Лазута стащил за собой Анну и оглянулся на Егера. Тот остался возле двери.
Ключ легко повернулся в замочной скважине. Жандарм толкнул дверь. Та отворилась бесшумно.
Смелый жандарм первым бросился в проем, ворвался в квартиру и ринулся налево, куда заворачивал коридор. Гризо кинулся за подчиненным.
Вбежав следом, Егер и Лазута остановились, оглядываясь, потому что сразу стало ясно: квартира пуста.
Анна вошла и застыла, шаря глазами в поисках следов Маши, а потом вдруг бросилась к дивану и подняла грязную ленточку.
– Она была здесь. Кама, это ее лента.
Егер подошел, но тут из соседней комнаты раздался вскрик, и Кама бросился туда.
В углу кухни жандарм обнаружил тела мужчины и женщины.
– Они мертвы от силы полчаса, – сообщил Гризо, бегло осмотрев трупы.
– Мужчину я знаю, – произнес, подходя, Кренин. – Один из банды Паши Серого. Кличка Красавчик.
– Так и думал, что еще кого-то пошлют на поиски Горовица, – отозвался Лазута.
– А зачем русским бандитам Вольдемар Горовиц? – сразу заинтересовался Гризо.
Лазута и Кренин, переглянувшись, отвернулись.
«Не хотят говорить», – догадался Гризо и, нахмурившись, посмотрел на Егера. Тот пожал плечами.
Лазута склонился над телом Ольги.
– Еще одна знакомая. Прошу любить и жаловать – Ольга Левицкая. Эта штучка хорошо известна нам с начала двадцатых. Наследила не только в Ленинграде, но и в Москве. Начинала форточницей. Потом стала участвовать в грабежах. Стреляла одинаково хорошо обеими руками. И, главное, бегать умела быстро. Прямо чемпионка, честное слово!
– На этот раз убежать не удалось, – философски заметил Кренин.
– Она представлялась как невеста Андрэ Вилара, – подал голос забытый всеми консьерж. – А молодой человек назвался сыном.
Гризо мотнул головой, и жандарм тут же кинулся выталкивать не в меру любопытного служку из квартиры.
– Воображение у них неплохо работает, – усмехнулся Лазута.
– Вчера я случайно видел ее в компании Доминика Жирара, приятеля Иды Рубинштейн, – задумчиво произнес Гризо, присев возле трупа и отводя с лица растрепанные светлые волосы. – Не удивлюсь, если она сумела его очаровать.
– И вытянуть информацию о девочке, – добавил Егер.
– Эта Левицкая… в самом деле… хороша, – произнес Гризо и немного смутился.
Идиот. Любуется мертвой преступницей, словно в анатомический театр пришел.
Чтобы скрыть замешательство, Гризо, выглянув в коридор, позвал уже входивших в квартиру жандармов и приказал уносить трупы.
Кама вернулся в комнату, чтобы поговорить с Анной, и обнаружил, что она исчезла. Ни на лестничной площадке, ни внизу, где оставалась Анриетта, ее не было.
Анриетта пропала вместе с ней.
Вверх-вниз
Отправиться на поиски Кама не успел. Внезапно наверху послышались выстрелы, и он, выскочив из квартиры, бросился по лестнице.
На крыше шла перестрелка. Выстрелы летели из-за трубы. Лазута, Кренин и Гризо с жандармами отвечали. И хотя силы не равны, исход боя был неочевиден. Кама боялся только одного: чтобы не задели Машу.
На размышление была секунда, и этого хватило, чтобы развернуться и броситься обратно. Он неплохо знал особенности парижских зданий. В этом квартале мансард нет, поэтому через несколько минут он оказался на крыше соседнего дома, чуть выше и позади стрелявшего. Расстояние между ними было не более пятидесяти метров, и Кама не сомневался, что сумеет попасть бандиту хоть в мочку уха. Странным показалось лишь то, что преступник один. Маши не было ни рядом, ни поблизости.
В такие мгновения он всегда действовал как автомат. Приказав себе отключить мысли и чувства, Егер встал на колено и прицелился. В тот миг, когда бандит ушел с линии огня и, спрятавшись за трубой, стал перезаряжать пистолет, Егер выстрелил.
