Даже такой супертяж, как Багратион, без охраны не живёт. На освободившееся от бывших хозяев и мебели место, напихали кроватей и теперь в комнате царит крепкий мужицкий перегар. Какой-нибудь Франсуа наверняка бы разложил этот вонючий букет на составляющие, но по мне – казарма, как казарма. Багратион же – истинный полевой вояка и такие мелочи его не волнуют.
– Для барона у меня будет два сообщения…– он обернулся, наморщив лицо и указав на меня рукой.
– Гавриил! – подсказал я.
– Хм… В общем, устное и письменное. Передай Его Светлости, Гавриил, что под легендами о Хонде скрывается не только его шайка. Может быть, главаря уже и в живых нет. Ленство Вурста граничит с землями Грандмарии. Алчных тварей, населяющих её, этими руками, – поднял он их перед собой, скрипя доспехами, – я поубивал не одну сотню. Они засылают сюда малые отряды, оружие и провиант. Король не хочет пока огласки. Поэтому сообщение должно быть передано наедине и устно. Понял?!
– Да! – усиленно закивал я, попав под гусеницы его взгляда.
– Так…– Багратион сорвал сургуч с письма. – Хм-м… Понятно. Ясно… Так и думал. Ронин! Главу и тех трёх мужиков повесить на площади. Жителям скажите, что замышляли восстание против Его Светлости.
Я ошалело проводил трёх умчавшихся рыцарей. Похоже в письме барон упомянул о судьбе Карабасовки.
– Ты пока побудь в деревне. До завтра точно, – обратил на меня внимание командующий. – Письменно пока не о чём докладывать.
– А устную новость разве не срочно нужно сообщить? – удивился я.
– Не обязательно. Нас двести человек. У Хонды нет ни единого шанса на победу. Всех найдём и там же осудим.
Спокойная, даже ленивая уверенность в его голосе немного пугает. Если бы в реальной жизни, где-нибудь в вагоне юнибуса я бы встретил такого человека, то дрожал бы как заяц.
Я бы предпочёл всего этого не видеть, не слышать и не ощущать иными органами – в деревне началась чистка и наведение порядка. Рыцари – это не те, что самых честных правил и с полным джентльменским набором. Всё жестче и реалистичнее. Особый отряд воинов, спецназ по-нашему, у короля находится на полном обеспечении и нужен для решения любых вопросов. Они не патологические убийцы, но отличные служаки. Словно верные псы. Перед убийством у них нет страха, отвращения или ещё какой преграды. Воины просто берут в руки меч, как пахарь плуг, и начинают обрабатывать “поле”. Сегодня им предстала работа попроще – навести порядок в «сарае», где хранится «инвентарь».
Когда мы вышли к площади, то глава Карабасовки ещё дёргался в петле, но уже в агонии. Вокруг скопилось много жителей. Я, шагая в середине отряда командующего, попробовал понять их настроение. Часть уже сломлена и готовы пасть в ноги рыцарям с мольбами простить, часть же сопровождает казнь взглядами исподлобья. Багратион привычно широким шагом вышел перед толпой.
– На время выполнения особого указа короля, управление переходит ко мне. Наказание за невыполнение приказов будет согласно нормам военного времени, – могучий командующий обвёл всех взглядом, и никто не смог его выдержать. – Рекомендую следовать приказам и не провоцировать рыцарей. Теперь о текущем…
После перечисления приказов на первое время, из толпы раздались возгласы недовольных, и виселица пополнилась ещё троими. Всё под крики, плач и вопли о помощи. Кто-то отделался тумаками, пытаясь удержать товарищей, когда рыцари стали вытягивать тех из толпы.
Где-то в сторонке, скрывшись за домом, я буквально упал спиной на его стену, с шумом выпустив воздух. Хочется выйти к такой-то матери из записи летсплея.
Во всей полноте предаться унынию мне не дали жители Карабасовки. С площади всё ещё слышен шум, перетявкиваются псы, а с обеих сторон закутка, куда я спрятался от грозного мира, стали стягиваться злющие мужики с оружием: лопаты, вилы, топоры и рогатины.
– Ну, что, гончий, попался! – прошипел ближайший, с клочковатой, как у бомжа бородой.
– Чего вам надо?! – отозвался я, с ужасом представляя, что могу их всех убить. Нет, хватит на сегодня смертей! Одно дело там в лесу, а тут, после висельников…
– А ты догадайся, паскуда! – он взмахнул лопатой и на меня посыпались удары.
Тело взвыло от боли, я подставил руки и закричал. С каждым ударом в новом месте вспыхивает боль и ноги перестали держать, но даже после этого меня продолжили бить. Ругань, злоба и плевки обрушились оглушающим потоком.
Неожиданно что-то вылилось сверху и потом придавило. Затем снова и снова. Я сжался, тихо стоная. В голове звенит, тело разрывает боль, но сознание при мне.
– Живой?! – прорычал кто-то голосом, похожим на Багратиона.
– Дкха! Дха-а!
– Вот и хорошо. Ваха, Сиги! К лекарю его!
Сознание, как дельфин, то выпрыгнет к свету и миру, то уйдёт в пучину забытья. А за ним боль. Несущие меня рыцари сначала что-то обсуждали, но я не смог уловить мысль, а теперь перешучиваются на тему драк и количества тумаков каждым полученное.
Лекарь строго указал куда положить, потом, подкрепив крепким словом, отправил вояк обратно.
Почти сразу после этого мне начало легчать. Боль отступила и пришло тёплое блаженство. Я снова поплыл сознанием, но теперь уже к мягким небесным облакам. Чувство времени пропало, поэтому, когда целитель голосом продрался сквозь дрёму, я не понял сколько провалялся:
– Ну! Хватит бока отлёживать!
