– Вот кого мы называем «злыми духами», – подал голос директор танатодрома Дракар.
– А у нас в ходу слово блолос: для мужчин блолос бьянс, а для женщин блолос блас, – поведал работник из Абиджана.
– Может быть, но с этим новомодным поветрием на самоубийства воздух должен быть буквально напичкан приведениями, рыщущими в поисках телесного каркаса, – вздохнул его коллега из Лос-Анджелеса.
Мистер Раджава продолжил свои объяснения:
– Когда живой человек медитирует или занимается танатонавтикой, он на время покидает свое физическое тело. Достаточно бродячей душе наткнуться на это тело, как она тут же его захватывает.
Мы все молча переглянулись. Какому же риску мы подвергались во время своих многочисленных вояжей! Еще хуже, что со всеми этими «туристами», что нашими стараниями теперь бороздили тот свет, у бродячих душ, получается, имелась в распоряжении обширная партия тел на любой вкус. Вот так парадокс! Эти самые самоубийцы, что думали улететь за более привлекательной жизнью, готовы были вернуться при первой возможности! И это если еще повезет! Не так-то просто оказаться в нужный момент в нужном месте и засечь там вакантную телесную оболочку.
Каждый из участников по очереди рассказал об увиденных случаях «одержимости». Беглый обмен шутками, и напряжение несколько спало.
– Надо подать сигнал тревоги, – сказал я. – Надо, чтобы люди прекратили кончать с собой и даже танатонавтировать. Слишком опасно!
Каждый из нас на своем рабочем месте организовал пресс-конференции. Нам никто не верил. Были скептики, уверявшие, что мы хотим единолично заниматься своим спортом, который уже стал вполне демократичен, и что, мол, скоро даже пролетарии смогут летать на тот свет по воскресеньям. Как на такое ответить? Несмотря на наши объявления, агентства эктоплазменных вояжей продолжали заниматься своим бизнесом. Всегда найдутся горячие головы, хотящие прогуляться по самым далеким континентам, уверенные, что несчастья происходят только с другими.
В то же время идея, что при вылете в твое тело может кто-то нырнуть, охладило энтузиазм некоторых любителей. Что за удовольствие думать, что какой-то там типчик – если выпадет такое несчастье, конечно, – будет выдавать себя за вас, влезет в вашу семью и заодно в кровать к вашей жене, и никто, главное, не уловит никакого подвоха.
Для кандидатов на самоубийство дела обернулись совершенно иначе, чем для туристов на тот свет. Одни искали острых ощущений, другим хотелось только безопасности и счастья. Конрад никак не мог избавиться от запасов нераспроданных пилюль «вне игры», покупателей практически не осталось. Трансформация в бомжующую душу, занятую поисками хоть самого завалящего тела, да еще в течение столетий, не казалась привлекательной перспективой.
Люди осознали, что суицид не сбрасывает счетчик на нуль, что существование предписывается прожить до конца. Человечество стало заново учиться, как привыкать к неприятностям.
Объяснение, сделанное моим индийским коллегой, несло в себе еще одно преимущество: оно несколько утешило родителей детей и подростков, умерших слишком рано, по болезни или из-за несчастного случая. Аналогичное касалось и самоубийц, у которых после реинкарнации в незнакомом физическом теле оставалось еще несколько лет жизни. Человек, покончивший с собой в шестьдесят, когда ему было отведено шестьдесят шесть, рождался вновь в коже младенца, коему предназначалось умереть в шестилетнем возрасте.
Решительно, какая-то тщательно разработанная наука управляла кармами, и каждый день приносил нам очередную порцию новых законов.
Рауль отгородился стеной молчания. Я знал, что он без конца думает о Стефании. Новости про нее мы узнавали из газет. Она сформировала вокруг себя банду «злодеев». Итальянская тибето-буддистка, которую мы так любили, исповедовала теперь идею, что добро должно уравновешиваться злом. И что те, кто, как мы сейчас знали, хотели бы покончить с собой, вновь завоюют себе место в мире, нынче столь блеклом.
Под ее руководством орда хулиганов в черных кожаных куртках и восседающих на мотоциклах изо всех сил старалась распропагандировать вполне вышедшие из моды деяния типа краж, убийств, изнасилований и грабежей. Но страх запачкать свою карму был слишком силен. Стефания с трудом находила себе соучастников, и ее инициатива оставалась довольно изолированной.
Стефания была что-то вроде национального курьеза, и даже хотя полиция выжидала удобного момента, чтобы арестовать ее саму или кого-нибудь из ее банды, от особо активных действий правосудие воздерживалось. Полиция опасалась, что такого рода операция может быть воспринята как агрессия, и к тому же утверждала, что, как бы то ни было, эти бандиты понесут должное наказание при своей реинкарнации.
И все же для Рауля, так же как и для меня, Стефания стала предметом огромной озабоченности. Олицетворяя зло, она доказывала, что есть еще риски, грозящие в этом нижнем мире. Своим фоном она оттеняла добро. Жертвуя личной кармой, исполняя роль санитара общества, она окончательно посвятила себя акту самозаклания.
