— Максим Вийян! — воскликнула Роза. — Репортер-эктоплазменщик, журналист "Танатонавта-любителя". Он гиперодарен памятью. Вот человек для такого дела.
— Отлично! — расцвел Люсиндер. — Он даже рисовать умеет! Все, теперь мои избиратели смогут видеть изображения Рая, даже не вставая с дивана.
Он уже подсчитывал количество дополнительных голосов, которые могут ему принести такие репортажи!
Сам я знал, что у эктоплазм абсолютное зрение, потому что они видят сердцем, а не глазами. Разве слепец Фредди не был самым замечательным из всех танатонавтов? Но все равно, всякий раз, когда мы сталкивались с Максимом Вийяном, я задавался вопросом, как мог он разобрать дорогу на том свете без своих толстенных очков.
Низкорослый, близорукий и кругленький, со своей бородкой и насмешливым взглядом, Максим Вийян до невозможности напоминал Тулуз-Лотрека.
Следующим утром мы пригласили его к себе на танатодром.
— Как это замечательно, что у вас такая память, — жеманилась Амандина, когда он снизошел до нашего приглашения. — Я вот, если не запишу немедленно, то сразу все забываю.
Журналист растянул свои пухлые губы в деланной улыбке и объяснил:
— Как только информация поступает в мой мозг, она уже никогда его не покидает. Я набит, напичкан, завален бесполезными знаниями. Мой культурный багаж настолько громаден, что уже начинает давить. Раз десять я пробовал приступить к написанию книги, и только за тем, чтобы остановиться через пару страниц, потому что с моими неисчислимыми литературными кросс-ссылками, у меня возникало чувство, будто я занимаюсь плагиатом. Чтобы создать личный труд, надо раньше всего позабыть все чужие книги. Я на это не способен.
Вот так я, вечно завидовавший его энциклопедической памяти, обнаружил, что с его точки зрения это было чуть ли не увечье. Это верно, что иногда кое-что лучше позабыть… Если бы только я мог запихать в какой-нибудь темный угол мысль про эту чертову вторую правду!
Со своей стороны, Люсиндер, можно сказать, почти дразнясь, поведал нам о своей исключительной «способности забывать». Тем самым он мог совершенно свободно приписывать себе решения, разработанные другими, или открещиваться от собственных реализованных идей, критикуемых оппозицией. Он охотно извинял всех тех, кто его обидел, таким образом зарабатывая себе репутацию великодушного человека, которая во многом способствовала его популярности.
Бедный Максим! Он не умел забывать. Навсегда остался просто журналистом, так и не реализовав свои амбиции стать писателем!
Впрочем, нынче эти его способности сослужат нам хорошую службу. Мы приступили к разработке плана действий. В итоге мы остановились на традиционной, апробированной временем, схеме диверсионной операции: пока Стефания, Роза, Амандина и я отвлекаем ангелов, заговаривая им зубы всякими умствованиями, Максим, со своей стороны, взбирается как можно выше на гору света, чтобы перехватить оттуда вердикт небесного суда.
Ждать дольше смысла не имеет. Тремя днями позже наша группа вылетела на добычу эктоплазменного репортажа, даже еще более сенсационного, нежели повествования о битве за Рай, которые принесли Вийяну уникальную знаменитость в этом жанре.
Максим сохранил все диалоги в своем головном мозгу. Сопровождаемые рисунками, они были опубликованы в журнале "Танатонавт-любитель ", а позднее вышли в сборнике "Интервью со смертным ", вместе со второй работой Амандины Баллю. Рукопись-оригинал, документ, обладающий исторической ценностью, сейчас хранится под стеклом в Музее Смерти при Смитсоновском институте в Вашингтоне.
230 — УЧЕБНИК ИСТОРИИ
«Танатонавтов всегда отличало самое глубокое уважение к ангелам. Как бы то ни было, достаточно одним глазом заметить ангела — имеется в виду, настоящего ангела, — как тут же понимаешь, что он заслуживает самого большого уважения. Вероятно, ангелы — это то, во что превратится человек в 100,000-м году. Они в миллион раз более развиты и тоньше, чем мы. У них иное восприятие времени. Люди зажаты между прошлым, за которое им стыдно, и будущим, которое их пугает. Ангелы же трансцендентно превосходят прошлое, настоящее и будущее. Они предлагают нам совершенно новую парадигму, концепцию „настобудущности“. Ангел непрерывно различает — в кратко-, средне— и долгосрочной перспективе — последствия каждого своего поступка и выбирает нужный из меню настобудущности, что во многом напоминает, как мы с вами берем закуску в школьном буфете. Например, если мы выберем вареную морковь, то заранее знаем, какого вкуса она будет во рту. Точно так же, для всякого выполняемого действия ангел уже знает все его последствия».
231 — КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ МАКСИМА ВИЙЯНА
Когда Максим был маленький, он был совершенно нормальным ребенком, с одной только разницей: когда он говорил, его никто не слушал. Он начинал фразу и, вроде как совершенно случайно, всегда находился тот, кто мгновенно вмешивался. Дома, за столом, его обрывали словами «передай мне соль». В школе учитель объявлял: «А сейчас перейдем к следующей теме». Достаточно было открыть рот, как тут же вниманием других завладевал кто-то еще, неважно кто и неважно как, хоть даже сморкаясь.
