– Не совсем так… Давай разберем по порядку, а потом ты скажешь, кто победил в той битве… Лето 1812 года выдалось на удивление жарким. У солдат закончились почти все запасы провизии. Воды тоже на всех уже не хватало. При каждом марше пыль стояла столбом. Самые рукастые солдаты начали мастерить себе очки, чтобы видеть хотя бы на пару десятков метров вперед.
– Очки как у папы? – спросил Дени, показывая на нос Люсьена де Фижака.
– Ну, почти. Двадцать восьмого августа армия подошла к Вязьме, рассчитывая найти провизию, а вместо этого снова нашли пустые черные дома…
– С привидениями?
– Да, но больше их все равно пугали не привидения, а голод и перспектива волочиться до Москвы сто двадцать пять километров впроголодь.
– Но Наполеон же готовился к русской кампании, Ленуар? Почему он этого не предусмотрел? Его называют великим стратегом, – перебил сыщика Люсьен.
– Наполеон – военный стратег, это правда. Еще после встречи с Александром I в 1807 году он хотел создать Польское царство. Но русские боялись воссоздавать у своих границ государство, которое бы со временем могло претендовать на воссоединение всех польских земель. Тогда Наполеон создал Великое герцогство Варшавское. Но его функция при этом оставалась прежней. Оно должно было стать будущим плацдармом для великой армии. В 1811 году Наполеон заказал у своего библиотекаря Барбье книги о России. Люсьен, что это были, на твой взгляд, за книги?
– Учебники по истории и географии страны?
– Да, только не учебники, а подробные топографические описания западных границ Российской империи. Наполеон был практиком. Ему важно было представлять, как он будет захватывать эти земли и по каким дорогам идти на Петербург и Москву. Он заказал себе книги о Северной войне, о топографии Курляндии и об организации русской армии, – продолжал Ленуар. – В начале 1812 года Наполеон написал архиепископу Доминику Дюфуру де Прадту, послу в Великом герцогстве Варшавском, чтобы тот собирал и ценил поляков, которые хорошо знают историю Польши и национальный характер ее жителей, чтобы создал специальный комитет, который мог бы впоследствии «дать сильный импульс для воссоздания этой нации».
– Кажется, сто лет назад, когда мы были врагами, французы знали о русских столько же, сколько знают и сейчас, когда мы стали союзниками… Слушай, но раз корсиканец так хорошо подготовился, тогда почему он проиграл эту кампанию? – удивился Люсьен.
– А, по-твоему, страну можно завоевать только на основе знания топографии и ее врагов? – в свою очередь удивился Ленуар. – Все войны зажигаются из искры очарования новой идеей. За Наполеоном шли, потому что он сам стал такой идеей. Идеей превосходства французов и равенства возможностей для всех жителей Западной Европы. Он выигрывал все свои сражения на поле боя, от этого его идея заражала тысячи людей.
Собравшись перед Бородинским полем 7 сентября, Наполеон велел выставить у палатки свой портрет как короля Италии. Он сказал: «Солдаты! Вы страдали, теперь идите и сражайтесь за меня, за мою корону и за славу великого народа!» А главнокомандующий русской армией Кутузов обратился к своим так: «Братья! Соратники по оружию! Выполните свой долг и защитите своих детей! Во имя веры и верности вашему суверену и вашей родине!» Вместо портрета императора солдатам вынесли икону Смоленской Божьей Матери. Смоленск недавно сожгли, и икону называли «черной». Чем это не символы, не идеи, объединяющие целые народы? Думаю, что русские победили Наполеона, потому что их вера и символы были крепче и сильнее.
– В атаку! – снова закричал Дени, не слушая Ленуара. Каштаны летали над скатертью, солдаты давно уже шли в бой… Мальчик с головой ушел в баталию и очнулся только через полчаса, когда все солдатики валялись на полу, а «ядра» завалили все «Бородинское поле». – Не понимаю, так кто победил в этой битве? Дядя Габриэль, почему ты меня не остановил? Мы же собирались воссоздать ход битвы, а я… Какая там была стратегия?
– Какая бы там ни была стратегия, она все равно не удалась ни той, ни другой стороне. Посмотри, когда собирается столько солдат на открытом поле с парой редутов и их забрасывают со всех сторон ядрами, что из этого получается? – спросил Ленуар.
Дени посмотрел на валяющихся на полу солдатиков.
– Говорят, что битва длилась десять часов. При этом за секунду вылетало три пушечных выстрела, а за минуту – четыреста тридцать выстрелов из ружей. Все окутал мрак, а «небеса горели». Впрочем, из-за дыма небо никто разглядеть не мог. Умершие люди покрыли поле в несколько рядов. Все залило кровью. Наш главный врач за сутки отрезал двести рук и ног. Раненых не успевали уносить с поля, и они умирали. Эта битва не вошла в анналы истории как стратегическая. Вспоминая о Бородино, либо молчат, либо говорят о героической смерти. Как ты думаешь, кто же победил в той битве у Москвы-реки, Дени?
Мальчик смутился и замер. А потом молча стал собирать всех упавших солдатиков.
