– Для разговоров есть и другие места. Кафетерии там, парки, спортивные клубы. Кладбища сделаны для мертвых, а не для живых.
– Но пап…
– Мишель, ты меня уже довел до ручки. Или прекратишь корчить из себя умника, или ты у меня получишь.
Мне только что досталась пара оплеух, так что я немедленно стал ныть, чтоб избежать новой затрещины.
– Ну вот видишь, оказывается, умеешь плакать, когда захочешь, – саркастически заметил отец.
Конрад сиял. Мать приказала мне отправляться в свою комнату.
Вот так я начал понимать, как именно работает мир. Надо оплакивать мертвых. Надо слушаться родителей. Надо соглашаться с Конрадом. Нельзя строить из себя умника. Нельзя слоняться по кладбищам. Надо выбирать своих друзей из числа нормальных. Самоубийство – болезнь наследственная и, быть может, заразная.
В полумраке своей комнаты, с соленым привкусом горьких слез во рту, я вдруг ощутил себя совсем одиноким. В тот вечер, с еще не остывшей отметиной на пылающей щеке, я пожалел, что не родился во Вселенной, где бы не было стольких ограничений.
– Покойник должен пройти сквозь врата ада, избежать водяных чудовищ, уберечься от летучих демонов. Если он все это сумеет, то вновь предстанет перед Озирисом, высшем судией, а также перед трибуналом, составленным из сорока двух божественных заседателей. Там ему надо будет доказать незапятнанность своей души в ходе исповеди, в которой он объявляет, что никогда не совершал греха или проступков в течение всей своей жизни, которую только что покинул. При этом он говорит вот как:
Я не творил беззаконий.
Я не причинял горя людям.
Я не утаивал правды.
Я не кощунствовал пред Богом.
Я не притеснял бедняков.
Я не совершал богопротивных деяний.
Я не очернял раба в глазах его хозяина.
Я не прелюбодействовал посреди священных мест.
Я не страдал от голода.
Я не причинял слез.
Я не убивал.
Я не приказывал убивать.
– А он может говорить что хочет, даже врать? – спросил я Рауля.
– Да. У него есть право лгать. Боги задают ему вопросы, а он их обманывает. Однако задача не очень проста, потому как боги много чего знают. Это вообще для них обычное дело.
– А потом?
– Если он пройдет это испытание, то наступит второе судилище, на этот раз с участием новых богов.
Тут Рауль умолк на минуту, чтоб я немножко помучился в нетерпении.
– Там есть такая Маат богиня правосудия, а еще есть Тот, бог мудрости и учения, с головой ибиса. Он записывает признания усопшего на табличке. Потом приходит Анубис, бог с головой шакала, а в руке у него огромные весы, чтобы взвесить душу.
– Как же можно взвесить душу?
Рауль проигнорировал этот достаточно очевидный вопрос, нахмурил брови, перевернул страницу и продолжил:
– На одну чашу весов Анубис кладет сердце покойника, а на вторую – перышко. Если сердце легче, чем перышко, то мертвеца признают невиновным. Если же тяжелее, то покойника скармливают богу с телом льва и головой крокодила, которому поручено пожирать все души, недостойные Вечности.
– И что же ожидает… как его… победителя?
– Освобожденный от веса своей жизни, он вливается в свет солнца.
– Вот это да!
– …Там его поджидает Хепри, бог с головой жука-скарабея, из чистого золота. И там он завершает свой путь. Засим оправданная душа познает вечные радости. Ей поют гимн победителей, преуспевших на дорогах земли и на том свете. Вот послушай этот гимн.
Рауль взобрался на могильный камень, задрал лицо к щербатой луне и ясным голосом принялся декламировать древние слова:
Оборваны путы. Бросаю на землю
Все зло, что во мне обреталось,
Могучий Озирис! Узри мя, молю!
Лишь только сейчас я рождаюсь!
На этом Рауль покончил с лекцией о великой книге по античной мифологии. Свершился подвиг, и на его лбу мерцали капли пота. Он улыбался, словно Анубис только что объявил его победителем в собственной жизни.
– Вот так история! – воскликнул я. – И ты веришь, что для мертвых все так и происходит?
– Да не знаю я! Это ж аллегория. Судя по всему, египтяне обладали огромными знаниями в этом деле, но так как они не могли раскрывать тайны кому ни попадя, то им пришлось прибегнуть к метафорам и поэтическим гиперболам. Ну не мог какой-то там писатель все это придумать в порыве вдохновения. Эти мифы могут проистекать из своего рода вселенского здравого смысла. Если уж на то пошло, то все религии излагают более-менее ту же историю, используя, правда, разные термины. Все религии утверждают, что есть какой-то мир за краем смерти. Что есть какие-то испытания, а в конце – реинкарнация или высвобождение. Более двух третей человечества верят в реинкарнацию.
– Но ты правда думаешь, что есть барка с богами и что…
Рауль знаком приказал мне замолчать.
