– Кармона велел завтра напоить тебя и довести до изнеможения. Когда я увижу, что ты крепко спишь…
Проблема была в том, что она, разволновавшись, ерзала на нем и прижималась к нему грудью, и это оказывало на него негативное воздействие.
– …когда я увижу, что ты заснул, я должна открыть дверь и впустить их. Ты меня слышишь?
– А? – рассеянно ответил Монтальбано.
В голове у него звучала первая песнь Илиады: Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына[2], а до этого он пытался думать об убийствах, о несчастной консьержке, но близость девушки, тепло ее тела, ее дыхание никак не давали сосредоточиться. Он прилагал нечеловеческие усилия, чтобы не стало ощутимым то, что он чувствовал.
– Они хотят, чтобы я впустила их…
– Да-да, я понял. А зачем?
– Кармона говорит, они хотят сфотографировать нас в постели. Чтобы потом тебя шантажировать.
– А почему ты решила, что надо срочно сообщить мне об этом?
– Я не уверена, что им нужны только фотографии. Если ты будешь знать, возможно, тебе удастся опередить их.
– Ты права, я постараюсь, спасибо.
О, бесстрастный, но неизменно любезный комиссар Монтальбано! Всегда в здравом уме, компос суи (черт, вот прицепилась эта латынь!), даже с оседлавшей его прекрасной девушкой.
– Мне очень жаль, но мне пора.
Анжела слезла с него, они вышли из машины, поцеловались. Ни дать ни взять – любовники, слегка охладившие свой пыл.
– Завтра я позвоню, – сказал комиссар.
Он подождал, пока девушка уедет, и пошел в мотель.
– Извините, можно в туалет? – спросил знакомого портье.
– Конечно, комиссар.
Он закрыл за собой двери, снял куртку и рубашку, открыл кран и подставил под струю воды дымящуюся голову.
Значит, компромат! Кто бы сомневался. Кармона и его подельник войдут в дом Монтальбано, заставят голую Анжелу лечь рядом с ним, а потом Кармона вытащит пистолет и убьет обоих. Тот же сценарий, что и с Манзеллой. Потом сфотографируют трупы в непристойных позах. На первых страницах газет и по телевизору: «Убит комиссар Монтальбано и его молодая любовница. Преступление на почве страсти?» Конечно, тут же выяснится, что в них стрелял ревнивый любовник Анжелы. Старое кино, все видели его сотни раз, но почему-то людям не надоедает пересматривать.
Интересно, почему они решили подобраться к нему? Возможно, Мими прав, за домом на виа Биксио ведется наблюдение. Должно быть, их насторожило, что комиссар не позвонил криминалистам. Чего он ждет? Это напряжение невыносимо, они начинают дергаться: значит, Монтальбано нашел там что-то такое, что может быть использовано против нас. Надо опередить его, пока он не начал действовать.
Это значит, у него совсем мало времени на то, чтобы обезвредить Синагру. Противостояние переходит в открытую фазу.
Ему требовалось часа два на размышления. Он достал большую чашку, сварил себе кофе и вышел на веранду. Вечер был прохладным, холод пробирал изнутри – сказывалась накопленная за день усталость. Он не стал возвращаться за курткой, пусть будет холодно, так голова лучше соображает. Письмо Манзеллы и так помнил наизусть, готов был повторить слово в слово. Комиссар мысленно начал его перечитывать, меняя ритм: то торопливо, то четко проговаривая каждое слово, то делая долгую паузу в конце фразы. Прочитав письмо раз пять, он неожиданно зацепился за одну фразу, а именно: …он очень жадный, страдает своеобразной манией: тащит все, что плохо лежит… Жанна даже прозвала его «сорокой-воровкой».
Сорока-воровка. Что это значит? Почему он зацепился именно за это? Фраза бесконечно вертелась в голове вместе с музыкой Россини, как старый диск, который заело на одной ноте.
Наконец его осенило!
Сумасшедшая идея, что-то вроде русской рулетки: или пан, или пропал. Ошибка будет дорого стоить, как минимум вышибут из полиции. Но других вариантов нет, а на безрыбье, как говорится, и рак – рыба.
Он покрутил свою идею так и этак, присмотрелся к ней со всех сторон. Если повезет, сработает. Взглянул на часы. Было два часа ночи.
Он вошел в дом, набрал номер Анжелы. Успокоил ее, что все в порядке, и спросил:
– У тебя есть какая-нибудь пожилая родственница, за восемьдесят или около того? Главное, чтобы ее имя было в телефонном справочнике.
– Ты что, с ума сошел?
– Почти. Так есть или нет?
– Может, тетя Антониетта…
– Отлично. А теперь слушай меня внимательно.
Поговорив с Анжелой, он принял душ и пошел спать. Спал часов до семи, безмятежно, крепким сном младенца.
Телефон зазвонил в половине восьмого, как и предполагалось, Монтальбано только встал, побрился и выпил кофе.
– Алло?
– МонтальбаноэтоТоммазеочтоэтозаисториясписьмомнакотороевынеответили?
Прокурор так тараторил, похоже, он был вне себя от ярости.
– Каким письмом?
– Письмом от юной особы, у которой, кстати, очень чувственный голос.
Томмазео замолчал, чувственный голос, должно быть, все еще звучал у него в ушах. Когда речь шла о прекрасных девушках, Томмазео терял голову.