– Когда Наполеон отступал из Российской империи, его великая армия представляла собой довольно жалкое зрелище, но ее не добивали. Почему? Потому что хотели убить не армию, не людей, а символ – самого Наполеона. С каждым днем отступления поражение корсиканца становилось все очевиднее. И его орел уже никогда потом не поднимался на прежнюю высоту…
Дени сложил всех оловянных солдатиков по коробочкам и взялся за каштаны.
– Сегодня очень жарко, Ленуар, у тебя нет воды? – спросил Люсьен де Фижак.
Тоненькие струйки
Часы показывали восемь. Над Парижем повисла ленивая вечерняя жара. В горле у Клэр пересохло. На подходе к театру «Шатле» она с раздражением почувствовала, как платье под мышками промокло от струек пота. Ей всего тридцать лет. Уже тридцать. Черт, как она устала все тащить на себе! Сестру выдали замуж, а на нее приданого не хватило. Вот и мыкается Клэр уже который год в прислуге. Повезло только в одном: взяли театральной уборщицей, а не бонной в семью. Так у нее оставалось хотя бы немного времени на себя.
В прошлом месяце старик Жорж окончательно спился, и в театр взяли нового сторожа. Франк был видным мужчиной: на голову ее выше, широченные руки и всего на два года младше. За таким как за каменной стеной. Клэр немного смущалась молодого человека, но каждый день надевала свое лучшее платье и неизменно следила за чистотой белья. Проклятая жара! Стирать приходилось тоже каждый день…
Вот и сейчас, проходя через служебную дверь театра, она внутренне трепетала. Что он ей скажет? Какими глазами посмотрит? Пару недель назад Франк подарил ей нарциссы. Значило ли это, что он… Нет, Клэр боялась думать о таких вещах. Нет-нет, ее судьба уже предрешена. Она до конца жизни будет мыть полы и присматривать за старым отцом.
– Клэр! Рад вас видеть. Как вы поживаете? – спросил Франк, явно пытаясь втянуть живот.
– Спасибо. Прекрасный вечер, не правда ли? – ответила Клэр, украдкой вытирая рукой пот над верхней губой. – Как там наши русские?
– Сегодня все разбежались пораньше. Мсье де Дягилефф не приехал… Кот из дома, мыши в пляс. – Франк посмотрел на Клэр, и она забыла о том, что пора идти за ведром и шваброй. Воспользовавшись ее замешательством, сторож подошел к ней поближе и сказал:
– Клэр, я знаю, что вы очень заняты, но… Позвольте после уборки пригласить вас в кафе?
– Меня?
– Да.
– Спасибо, Франк, но вам же нельзя отсюда уходить…
– В театре никого уже нет, дверь я запру, мы совсем ненадолго…
– Ну, если так… Если так, то я согласна, – ответила Клэр, опуская глаза.
Несмотря на жару, работа сегодня спорилась. Убирала Клэр быстро, изо всех сил стараясь не заляпать платье. Она так долго ждала, чтобы Франк сделал первый шаг. Она так долго ждала, но приглашение сторожа все равно застало ее врасплох. Домывая пол на последнем этаже, она смотрела на часы и представляла, как они сидят вместе, как Франк берет ее за руку и улыбается ей. Надо было спешить. Осталась только уборная главного русского танцовщика.
Клэр зашла в помещение, и из груди у нее вырвался вздох облегчения. Пол был таким чистым, словно его недавно уже кто-то помыл. Значит, она скоро спустится и пойдет с Франком в бистро на площади «Шатле». Может, они закажут мороженое и даже ситронад. Может, к этому времени жара отступит…
Какая нарядная здесь ширма, какие красивые букеты! Артистам балета, особенно лучшим танцовщикам, дарят столько цветов, что иногда они просто не в состоянии забрать их с собой. Вот и сейчас цветы уже начали увядать. Клэр наполнила кувшин и опустилась, чтобы подлить воды в вазу.
Среди стеблей роз что-то блестело. Уборщица наклонилась и посмотрела поближе. Две коробочки с красными камнями, выложенными в виде двух треугольников, смыкающихся в центре. Клэр прислушалась. Театр давно погрузился в тишину. Обычно к таким дорогим вещам Клэр даже боялась прикасаться. Репутация честной уборщицы – ее единственный капитал, но капитал очень хрупкий: чтобы его навсегда разрушить, достаточно одного проступка. К тому же пора было уже спускаться. Франк, наверное, ее ждал. Но блеск камней словно загипнотизировал ее. Она взяла в руки коробочку поменьше и открыла.
Губная помада красного цвета! Клэр посмотрела на коробочку, затем на свое уставшее лицо в зеркале уборной… Если она один разок проведет по губам, это же не будет считаться воровством? Клэр помедлила еще минутку. Она ведь не возьмет губную помаду себе? Только один разок. Франку должно понравиться. Приняв решение, уборщица подошла поближе к зеркалу и быстро, словно опасаясь, что ее кто-нибудь увидит, провела помадой по верхней губе, а затем по нижней. Потом она вернула коробочку с помадой в букет и заторопилась вниз по лестнице.
Какая жара! Губы жгло, но Клэр впервые пользовалась таким дорогим средством. Может, так и нужно?
В служебном вестибюле ее уже ждал Франк.
– Клэр? Это вы? – обернулся он на шум ее шагов. В ту же минуту его лицо перекосилось. – О боже! – Франк вытянул вперед руку, словно увидел саму смерть.