– Тихо! Тут кто-то есть.
Уже наступило девять вечера, и ворота кладбища, естественно, были закрыты. Кто же мог прийти в такой час нарушать покой? И как, помимо всего прочего, они проникли сквозь запертую решетку? Мы-то всегда забирались по веткам платана, росшего возле северо-восточного угла кладбищенской стены. Мы были уверены, что, помимо нас, никто не знал этой дороги.
Крадучись, мы направились на приглушенный звук голосов.
И увидали, как группа в черных кепках проходила сквозь калитку в воротах, которая – к нашему изумлению – никогда, оказывается, не запиралась.
«Наши предки верили, что смерть – это переход от состояния всего в состояние ничего. Для лучшего обоснования этой идеи они изобрели разные религии (сборники ритуалов, основанных на мифах). Большинство из них утверждало, что существует потусторонний мир, но в него никто по-настоящему не верил. Религии прежде всего играли роль знамен в интересах конкретных этнических групп».
Учебник истории, вводный курс для 2-го класса
Эта банда замерла перед освещенной факелами могилой и принялась выкладывать на надгробие всякую всячину. Я сумел заметить фотографии, книги и даже статуэтки.
Мы с Раулем укрылись за камнем на могиле актера-рокера-плейбоя, жертвы застрявшей рыбьей кости. Попутно замечу, что звезда сцены выкашливала ее более часа, корчась в попытке избавиться от сего странного объекта, вставшего поперек глотки. И никто не пришел ему на помощь, хоть ресторан и был битком набит. Все полагали, что рок-идол переживает минуту дикарского вдохновения, изобретая новые танцы и оригинальную манеру пения. Грома оваций удостоился последний прыжок его агонии.
Как бы то ни было, с нашего места мы так и так намеревались проследить за всем происходящим. Типы в кепках напялили на себя черные балахоны и принялись распевать псалмы, хоть и на странный манер.
– Они молитвы говорят наоборот, – прошептал мне Рауль.
Тут-то я и понял, что «Segna sed erem, eiram eulas suov ej» на самом деле означает «Je vous salue Marie, Mère des anges»[4].
– Конечно же, секта сатанистов, – присовокупил мой друг.
Последующая литания подтвердила его правоту.
О Великий Вельзевул, одари нас толикой своей силы.
О Великий Вельзевул, позволь нам взглянуть на твой мир.
О Великий Вельзевул, научи нас быть невидимками.
О Великий Вельзевул, научи нас быть быстрыми, как ветер.
О Великий Вельзевул, научи нас оживлять мертвых.
Я-то перепугался, а вот Рауль остался невозмутим. Его спокойствие и храбрость были заразительны. Мы приблизились к группе. Вблизи адепты Сатаны оказались еще более впечатляющими. У некоторых на лбу были татуировки с символами зла: ухмыляющиеся козлы, вертлявые черти, жалящие свой собственный хвост змеи.
После добавочных молебнов и инкантаций они зажгли свечи, расставленные в форме пятиконечной звезды, и стали жечь истертые в порошок кости, сгоравшие облаками розовато-лилового дыма. И наконец, из какого-то мешка они вытащили черного петуха, который трепыхался изо всех сил, хотя и остался без единого пера.
– Великий Вельзевул, в жертву тебе приносим сего черного петуха. Душу петуха за душу дурака!
И хором все повторили:
– Душу петуха за душу дурака!
Птичке перерезали горло и разбрызгали кровь по пяти лучам звезды.
Затем была извлечена белая курица.
– Великий Вельзевул, в жертву тебе приносим сию белоснежную курицу. Душу курочки за душу дурочки!
В унисон:
– Душу курочки за душу дурочки! Душу цыплячью за душу палачью!
– Тебе страшно? – прошептал мне на ухо Рауль.
Я старался быть на его высоте, но уже не мог сдерживать дрожь, охватившую мои члены. Важнее всего было избежать стука зубов. Это привлекло бы внимание любителей черной мессы.
– Когда испытываешь в жизни страх, это оттого, что не знаешь, какое решение принять, – хладнокровно сообщил мой юный компаньон.
Я затряс головой в недоумении.
Рауль вытащил монетку в два франка.
– В жизни, – продолжил он, – всегда есть выбор. Действуй или убегай. Прощай или мсти. Люби или ненавидь.
Это что, удобная минутка пофилософствовать? Он оставался невозмутим.
– Мы боимся, когда не знаем, что выбрать, потому что об элементах, входящих в наши расчеты, мы знаем столь же мало, как и о том, что действительно происходит вокруг нас. Как выбирать, когда мир такой сложный? Как? А монеткой. Ничто не может повлиять на монетку. Она не подвержена иллюзиям, она не слышит фальшивых аргументов, ее ничто не пугает. Вот почему она может придать ту смелость, которой тебе недостает.
Высказав все это, он подбросил монетку высоко в небо. Она выпала орлом.