– Извините, я налью себе воды.
Когда Томмазео вернулся к телефону, голос у него стал обычным.
– …Антониетта Вулло из Риверы отправила вам письмо, в котором утверждает, что в Вигате, в доме Франко Синагры на виа Рома, двадцать восемь содержится транссексуал по имени Жанна Лонеро, который… извините, которая подвергается систематическим пыткам и издевательствам. Вы можете мне объяснить, почему вы никак не отреагировали на письмо?
– Честно говоря, мне показалось, что это выдумка.
– Но Антониетта Вулло – реальный человек, ее телефон указан в телефонном справочнике Риверы! Вы ей звонили, чтобы проверить? Нет? Я так и знал! А я позвонил!
Монтальбано похолодел.
– И что она вам сказала?
– Мне ответила родственница, глухая старуха, которая ничего не поняла. Она сказала, что ее нет. Но я уже распорядился выписать ордер на обыск.
– Все не так просто. Франко Синагра – один из главарей мафии, у него большие связи.
– Монтальбано, знаете, что сказала мне девушка? Если мы ничего не сделаем, чтобы немедленно освободить этого… извините, эту… она обратится в средства массовой информации. Если окажется, что это правда, мы будем по уши в дерьме. Вы проигнорировали поступивший сигнал. Кстати, письмо у вас?
– Нет, должно быть, выбросил.
– Не важно. Монтальбано, мы должны немедленно заняться этим делом.
– А если все это окажется фантазией, что скажет Синагра?
– Если не найдете там ее… извините, этого… транссексуала, обязательно найдете что-то еще. Вы думаете, в доме у мафиози не…
– Я вас понял, спешу исполнить ваше приказание.
– Исполняйте, Монтальбано! Хотя бы сейчас…
– Дзито? Монтальбано это.
– Что случилось?
– Ничего. Хочу отблагодарить тебя за любезность, которую ты мне оказал. Давай встретимся на виа Рома, двадцать восемь через полчаса. Приезжай с оператором, но до моего прибытия из машины не выходите.
– Кажется, на виа Рома, двадцать восемь живет Франко Синагра!
– Именно.
– Черт!
Потом он позвонил в комиссариат и попросил к телефону Галлуццо.
Дав ему необходимые указания, позвонил Мими.
– Ты на виа Биксио?
– Да. Я как вошел, чуть в обморок не упал. Сразу вызвал криминалистов, вот сижу, жду на улице. Не могу находиться внутри.
– Хочешь сказать, у тебя тоже были метафизические видения?
– Нет, метафизические – нет. Ты видел презервативы? Ты понял, как они развлекались? Уроды, садисты… Да, чуть не забыл: Аркуа сам приедет. А ты что делаешь?
– Еду в комиссариат, меня ищет Томмазео.
– Зачем?
– Понятия не имею.
Две полицейские машины прибыли через двадцать минут. Галлуццо, который ехал первым, передал Монтальбано, занявшему пассажирское место, ордер на обыск. За рулем второй машины был Ламарка, рядом – его коллега, такой же молодой сотрудник Ди Градо.
– Делай как я, – кратко объяснил Галлуццо Ламарке.
На подъезде к Вигате Галлуццо включил мигалку и погнал так, будто преследовал грабителей. Ламарка за ним. Народ на тротуарах оборачивался и посылал в их сторону проклятия. У ворот дома двадцать восемь по виа Рома Галлуццо резко затормозил и выскочил из машины с оружием в руках, с другой стороны из машины вышел Монтальбано. Боковым зрением он увидел, как из припаркованной неподалеку машины выходят Дзито и его оператор. Окно на первом этаже дома приоткрылось и тут же захлопнулось.
В звонок Монтальбано позвонил не сразу. Он подождал, пока Ламарка и Ди Градо выйдут из машины с оружием наготове и займут выгодную позицию так, чтобы попасть в объектив телеоператора. Тем временем у дома стала собираться толпа зевак.
Спешите, господа и дамы, спешите на наше представление! Сегодня или никогда, уникальная возможность, на сцене прославленная труппа Сальво Монтальбано! Может статься, факир сам погибнет от своей пиротехники, но огненное шоу запомнится вам надолго! Спешите, господа!
Нажимая кнопку звонка, он думал, что эта трель может обернуться чем угодно: ангельским гимном или реквиемом.
– Кто там? – спросил испуганный женский голос.
– Откройте! Полиция!
Дверь открылась, на пороге стояла женщина лет тридцати пяти, черные волосы, большие глаза, темпераментная, но очень испуганная.
– Синьора Синагра?
– Да. Но моего му… мужа нет дома.
– Не важно. У нас ордер на обыск. Впустите нас и немедленно закройте дверь.
Она посторонилась и пропустила их. На первом этаже, где были большая гостиная, столовая, кухня и ванная комната, они ничего не нашли.
Монтальбано поднялся на второй этаж, и первое, что увидел, – телескоп у окна кабинета. На письменном столе лежал бинокль в футляре. У комиссара на миг подкосились колени, чтобы не упасть, он оперся на Галлуццо, но быстро взял себя в руки.
– Вам плохо?
– Нет, Галлу, все хорошо!
Внутри у него звучал триумфальный марш из «Аиды». Сорока-воровка, как он и думал, не удержалась, забрала себе блестящую хромированную трубу!