— Может, вы хотите выпить?
Он положил на стойку тысячединаровую банкноту.
Тути молча взяла ее, налила себе крохотный стаканчик виски и для проформы пригубила.
— А вы, часом, не из полиции?
— Разве похож?
— Нет.
— А как выглядят полицейские?
— Как дерьмо. Большие бицепсы и маленькие глазки. На прошлой неделе были тут двое из госбезопасности. Вынюхивали как раз насчет Фрэнка.
— И… и что вы им рассказали?
— Похожа я на дурочку? Кто же этой падали правду говорит?
Берк только хмыкнул.
— Два месяца назад эти же типы арестовали двух наших девочек. Может, они и проститутки, но бить-то их зачем?.. Хорошие были девочки, всегда давали чаевые. — Заглянув Берку в глаза, она прибавила: — А вы даете на чай?
— Да-да, конечно. Всегда.
— И правильно. Здешние жмутся. Коммунисты отучили от хороших манер.
Берк положил на стойку еще тысячу динар, которая тут же исчезла.
— Полицейским тут только кретины правду говорят, — продолжила Тути. — И я этим врагам народа ничего ни за какие деньги не продам.
— Я не из полиции, — напомнил Берк. — А откуда вы так хорошо знаете английский?
— Жила в Чикаго двадцать лет.
— Да ну! И как же вас угораздило… то есть почему вы вернулись?
— Мать заболела. Пришлось…
Барменша вздохнула и неожиданным, проворным движением закинула себе в горло весь стаканчик виски.
— Матери лучше?
— Лучше. Вырезали ей эту дрянь… Короче, про Фрэнка я вам расскажу. Что знаю. А знаю мало. Спрашивайте.
— Почему вы называете его Фрэнком?
— Сам так представился. Мы не то чтобы много общались. Дружелюбным его назвать трудно.
— А еще с кем-нибудь он говорил? — спросил Берк.
— Нет. И это печально. Такой писаный красавец пропадает. К нему подкатывали — и девушки, и парни. У нас тут боевой народ. Он — ни-ни. Сидит себе за стойкой, пиво потягивает и в блокноте пописывает. Мне видно — все цифры какие-то, формулы..
— А о себе он ничего не говорил?
— Нет. Только один раз вдруг разошелся — стал танцевать. Причем когда оркестр ушел отдыхать. В тот вечер он хорошо набрался. И давай плясать.
— В одиночку?
Тути рассмеялась:
— Да, в одиночку. И не твист или еще что-нибудь современное. Лопочет-напевает на каком-то странном языке и все кружится, кружится и как-то хитро выламывается. Очень красиво — будто по воздуху плывет, только… ну прямо как шаман туземный… Словом, он долго так танцевал — минут пять-десять. Оркестр вернулся, но не начинали — смотрели на него во все глаза. И посетители тоже. Я смотрела и диву давалась: во дает, тихоня!.. — Очевидно, у Берка был такой озадаченный вид, что барменша саму себя перебила и сказала: — Короче, оттанцевал — и был в таком отличном настроении, что отстегнул мне сумасшедшие чаевые. Сказал, что это его последний вечер в Белграде.
— А он не упомянул, куда уезжает?
— Нет.
— Что ж, спасибо…
— Погодите. Я еще одно вспомнила. Он говорил по-сербски.
— Шутите!
— В последний вечер, когда он хорошо набрался, он пробовал говорить по-сербски. Акцент чудовищный, но слов знал много. Я спросила, не был ли он в войсках НАТО или ООН. Некоторые солдаты нахватались нашего языка за время войны. Он сказал «нет». Мол, сам научился. По книжкам.
Берк еще раз поблагодарил ее и поднялся к себе в номер.
За окном по-прежнему падал снег. Берк лежал на кровати и наблюдал, как по стене мечется свет от автомобильных фар. Он узнал много странного. Никола Тесла. Айн Рэнд. Зачем-то сербский язык. Пляска в одиночку.
Как это сложить во что-то… осмысленное?
Когда Берк утром спустился в вестибюль, портье со значением кивнул в сторону двери.
Швейцар Иво, пожилой солидный мужчина в пурпурной форме с золотыми галунами и эполетами, выслушал Берка, с величавым достоинством сложил банкноту в десять евро и сказал:
— Стало быть, чернявый американец вашего возраста? В январе? Помню. Фрэнк, так?
— Правильно. А куда он уехал?
— Известное дело, в аэропорт.
— А улетел-то он куда?
— Мне не доложил.
Берк решил зайти с другого конца:
— А когда он у вас жил, куда ездил?
— Мне опять-таки не докладывал… Хотя нет, погодите. Один раз просил такси организовать. Собирался в Музей Теслы.
Музей Берк осматривать не планировал. Хотел только справки навести.
Но, купив при входе брошюрку о Тесле на английском, он вдруг решил, что глупо не воспользоваться случаем и не пополнить свои знания о человеке, который, по словам портье Милича, «изобрел правильное электричество и двадцатый век».
Получасовая экскурсия по залам его ошеломила. Большая, любовно собранная и профессионально представленная экспозиция. Множество моделей. Сотни фотоснимков. Рисунки и чертежи в витринах. И все убеждало в гениальной разносторонности Теслы. Вкупе его достижения производили сильное впечатление. Было даже странно, что имя такого столпа науки не известно каждому школьнику любой страны!
Берк подошел к смотрителю-билетеру, сидевшему за столиком у входа.
