Я думала, что она выжила. Уцелела в той бойне, пришла в себя уже после, убежала, поправилась и теперь скрывается, чтобы рано или поздно вернуться и забрать меня…
Я смутно помню ту ночь, но отчётливо помню её слова, помню меч, пронзивший её грудь, помню дикий смех её убийцы, помню собственное отчаяние и боль. Но я надеялась, а как оказалось – лишь тешила себя напрасными иллюзиями.
Мама… Как же я буду без тебя?
Я ведь всё это время верила в лучшее. Терзалась сомнениями, не решалась спросить, отчаянно боясь услышать горькую, болезненную правду. Молчала и продолжала жить дальше, в самой глубине своей души лелея и согревая огонёк надежды, дающий мне силы жить дальше. Верила, что мама жива, грезила наяву встретиться однажды, вновь обнять её, услышать её смех, почувствовать её запах. Понять, что она всё ещё со мной, здесь, рядом, живая, родная, любимая…
Трусливая попытка уйти от реальности разбилась о холод и бездушие могильной плиты. Боль перемешалась с отчаянием и слезами, кровью израненной души. Непереносимый ураган чувств поднимался внутри, грозясь неконтролируемым потоком магии выплеснуться наружу, уничтожая всё на своём пути, но…
Во мне не было магии. Ни капли. Всё безжалостно забрала Тьма, как Геката, не раздумывая, забрала душу моего единственного родного человека.
Неконтролируемая злоба и отчаяние выплеснулись наружу последней вспышкой, вминая в твёрдый камень перекрещенные парные сан. Застрявшие в мраморе наполовину, они теперь навсегда останутся со своей истинной владелицей, выпуклым рисунком над именем, давая понять, кто на самом деле похоронен на девятом полигоне Академии некромантии.
Я не знаю, сколько просидела так, опустив голову, баюкая боль, тщетно пытаясь затянуть образовавшуюся рваную рану в своей душе. Мне было всё равно, что происходит вокруг, жива ли я сама и что будет со мной дальше. Наверное, появись в этот момент мой самый страшный враг, я даже не заметила бы, встретив его разве что горькой улыбкой…
И лишь тёплый ветер, коснувшийся моего лица в невесомой ласке, заставил очнуться от кошмарного сна наяву, с трудом поднять заплаканное лицо и опухшие глаза, едва различающие силуэты вокруг. На миг мне показалось в касании ветра ласковое прикосновение ладони моей матери, а в пении птиц послышался её голос…
Не знаю, что именно заставило меня встать. Пошатываясь, нетвёрдо стоя на ногах, машинально обхватив себя ослабевшими руками за плечи, я бросила прощальный взгляд на могилу своей матери и, развернувшись, побрела в сторону возвышающейся неподалёку Академии, ужасающе прекрасной в лучах заходящего солнца. Среди могил и склепов я брела в полном одиночестве, да и вряд ли смогла бы заметить, появись хоть кто-то рядом.
Наверное, именно в тот момент, чувствуя себя опустошённой и разбитой, как никогда, и то и дело спотыкаясь, не глядя себе под ноги, поняла, что в этот день частично умерла и я сама.
Не знаю зачем, но я брела в сторону общежития, абсолютно не представляя, как мне жить дальше. Да и… Стоит ли жить вообще?
Солнце неумолимо клонилось к закату, окрашивая проклятый город в красно-оранжевые тона. Освещая оживлённые, стремительно редеющие улицы яркими красками, оно заставляло жителей Мельхиора, спешащих, как всегда, укрыться в своих домах, остановиться на мгновение и поймать последние, не по-осеннему тёплые лучи. Небесное светило словно ласкало уставших от постоянной борьбы за жизнь людей, давая им чуть-чуть свободы, ощущения покоя и немного счастья.
Никто из города некромантов не задумывался о внезапно возникшей странности, они просто наслаждались, впитывая столь редкие в этих местах крохи тепла и покоя…
Одинокая фигура на крыше общежития Академии некромантии стала единственной, кто не смог в полную силу оценить внезапный каприз природы.
Демон, стоящий на покатой черепице, лишь искривил губы в болезненной усмешке, прикрыв глаза. Тонкий силуэт девушки, сломленной внезапно свалившимся на неё горем, едва ли не покачиваясь на ветру, до сих пор оставался перед его внутренним взором. Юная жрица Латимиры покинула кладбище не так давно, скрывшись в общежитии, но эрхан так и не смог заставить себя вернуться туда же.
И дело не в том, что он не смог бы найти подходящих слов утешения, чувствовал себя виноватым в произошедшем или просто не сочувствовал её утрате. Вовсе нет. Он просто ясно осознавал, что через это испытание его воспитанница должна пройти в одиночку. Сама. В её личном горе он был абсолютно лишним…
И поэтому ушёл, едва только на Эльсами каменным грузом свалилось осознание произошедшего. Она не заметила его ухода, вряд ли поняла и сейчас – есть вещи, в которых присутствие даже самого близкого человека будет бессмысленным.
Однако заставить себя уйти далеко эрхан просто не мог, всё это время безмолвной статуей застыв на крыше общежития и наблюдая за фигурой, съёжившейся от боли на могиле. Он ненавидел себя. За молчание, за собственную беспомощность, за безучастие в её судьбе. Ненавидел… Но всё равно титаническим усилием воли заставил себя оставаться на месте, тем самым принимая единственно верное решение. И даже убедившись в том, что Эльсами спокойно добралась до хорошо защищённой комнаты, всё равно не нашёл в себе сил последовать за ней. Хотел, да. Но понимал – ей нужно побыть одной.
