с Раулем, наверное, нам предупреждение. Ты представляешь, если кто-то попадет на тот свет и нарвется там на ангела, а тот возьми да и выложи ему совершенно невыносимую правду!
— Надо просто сохранять спокойствие. Рауль сообщил, что я был сиротой, ну и что? Это ничуть не изменило мое поведение. Даже наоборот, я сейчас еще больше уважаю своих приемных родителей, что они меня взяли и воспитали.
Я принялся выпытывать у нее про вторую правду, просто чтобы посмотреть, смогу ли я ее переварить. Она напрочь отказалась. И даже взяла с меня слово, что я никогда больше не буду просить ее об этом. Я читал у нее во взгляде совершенную убежденность, что эта вторая правда натворит намного больше неприятностей, чем первая.
Что до меня, я никак не мог взять в толк, что же может быть еще более ужасным, чем узнать, что твои собственные родители оказались не твои.
Мы заснули, обняв друг друга.
Утром Рауля не оказалось на месте. Он исчез, и никто не знал, куда.
Я остался один на танатодроме со «своими» тремя женщинами: Розой, Амандиной и Стефанией. Моя жена занималась тем, что крепила к стене пентхауза огромный плакат с изображением галактики и, в самом ее центре, бездонного колодца Рая. Я часто видел эту картинку, медленно проявлявшуюся под нашими усилиями. Все уходит отсюда и все идет туда. Вся энергия, весь свет, все идеи, все души. Это мусорный ящик, это литейная форма. Смысл нашего существования.
Рай.
Там Фредди… И не только Фредди, но и все наши первые танатонавты: Марселлин, Хьюго, Феликс, Раджив… целый легион заключенных из Флери-Мерожи…
Иногда, по вечерам, я присаживался перед приемником той великой антенны, что мы поставили на вершине танатодрома, и смотрел на контрольный экран, где, словно стаи голубиные, летели мертвецы. Бон вояж, дорогие современники!
Каждая зеленая точка означала усопшего. Некоторые мчались быстрее остальных. Их желание покинуть этот мир было, без сомнения, намного сильнее. Очень, очень редко я видел, как душа возвращается обратно, на землю. Благодаря успехам медицины? А может, это был одинокий танатонавт? Влюбленный, не захотевший оставить в одиночестве свою принцессу? Жертва наемного убийства, пожелавшая отомстить, превратившись в привидение? Медитирующий монах? Или просто ангел, скрытно откомандированный по вызову?
Что же касается Рауля, то мы думали, он где-то бродит по этой земле, вполне материальный, занятый поисками своей матери, тоже из плоти и крови. Как потом выяснилось, не так уж далеко мы были от истины. Не в состоянии ее найти, расстроенный стычкой с нами, он перемещался из бара в бар, сам себя уверяя, что поглощение алкоголя позволит ему улучшить технику полета. А вдруг понадобится?
Однажды, протрезвев, он констатировал, что начал сам с собой спорить на тему справедливости. Он вернулся к танатодрому, позвонил в дверь, попросил у меня прощения и торжественно провозгласил, что никогда не расскажет про вторую правду, которую мне повезло не услышать.
Без особой уверенности я его поблагодарил. Знать, что существует информация, способная вверх ногами перевернуть мое существование, и при этом добровольно оставаться не в курсе дела — что-то мне не очень нравилась такая ситуация.
Как-то вечером мать с братом (оба приемные) нанесли мне визит. Хоть они и были, наверное, совершенно посторонними мне людьми, я все же взвесил важность той роли, что они сыграли в моей жизни. Родители всегда обращались со мной, как с одним из своих, не позволяя проявиться ни малейшему намеку, что это не так. Они меня опекали. Сохраняли в тайне мой секрет. Ругали меня и прививали желание восстать против них, будто я был истинным сыном своих родителей. Теперь я мог освободиться от своего эдипова комплекса соперничества с фальшивым, ни на что ни годным отцом, я мог бессознательно влюбиться в свою отталкивающую мать, мог затеять состязание со своим жалким братом. И спасибо вам за все, тысячу раз спасибо.
Настоящая справедливость — это способность сказать «спасибо» всем, кто сделал нам хорошее, а не лизать руку тем, кто сделал нам плохое. Все это очень просто понять, но почему-то, и очень часто, люди совершенно по-идиотски поступают ровно наоборот. И сами не знают, почему.
Я их обнял, как никогда раньше, повторяя себе, что ни при каких обстоятельствах я не соглашусь встретиться на том свете со своими настоящими родителями, что бросили меня, словно ворох рваных тряпок. Я знать не хочу, по каким таким причинам (да-да, ясное дело, из лучших побуждений, в моих же интересах), я даже их лица видеть не хочу. Если они бросили меня, я бросаю их. Тех, кто принял меня к себе в семью, я принимаю в свою.
Это мой единственный родной дом: тираническая мать и брат-кретин. Раулева правда отрыла мне глаза еще на одну истину, причем намного более ценную.
Специально своих друзей не выберешь, но… оказывается, можно выбрать себе семью!
224 — ХРИСТИАНСКАЯ МИФОЛОГИЯ
«… Если же о Христе проповедуется, что Он воскрес из мертвых, то как некоторые из вас говорят, что нет воскресения мертвых? Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес; а если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша. […] И если в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков. […] … какая мне польза, если мертвые не воскресают? Станем есть и пить, ибо завтра умрем!»
225 — ЛЕКЦИИ
Воспользовавшись тем, что покамест наш секрет оставался в тайне, мы умножили число вылетов ради сбора сведений о самой последней комнате Рая и — если получится — для прохождения вплоть до самого ее конца.
Ангелы вполне привыкли к визитам нашей, плотно сбитой, группки танатонавтов. Они шутливо именовали нас «великие недопросвещенные» и — то ли вольно, то ли невольно, — стали отвечать на все вопросы так, будто давали интервью по заранее спланированному сценарию.
Как к ним чуточку попривыкнешь, то начинаешь понимать, что ангелы очень милые и дико умные. Можно сказать, ангелы — это супербодхисатвы, элита среди Ламедов-вав и святые из святых.
Мы понемногу постигали смысл жизни, но пока что оставались единственными, кто это знал. Как-то раз Люсиндер заявил, что такая ситуация длится уже достаточно долго. Днем раньше он попытался склонить на свою сторону избирателей для получения третьего президентского мандата. По всем направлениям его программы: политическим, экономическим, дипломатическим — баланс был катастрофичен донельзя. Последним резервом, который он мог бросить в избирательную баталию, была танатонавтика. Беседы об ангелах и Рае выглядят менее опасными, чем извлечение на свет божий ужасающих и деморализующих цифр о темпах роста инфляции, безработицы, дефицита внешнеторгового баланса…
Люсиндер рассчитывал на нас, чтобы мы создали ему имидж победителя. В конце концов, именно он был тем, кто начал кампанию за разведку Запредельного Континента — проекта смелого, скажем даже, нахального. Общественность несомненно пожелает побольше узнать, что такое происходит после смерти. А для достижения такого результата: что может быть лучше, чем пихнуть в щель избирательной урны листок с именем отстоявшего свою смену президента?
Тут такая идея обыгрывалась: один голос равен одному шагу на пути к полному объяснению смерти. Вашей смерти. Вот на чем зиждилась избирательная программа нашего друга.
Я, со своей стороны, не был уверен, что пришло время рассказать людям о существовании за Мохом 6 белой страны, что населена ангелами и где покойники должны держать ответ за все те хорошие и плохие поступки, что они совершили в ходе своей жизни здесь, внизу. Я уже отлично знал, насколько разрушительной может быть истина.