— Простите, у вас тут недавно был научный симпозиум…
— Да-да, знаю. А что вы хотите?
— У меня несколько вопросов по этому поводу.
— Тогда вам лучше к директору. По лестнице, потом налево. Не ошибетесь — там секретарша сидит. Директора зовут Драгослав Новакович. Тоже говорит по-английски.
Директор, седовласый красивый мужчина, принял его сразу и без церемоний.
Берк представился фотографом американского журнала «Путешествия и досуг». В Белграде он второй раз в этом году. В первый раз рядом с ним в самолете сидел американский ученый, летевший на симпозиум, посвященный Тесле. Берк слышал фамилию Теслы впервые. Попутчик добрый час взахлеб рассказывал ему о гениальном ученом. И Берк был глубоко тронут его судьбой — и несправедливым забвением.
— А-а, зацепило вас! — довольно хохотнул директор. — Всех берет за сердце, когда слышат. Да, Тесла — великий человек! По бедности Мастер был вынужден продавать патенты другим изобретателям, которые беспардонно присвоили себе всю честь. А когда у Мастера случались богатые спонсоры, злая судьба подбрасывала всякие несчастья — пожары или еще что… Итак, чего же вы хотите? Брошюрку с докладами на симпозиуме?
— Нет, боюсь, эти материи выше моего понимания, — сказал Берк. — Я прошелся по вашему музею. Чувствуется, что им руководит умный человек, любящий свое дело. И Мастер представлен во всем масштабе.
— Спасибо на добром слове.
— Мы очень славно пообщались с ученым, который летел на ваш симпозиум. Он к тому же мой ровесник. Мне бы хотелось продолжить знакомство с ним, да вот незадача — угораздило потерять его визитную карточку.
— Этой беде легко помочь, — добродушно отозвался директор. — Давайте глянем в мой компьютер. Как звали вашего попутчика?
— Хоть убей, не помню! Знаете, фотограф-журналист что ни день общается с таким количеством людей — в памяти жуткая каша…
— Ладно, попробуем освежить вашу память. — Новакович застучал по клавишам компьютера. — Американцев у нас было раз, два, три… шесть. Вот вам списочек — смотрите на экран. Узнаете какую-нибудь фамилию?
Берк развел руками.
— Тогда давайте методом исключения… Добкин и Шрегер — они старички. Впрочем, погодите, у меня есть идея получше. Я сейчас.
Директор вышел из кабинета и через пару минут вернулся с большим конвертом. В нем оказались черно-белые фотографии.
— Ну-ка, узнаете своего знакомого? Это снимки с симпозиума.
На первой же фотографии взгляд Берка выхватил в группе ученых «д'Анконию».
— Этот! — показал он пальцем.
— А, Вождь Краснокожих! Вы бы сразу сказали — высоченный такой, могучий, смуглый и чернявый. Джек Уилсон! Мы за глаза прозвали его Вождь Краснокожих. Держался таинственно и гордо. Лицом и ста́тью — чистый индеец. Очень умный и талантливый человек. Это все сразу почувствовали. И доклад сделал интересный. По научному существу я не согласен, но крайне любопытно… — Новакович весело ткнул по клавише и добавил: — Получайте адресок. И в качестве бонуса — адрес его электронной почты.
На листке, который выполз из принтера, стояло:
Джек Уилсон
п/я 2000
Уайт-Аир, Пенсильвания 17887
j_p482wl@bellsouth.com
— Это его нынешний адрес? — взволнованно спросил Берк.
— Скорее всего да. Прежде чем он тут появился, мы с ним годами переписывались и обменивались пакетами, и адрес не менялся.
— Думаете, он и сейчас в Пенсильвании?
Новакович пожал плечами:
— Кто ж его знает… Отсюда, из Белграда, он поехал на озеро Блед.
— Озеро Блед где-то рядом?
— В Словении. Знаменитое озеро. Вокруг горы, нетронутая природа, добротные старинные отели. Места — залюбуешься. — Директор сложил пальцы в щепоть и звонко поцеловал их. — Сам Броз Тито имел там дачу!
— Мог Уилсон задержаться на озере Блед до сих пор?
— Сомневаюсь. Он же хотел только дневники Юрия Чеплака полистать. Сколько на это нужно? День-два, от силы неделю!
— А что за дневники?
— Для поклонников и последователей Теслы — несказанное сокровище! — сказал Новакович. — В нашем музее собраны практически все рукописи Теслы — по крайней мере все известные. Однако на ту часть его наследия, которая получила гриф «Совершенно секретно», наложило лапу ФБР. Еще в незапамятные времена, сразу после его смерти. Потом переслали в Лос-Аламос своим ученым, разрабатывавшим атомную бомбу. Однако ФБР зевнуло те бесценные записи, которые сейчас находятся у Луки Чеплака.
Берк кивал, однако вид у него, наверное, был довольно озадаченный, потому Новакович принялся растолковывать подробнее:
— Отец Луки — Юрий Чеплак — был на протяжении десятилетий ближайшим сотрудником Теслы. И тридцать лет прилежно вел дневник: что Мастер делал, что Мастер говорил, к каким выводам пришел. А поскольку Юрий Чеплак все видел своими глазами и во многом разбирался, то и его заметки очень профессиональные. Вдобавок к этому сам Тесла временами вписывал в его дневник наиболее сложные формулы и расчеты. Так что для специалиста это занимательное и познавательное чтение. Недаром Уилсон так рвался под