Неизвестно, сколько прошло времени, час или два. Солнце уже успело наполовину закатиться за горизонт, когда безмолвный наследник Сайтаншесса вдруг открыл глаза. Сначала в его спальне в общежитии, а после на крыше всколыхнулась Тьма. Стоило ей опасть, как в левой руке эрхана, бездумно вглядывающегося в постепенно замолкающий Мельхиор, возникла скрипка.
Лишь со стороны Ариатар казался спокойным, и лишь ему самому было ведомо, какая буря сейчас бушевала у него в душе.
Отточенным движением скрипка легла на плечо, подбородок демона привычно коснулся изящного корпуса. Без тени сомнений пальцы правой руки совершили едва уловимое движение…
Давно не призывавшийся зачарованный смычок из железного дерева с Острова Драконов и волоса Харона, пегаса принцессы лунных эльфов, появился в руке самого бескомпромиссного из демонов Эштара и лёг на струны. Последняя секунда тишины и…
Над Академией некромантии разнеслись первые, не свойственные ей и немного громкие звуки скрипки, даже чуть резковатые, словно игрок уже давным-давно не брал в руки инструмент.
Но секунда, другая, чуть меняется тональность – и скрипка обретает полное звучание, чёткое и ясное, уверенное. Обретает глубину, мягкость, мелодия становится тягучей, мягкой, тяжёлой уютной пеленой неожиданно ложась на плечи каждого.
На первые звуки, казалось, отреагировали все обитатели Академии.
Ожесточённый спор членов гильдии оборвался на полуслове, стоило только мелодии разлиться в воздухе. Магистры и архимаги примолкли, невольно хмурясь, прислушиваясь, не понимая… и чувствуя, как начинают забывать о том, что говорили. Их дебаты теряют всякий смысл, а магия, уже колющая пальцы самым несдержанным молодым магам, растворяется в пространстве, уютным клубком сворачиваясь где-то в глубине души.
Возникшая глобальная проблема уже не кажется таковой, и, глядя друг на друга, сначала недоумённо, прожжённые жизнью мужчины, видавшие смерть во всех её проявлениях, невольно начинают улыбаться, понимая, что, в сущности, всё это пустяки и договориться можно всегда.
Даже самый ярый противник установленного главой гильдии режима вдруг ловит себя на мысли, что, может, его намерения не совсем правильны… и недоумённо хмыкает, не понимая, с чего вдруг у него возникли подобные сомнения.
А зачарованная мелодия скрипки тем временем становится ещё мягче, чувствительней, проникающей если не в сердце, то в умы обитателей общежития. Вспыхнувшие то тут, то там ссоры вдруг останавливаются сами собой, и все маги до единого, переглядываясь, как зачарованные, вслушиваются в непривычные звуки и переглядываются, не решаясь заговорить, а заготовленные заклинания меркнут, и гаснут даже самые яростные конфликты. Недавние спорщики разных рас и курсов, ещё недавно готовые убить друг друга, чтобы доказать право сильнейшего, переглядываются и медленно подходят к распахнутым окнам.
Неизвестная мелодия манит, зовёт за собой, заставляет успокоиться и…
Каждый некромант вдруг осознаёт, что он сам да и все вокруг не так плохи, как кажется. Безмолвное примирение получается как-то само собой, и еще недавние враги внезапно с тихой грустью понимают, что делить им в общем-то нечего. Это непонятно, необъяснимо, невероятно, но…
Слушая нежные переливы скрипки, ссориться и доказывать что-либо уже не хочется. Просто не хочется, и всё. Странно, правда?
А мелодия тем временем разливается чуть грустной песней над самой страшной из академий, играет всеми оттенками печали, принося успокоение далеко не мирным местным жителям, вызывает трепет в самых чёрствых сердцах и замолкать, кажется, не собирается ни на секунду.
Те адепты, чья злоба и ненависть ещё не слишком коснулась души, терзаемые непреодолимым любопытством, незаметно отделяются от остальных и отправляются на поиски источника чарующих звуков. Его сложно определить, кажется, скрипач играет на крыше, где-то совсем рядом, но…
Никому из желающих, жаждущих воочию лицезреть дивного музыканта, не удаётся обнаружить ни один из ходов на чердак. И даже те, кто в данный момент находился вне общежитий и корпусов, не могут рассмотреть ровным счётом ничего.
Крыши пусты, а загадочные переливы скрипки доносятся словно из ниоткуда и отовсюду одновременно.
Единственный в мире золотой дракон-некромант, едва первые звуки проникли в его кабинет через распахнутое настежь окно, моментально вскинул голову. И когда музыкальный инструмент, перетерпев первую неловкость своего владельца, зазвучал так, как положено, и так, как никогда раньше, Сеш’ъяр изумлённо вскинул брови, прекрасно догадываясь о личности, устроившей это нечто в самой столице бесконечных смертей.
С минуту вслушиваясь в мелодию струн, могущественный некромант повернул голову… и внезапно почувствовал успокоение в своей душе. Его сын, ранее терзаемый кошмарами, преследующими его после смерти матери, теперь сладко и спокойно сопел, свернувшись клубком на кресле.