– А скажи мне, добрый ангелочек, я вот вижу здесь и покойников, и ангелов, и архангелов, и дьяволов… Но есть ли тут какой-нибудь Бог, тот самый бог, что стоит над всеми вами?
Он метнул неуловимый взгляд в сторону заднего склона горы.
– Да я-то откуда знаю? – фыркнул он. – Бога никто никогда не видел, но некоторые ангелы все равно верят, что Бог есть и что он везде. Со своей стороны, я лично агностик. Я вроде святого Фомы, если ты, конечно, в курсе. Не поверю, пока сам лично не увижу.
И он залился ангельским смехом.
Я настаивал, в свою очередь разглядывая гору света последнего суда.
– А это за нее, за гору, ведет коридор рая?
– Кто знает, кто знает… – ответил он насмешливо. – Может, так и есть, может даже, он ведет к Богу. Мое так место – здесь. А твое, промежду прочим, внизу.
И, отчаянно колотя крылышками, он упорхнул прочь.
Роза подстрекала нас зайти за гору и поглядеть, нет ли там белого фонтана, уравновешивающего черную дыру, но наши серебристые пуповины к этому моменту были так натянуты, что пройти дальше не было никакой возможности. К тому же Стефания настаивала, чтобы мы как можно быстрее вернулись в свои телесные оболочки. Уже порядочно времени прошло, как мы вылетели, и надо бы поспешать, если мы не хотим очутиться в каркасах, охваченных некрозом.
С чувством большого сожаления мы заторопились на свой танатодром.
С момента помещения в могильный склеп покойник подвергается суду двумя ангелами: Мункаром и Накиром. Согласно их решению, склеп превращается в предварительный ад, предварительное чистилище или предварительный рай. Кроме того, ангелы могут вмешиваться перед Богом, чтобы спасти проклятых. Благодаря их стараниям проклятые могут покинуть ад и обернуться чем-то вроде цо’ромов (небольших огурчиков). Поочередно помывшись в трех водах, они возвращают себе свою белизну.
Отрывок из работы Френсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть»
После нашего возвращения Рауль принялся скакать с ногами на пусковом кресле. Его, можно сказать, аж трясло от возбуждения. Потемневшие глаза метали искры, а руки бегали по всему торсу, будто сердитые пауки.
– Ты чего это? Отца увидал?
– Нет, но один ангел мне рассказал его историю.
– Святой Петр-Гермес?
– Он отказался, но вот Сатана, этот охотно снизошел до моей молитвы.
Раулево желание узнать, что произошло на самом деле, было уже с давних пор настолько интенсивным, что оно, по всей видимости, вызвало сильную вибрацию. Неужто истина была столь страшной, что только черный ангел смог ему ее раскрыть? Я сам начал дрожать, пока мой друг не приступил к своему рассказу.
Ближе к концу, поведал ему Сатана, мсье и мадам Разорбак уже не могли выносить друг друга. Френсис совершенно забросил свою жену и отдал всего себя работе над диссертацией «Эта неизвестная смерть». Чем глубже погружался он в свои исследования, тем больше отдалялась от него жена. Она дошла до того, что завела себе любовника, некоего Филиппа.
Случилось неизбежное. Как-то раз Раулев отец спугнул голубков в самый что ни на есть неподходящий момент. Гнев. Спор. Угрозы развода. Мадам Разорбак одерживает верх и гарантирует, что будет сражаться до конца. Если он хочет расстаться, то пусть сам оплатит весь бракоразводный процесс, а жить она будет не на свои деньги, а на его алименты плюс к этому заберет себе всю его пенсию на содержание Рауля. Рауля она тоже оставляет у себя.
В тот же вечер Френсис Разорбак повесился над унитазом. С точки зрения его сына, то был не суицид, а самое настоящее убийство. Своими прелюбодеяниями его мать подвергла отца, такого чуткого и ранимого, невыносимой боли. И вот вам, пожалуйста, она преспокойно приняла наследство и воспользовалась плодами своей фальшивой любви.
Подвоха никто не заметил. Все сочли очень логичным, что профессор философии, увлекавшийся темой смерти, дошел до того, что решил лично посмотреть, что прячется в зазеркалье. Даже Рауль в это поверил! Без помощи Сатаны он никогда не узнал бы правды.
Правда – это самое ужасное оружие, и ангел тени не скупился на подробности и мотивы. Получилось, что впервые полицейское дознание о причинах смерти получило свой окончательный ответ в раю. Каких только возможностей не открывает перед нами обнаружение Запредельного Континента!
В пентхаусе, сидя за коктейлями Амандины, мы пытались утешить нашего товарища. Но, казалось, все наши укоризненные доводы и увещевания производили ровно противоположный эффект. Чем больше мы твердили ему, что вся эта история принадлежит глубокому прошлому, чем активней мы просили его принять во внимание все прочие вещи и оставить мертвых в покое, а живым дать возможность спокойно жить, тем яростней становился Рауль.
– Она его убила, убила моего отца! – кричал он, зажав голову в тиски ладоней.
– Нет, он сам покончил с собой. Ты же не знаешь, что у него творилось в голове, когда он просовывал ее в петлю унитазной цепочки.