Ко всему прочему Максим с ужасом констатировал, что он, со своей стороны, задумчиво прислушивался ко всем подряд и мог часами сидеть совершенно молча, впитывая в себя всю поступающую информацию.
Польщенные его вниманием, вокруг него множились друзья, которые один за другим начинали излагать тему своих хобби в самых разнообразных областях: гипноз, оказание первой медицинской помощи, викторианская литература, программирование, греко-романская борьба, астрофизика, стратегия наполеоновских войн, математика, додекафоническая музыка, ну и всякое прочее. Товарищи старались из всех сил, чтобы заполнить его ментальные резервуары темами для размышления.
С другой стороны, Максим не мог все время получать и не давать что-нибудь взамен. Поначалу он как только мог пытался заставить себя выслушать. В конце концов, он всего-то просил немного к себе внимания. Но стоило ему начать излагать разные логические умопостроения, как его родители тут же принимались зевать и меняли тему. Преподаватели в таких случаях лишь рассеянно говорили: «Очень интересно, но к делу не относится». С друзьями — аналогичная ситуация.
Был ли это его голос, низкий и мягкий, что погружал их в сон? В басах звуковые волны воздействуют на сердце и грудину, укачивая и усыпляя. Высокие же звуки, наоборот, возбуждают и приковывают к себе, потому что обращаются напрямую в головной мозг. Максим говорил себе, что у высокого голоса, излагающего какую-то ерунду, больше шансов быть выслушанным, чем у голоса низкого, хотя бы он повествовал о вещах увлекательных.
Вот поэтому он попытался изменить этот свой голос, но достиг практически нулевого результата. Отчаявшись в себе и презирая мир, он стал монахом-траппистом. Среди этих людей, взявших на себя обет молчания и с которыми невозможно было вести диалог, он наконец ощутил, что его приняли в общую среду и уважают.
Все свободное время он стал проводить в раздумьях о своей ситуации и в итоге решил принять ее как есть. Он был рожден приемником. От него никогда и не требовалось быть передатчиком. С миром в сердце он покинул свой монастырь и продолжил накапливать знания, выслушивая других. Разумеется, он ничего не извлек лично для себя из этого знания, так как никому не был интересен, но зато Максим превратился в гигантский человеческий банк данных, способный растягиваться до бесконечности. Благодаря всем тем — по большей части бесполезным — зернам знания, что были засыпаны в его ментальные закрома и житницы, он выходил победителем из любой телевикторины с вопросами на общекультурную тематику.
Максим Вийян, тем не менее, не допустил, чтобы его только информировали, не беря ничего взамен. Он обнаружил, что журналистика позволяет удовлетворить его страстное желание. Он вел любые колонки: калейдоскоп фактов, наука, сплетни, политика, культура. Причем когда он писал, ему не надо было волноваться за свой голос: среди подписчиков газеты он нашел себе по меньшей мере внимательную аудиторию.
Чтобы его лучше понимали и чтобы не теряли интереса к легендарному автору, он даже решил научиться рисовать. «Не всегда хватает одних только слов, — считал он. — Зачастую требуется изображение, чтобы придать им законченность». С этой поры он занялся различными аспектами живописи. Вот так Максим стал ведущим хроникером "Танатонавта-любителя".
Поначалу литература была для него просто лишь средством самовыражения, отдушиной. Но он быстро усвоил, что повествование нуждается в строго определенной композиции. С этого момента он страстно отдал себя литературной работе, которую считал одной из точных наук. Максим Вийян твердо решил, что создаст такой текст, движущая сила — или силы — которого будут столь могучими, что любой читатель, кем бы он ни был, окажется захвачен в плен, загипнотизирован с самого первого прочтенного слова и до такой степени, что окажется неспособен оторваться от книги, пока не проглотит ее от корки до корки.
Этим текстом он возьмет реванш над всеми теми, кто никогда его не слушал.
Максим говорил: «На моей шкале ценностей я выше всего ставлю литературу. Я знаю, что ее конечная цель вовсе не в создании округлых фраз, не в вырисовывании симпатичных персонажей и даже не в изобретении любопытной интриги. Конечная цель литературы состоит в том, чтобы привить людям дерзкое воображение!»
Привить людям дерзкое воображение…
И все же, несмотря на все свои амбициозные планы, Максим по-прежнему оставался журналистом и не сумел выпустить ни одной книжки. Наверное, он слишком высоко поднял планку.
232 — ИУДЕЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
«Когда приходит миг покинуть этот мир, то день этот страшен. Четыре стороны света сталкиваются с человеком, обвиняя его, насылая наказания по всем четырем направлениям одновременно. Четыре элемента (вода, земля, огонь, воздух) спорят меж собой внутри чела человека, пытаясь перетянуть его на свою сторону. Приходит вестник, чье послание слышно в семидесяти мирах. Если в этом послании человек будет объявлен достойным, его с радостью примут во всех этих мирах и смерть его станет праздником, отмечаемым в каждом таком мире. Но если случится наоборот, если он нед