– Ты кто такой? – попробовал я сфокусироваться на стоящем рядом человеке. Судя по примерному ещё расплывчатому изображению – мы в длинном шатре лекаря.
Из неожиданно замершего лица проглянул призрак улыбающейся Марины. Подмигнув, она скрылась, и лекарь ожил.
– Твой спаситель, солдат! – грубо бросил он и устало плюхнулся в простенькое кресло рядом. Потянулся за парящей деревянной кружкой, вроде пивной, что стоит на столике с лекарскими принадлежностями.
– Спасибо! – кивнул я и попробовал встать.
Тот лишь рукой махнул и жадно припал к отвару.
– Только я не солдат, – прибавил я, усевшись на столе, где только что лежал.
– Все мы солдаты, сынок, – глянул он на меня и по спине пробежал мороз – такая тоска читается в глазах лекаря. – Разница только в том, кому и чему служим. Тебе бы умыться, кстати. Бочка там.
Я гляну в сторону входа. Здоровая деревянная бадья могла похвастать и рукомойником слева, и зеркалом справа, а большой лоскут ткани служит полотенцем.
Попробовал почесать лицо и обнаружил, что оно всё в высохшей крови.
– Думал твоя, – усмехнулся лекарь после очередного глотка, – ан-нет, чужая.
– Как чужая? – с заново проснувшимся отчаяньем спросил я и даже уселся обратно, едва привстав.
– А вот так! – бросил он и посмотрел на меня, как на идиота.
– Я, просто, не знаю, как так вышло, – растерянно протянул я и осмотрел тело – из одежды только нижнее бельё, вроде пижамы. Местами на нём кровавые пятна.
– И я не знаю, но приволокли тебя всего в крови, да так, словно ты в ней купался. Ну, думаю, – сделал он выразительную гримасу, – хана пареньку – не хватит моих сил. Ан-нет, ан-нет. Оказалось, у тебя множественные ушибы, несколько переломов и сотрясение. Сейчас всё, понятное дело, уже вылечено.
– Их что, всех убили что ли?..– тихо вымолвил я в ужасе.
– Кого?! – грубо бросил он.
– Деревенских… простых деревенских мужиков…
– Сынок! – каркнул он и как-то по вороньему нахохлился. – Ты бросай это дело – жалеть простых, да сирых. Уж не знаю откуда ты такой урод появился, но в этой жизни долго не протянешь. Тебе рассказать, что тут творилось, когда мы только входили в селение?
– Л-лучше не стоит, – уже поплохело мне, даже отсесть захотелось.
– Ну уж нет, раз ты мне тут соплей намазал, то я тебе сопливчик-то выдам, сынок, ещё какой…– зыркнул он и закашлялся. Далее пошла отборная брань, лекарь достал массивную трубку, набил ароматной травы из кисета, да сунул в рот – магических сил ему хватает, чтобы раскурить без приспособлений.
– Известная истина – чем от столицы дальше, тем смуты больше. Карабасовка не исключение, солдат... не исключение, – выговорил он и сделал долгую затяжку.
– Я гонец его светлости барона Вурста.
– Хм-м, – глянул на меня старый ворон-лекарь.
– Можно затянусь тоже? – кивнул на трубку я, ощущая, что без веществ мне будет трудно выдержать дальнейший рассказ.
– Кха-кха! – закашлялся он и протянул. – Только глубоко не вдыхай – крепкая смесь.
Продрав горло дымом и тоже огласив шатёр сухим кашлем, ощутил лёгкое опьянение и бесшабашность.
– Впрочем, коль ты такой зелёный олух ещё, то расскажу про некоторый негласный закон среди опытных воров-разбойников. Запомни – тот вор проживёт дольше, занимаясь разбоем, кто меньше всего вредит здоровью и чести жертв нападения. Хитростью и коварством нужно вынудить их отдать все драгоценности, но не тронуть жизни.
– Понимаю, – кивнул я.
– Но всякая шваль, что только идёт в разбойники и мечтает грабить, кутить и жить за счёт этого, допускает, как правило, одну ошибку. Они убивают мужчин, насилуют женщин и потом ещё решают, может их убить, а может оставить. Либо для повторных надругательств, либо продать в рабство. Это если узнаётся, то не прощается. Разбойник может получить укрытие в родной деревне, куда частью относит награбленное, но, если прознают про такие злодеяния – выдадут, или сами на кол посадят.
Он протянул трубку и ещё раз втянул крепкого и горького дыма.
– Когда мы входили в селение, то нашли разграбленную телегу. Следы были свежими, так что отряд в двадцать конных тут же бросился преследовать. И потом, когда я прям на тракте лечил девочку лет тринадцати, то узнал, как она получила раны. С отцом и матерью, они везли урожай на обмен. Паскудные твари напали и тут же убили отца. Мать им понравилась, но сильно брыкалась и её тоже убили. А вот девочку утащили в лес. Вместе с товарами.
– Сука! Твари конченные! – с болью в груди, выдавил я.
– Погоди, сынок, ты ещё не узнал главного. Конечно они над ней надругались, вот только как именно рыцари нашли схрон, я тебе расскажу. Отряд встретил паренька. У него, когда латников увидел, страх силы отнял и тот упал. Схватили, давай допрашивать, а он со слезами и мольбами говорит, чтобы ехали они быстрей и побежал направление показывать. Среди этих разбойников оказался один больной. Просто потрахаться он не может – не берёт его вид женского тела, а вот если будет кровь и страдания – тогда да. Он-то и уволок девчушку в сторонку от лагеря, чтобы удовлетвориться. Наши почти успели – он её только начал резать…