– Я не знаю, а вот Сатана знает. Мой отец любил свою жену, а она его предала, и все тут.
– Сатана только тем и занимается, что топит невежд еще глубже в их невежестве, – настаивал я.
Но Рауль был уже не способен рассуждать хладнокровно. Как и раньше, все вокруг коверкалось и искажалось в лучах его идеи фикс.
В момент кульминации своего яростного гнева он вскочил, опрокинув при этом стул и стакан, и на бешенной скорости бросился прочь с танатодрома.
Догадываясь, что он такое измыслил, я торопливо принялся искать телефон его матери. Я предупредил, что ее сын убежден в том, что она стала причиной смерти его отца и что сейчас он бежит к ней, чтобы отомстить. Она заверила меня, что он ошибается и что она легко сможет перед ним оправдаться, но при всем при этом поторопилась побыстрее бросить трубку.
Несколько юбок полетело в чемодан, и, когда нечто, напоминавшее обезображенного ненавистью Рауля, вышибло дверь, в квартире никого не было.
Он вернулся домой в недобром настроении. Затем, так и не сумев найти мать, он кинулся к знаменитому Филиппу, в ту пору ее любовнику. Рауль набросился на него, но тот, более крепкий физически, швырнул его на ковер. Прямо насмешка какая-то! Гордый танатонавт, превратившийся в разозленного ребенка, топал ногами и хотел поломать все к чертям собачьим!
Как же все-таки легко он поддается вспышкам гнева!
Впервые я осознал, что мой старинный друг зачастую не понимал настоящей правды. За ней лучше следовать, чем присваивать себе в собственность. Вот, кстати, почему святого Петра-Гермеса в свое время убили. И разве не говорил Фредди, что «пока мудрец ищет правду, глупец ее уже нашел»?
– Моя мать – худшая изо всех сволочных сволочей, – кипятился Рауль, вернувшись обратно к нам.
– Да ты сам кто такой, чтоб ее судить? – в свою очередь разозлилась Стефания, прикладывая примочки на Раулевы синяки. – В конце концов, у твоего отца ошибок тоже хватало будь здоров. Он ее бросил и не интересовался ничем, окромя своих книжек. Да ты сам признавался, что он практически никогда не занимался тобой. Воспитывала-то тебя она!
Но Рауль находился уже в таком состоянии, что договориться с ним было невозможно.
– Мой отец был ученый, философ, – твердил он. – Он посвятил себя науке. Он был первопроходцем в исследованиях смерти. И моя мать его убила!
Роза положила свою прохладную ладонь на его пылающий лоб.
– Не так все просто, – тихо проговорила она музыкальным голосом. – Если уж на то пошло, ты должен быть благодарен матери. «Превратив» твоего отца в самоубийцу, она создала в тебе такое желание, такой аппетит узнать ответ, что нельзя было сделать ничего другого, кроме как удовлетворить эту твою жажду. Благодаря ей ты занялся своими биологическими исследованиями, ты начал специализироваться в анабиозе сурков, ты стал пионером танатонавтики и, наконец, ты открыл Запредельный Континент.
– И это тоже правда, – пробормотал Рауль.
– Если тебя это хоть как-то утешит, то ты сам себе напомни, что однажды ей придется встать перед судом, там, на том свете. Как и все другие, ее душа тоже пройдет взвешивание. У ангелов будут на руках все данные об этом деле, они выслушают свидетельские показания твоего отца. Это все из-за человеческой гордыни, что люди воображают себе, будто способны воздать по справедливости на земле. Такая справедливость – сплошная иллюзия.
– Да, – подхватил я. – Верь в ангелов и судьбу. На том свете они ее накажут так, как она этого заслуживает.
– Может, они ее жабой переродят? – предположила Амандина, желая утешить Рауля.
Он осушил полный стакан коньяка, который она ему поднесла, и потребовал еще.
– Проблема-то в том, что обязательно найдутся счастливые жабы, – пробурчал он. – Я бы хотел, чтоб ее реинкарнировали тараканом и чтоб кто-нибудь ее каблуком раздавил.
Тут уж я не выдержал и тоже попросил себе стакан.
– Ты знаешь, Рауль, мне кажется, тебе ну прямо позарез необходим сеанс психоанализа, – вздохнул я, – потому что ты, по большому счету, совершенно не готов выслушивать откровения Сатаны.
– И не будем забывать, что Сатана – ангел зла, – заметила Амандина.
Я ткнул Рауля кулаком в плечо.
– Слушай, ты помнишь, как мы с тобой бились супротив сатанистов? А теперь ты сам просишь его поддержки в решении своих личных проблемок. Ты знаешь кто? Ты опереточный Фауст, другого названия тебе не придумаешь.
Я уже по самую зюзечку был сыт этими его припадками и мне страшно захотелось хорошенько встряхнуть сердитую и пьяную развалину.
– Слушай сюда! – закричал я. – Ты нам еще нужен на танатодроме, понял? Нужен каждый день и каждую минуту. Оставь ты эту свою мать. У нас совершенно нет времени, чтоб еще и терять его попусту.
Рауль засмеялся недобрым смехом.
– Это что, мосье доктор мне собрался тут мораль читать? А ты на себя-то смотрел, а, Мишель? Я и про тебя узнал кое-что, будь спокоен.