Мы все были обескуражены тем, что Стефания проклятая была Стефанией святой. Мы не знали, что предпринять. В конечном итоге решено было отправиться на тот свет и посмотреть, что там делается.
Мсье Винстек, сорок два года, холостяк, директор агентства моделей. Он любит жизнь и делится с нами почему:
«Для меня жизнь – это женщины. Все они разные. Рот, глаза, ножки, грудь, духи, походка, прическа, посадка головы – все разное. Мне никак не хватает времени всех их узнать. Вот почему я доволен, что жизнь продолжается. Сейчас собираюсь жениться в двенадцатый раз. Хотел бы я жить сто лет, чтобы узнать как можно больше женщин. А раз женщины есть только в жизни, я говорю ей мерси и я говорю мерси женщинам!»
Обращение НАПроЖ,
Национального Агентства по пропаганде жизни
Опять сломя голову по дороге в рай!
А, да! Нынче полеты ни в какое сравнение не идут с теми временами, когда мы вылетали в одиночку, затерянные среди покойников.
Теперь, едва покинешь Землю, как тут же влипаешь в толпу эктоплазменных туристов, чьи пуповины, как вожжи, привязаны к ихнему гиду, перевоспитавшемуся монаху.
И повсюду афиши, а вы как думали! Чтоб не забыть посмотреть такие-то и такие-то фильмы в своих следующих существованиях, реклама продуктов быстрого приготовления, какие-то мази для кошек и собак, сигареты, неслыханные путешествия… И разумеется, гигантский плакат Национального Агентства, воспевающий прелести возвращения в жизнь!
Люсиндер настоял на внедрении охранной службы Запредельного Континента. Спроецированное турецким дервишем объявление у входа сразу задает нужный тон:
«Добро пожаловать в рай. До Земли – тысячи световых лет. Опасно! Передвижения в одиночку запрещены. Тщательно пристегните свою эктоплазменную пуповину к руководителю группы».
Затем следует перечень разных правил и законов, принятых при поддержке со стороны Организации Объединенных Наций:
§ 1. Рай не принадлежит ни одной стране и ни одной религии.
§ 2. Рай открыт всем, и никто не имеет права перекрывать свободный к нему доступ.
§ 3. Запрещается обрывать пуповину любых других эктоплазм. Такое действие квалифицируется как уголовное преступление и преследуется по закону.
§ 4. Каждый физический каркас несет ответственность за поступки своей эктоплазмы.
§ 5. Просим танатонавтов-туристов соблюдать порядок, если они хотят найти это место в исправности при своей собственной смерти.
§ 6. Не разрешается мешать ангелам отправлять свои должностные обязанности.
§ 7. Не разрешается запоминать воспоминания и фантасмагории, демонстрируемые другим лицам. В раю каждый имеет единоличное право на персональный жизненный опыт, так же как и на Земле.
§ 8. Не разрешается разрисовывать эктоплазменными граффити рекламный инвентарь, украшающий коридоры.
§ 9. Не разрешается прятаться за коматозными порталами, чтобы потом пугать покойников на транзитном участке.
§ 10. Не разрешается отвлекать разговорами архангелов при взвешивании душ.
§ 11. Не разрешается вмешиваться в процедуру взвешивания с какой бы то ни было целью, как в пользу души, так и наоборот.
§ 12. Рай – не парк аттракционов. Просим родителей, сопровождающих своих детей, придерживать их за пуповины.
Для комфорта и безопасности туристов предусмотрено все. Этому свидетельство – надпись на поверхности первого коматозного портала.
«Мох 1. Внимание: агрессивные воспоминания. Впечатлительных просим не входить. Если кто не в состоянии принять личное прошлое, то просим таких отстегнуть свою пуповину от проводника и вернуться в тело».
Сегодняшние покойники и танатонавты наскакивают друг на друга в массовом порядке, несмотря на призывы к корректному поведению. Кое-кто развлекается тем, что пробует побороть свои неприятные воспоминания на манер борцов в вольном стиле. Греческие туристы забавляются разглядыванием пузырей, которые к ним не имеют ни малейшего отношения. Какая все же беспардонность!
Повсюду плакаты, превозносящие достоинства психоаналитиков и частных детективов, специально для тех, у кого еще есть возможность исправить свои оплошности.
Как и при всяком другом проходе через черную страну, я нашел там свое столкновение с машиной, переругивания с Конрадом, смерть Феликса Кербоза, давнишнюю глупую любовь к Амандине, не говоря уже об охапке мелкокалиберных неприятностей бытия, которые никогда не мог в себе переварить. Я уже как-то привыкать к этому начал, что ли.
Мох 2 и возвращение в страну наслаждений. У кое-каких туристов фантазии были, прямо скажем, дальше некуда. Я подумал, что это место все больше и больше напоминает теплое и влажное нутро женщины. А Амандине, наверно, это представляется нутром мужчины…