Выстрел раздался неожиданно и совсем не с той стороны, с которой Сажин ожидал нападения.
Пуля впилась ему в правую руку чуть выше локтя, туда, где проходят нервные окончания и толстая вена. Кровь брызнула фонтаном. Рука безвольно повисла. Сажин невольно оглянулся, схватившись за нее, и тут второй выстрел раздробил ему коленную чашечку. Крик Сажина напоминал рев раненого медведя. Он упал, не в силах терпеть дикую боль. Этих мгновений Гризо и остальным хватило, чтобы добежать до убежища и навалиться на Сажина, хватая за руки и ноги.
Отбивался тот яростно, рыча от боли и бешенства и перемазывая всех горячей кровью, хлеставшей из раны.
Пока пытались сладить, Егер перебрался к ним и, тяжело дыша, наклонился над раненым.
– Где ребенок?
– Где бриллианты? – прохрипел Сажин. – Ребенок в обмен на камни.
Кама ботинком резко ударил его в раненое колено. Сажин взвыл.
– Все равно ничего не добьетесь. Бриллианты… сначала бриллианты.
Егер нагнулся к лицу бандита и, сжав горло, неожиданно тихо произнес в самое ухо:
– Девочку мы все равно найдем, а ты сдохнешь. Прямо сейчас. И главное – твой хозяин так и не узнает, что ты пожертвовал ради него жизнью.
Он сжимал пальцы все сильней и смотрел Сажину прямо в глаза. И когда взгляд стал бессмысленным и мутным, бандит прохрипел:
– Она с нашим человеком.
– Как его имя?
– Гросицкий. Он должен отвезти ребенка к себе.
– Куда?
– Я не знаю. Мы встречались в городе.
Гризо присел рядом. Надо хотя бы поучаствовать. Он все-таки главный тут. И, кажется, речь о каких-то бриллиантах.
– В городе еще ваши люди есть? – спросил он Сажина специальным жандармским тоном.
– Господин полковник! Там жители вызвали наших! – крикнул один из жандармов.
Поднявшись, Гризо повернулся на голос, и в это мгновение Сажин здоровой рукой дернул его за ногу. Гризо упал, навалившись на Егера, чем дал Сажину возможность подняться и отчаянно рвануться к открытой двери, ведущей на лестницу.
На что он надеялся, бог весть! Выстрел Лазуты достал его и повалил навзничь.
– Готов! – крикнул подбежавший Кренин.
– Дьявол! – выругался Гризо, отряхиваясь. – Он сказал, где дочь Анны?
– Она у Гросицкого.
Подошел злой и недовольный собой Лазута.
– Кто такой этот Гросицкий и где его искать? Убью суку! Без суда и следствия удавлю!
– Тип, с которым Сажин должен был выйти на связь, – сквозь зубы ответил Егер.
Он был зол на себя. Как мог упустить из виду Гросицкого?
– А что он сказал… – начал Гризо.
– Потом объясню, – перебил Кама. – В Париже Гросицкий бывает наездами. У него ресторан в Лионе. Сажин сказал: Гросицкий должен отвезти девочку к себе. Сомнений нет – он на пути в Лион.
Последнюю фразу он договаривал, уже сбегая с лестницы вниз.
Анриетта не была свидетелем всех этих событий. Забытая всеми, она топталась у подъезда, то и дело собираясь уйти, но все же продолжая ждать. Ей было важно узнать, нашли ли дочь Анны. Как-никак она имела к этому прямое отношение, поэтому отправиться восвояси, не получив свою долю благодарности за помощь, не могла. Не так уж много радости в ее жизни, чтобы отказаться даже от малюсенького удовольствия побыть героем дня.
Между тем Париж проснулся окончательно, и улица постепенно наполнилась народом. Проходя мимо сильно накрашенной женщины, люди косились. Кто с любопытством, кто с презрением. На взгляды Анриетта не обращала внимания. Привыкла. Прислушиваясь к звукам, доносящимся из дома, она поневоле подумала, что люди, с которыми судьба свела ее совершенно случайно, живут совсем другой жизнью.
А ведь не останься она одна, без гроша в кармане много лет назад, тоже могла бы проявить себя на ниве борьбы с преступниками. А что? Она узнала дочку Анны по описанию, она устроила слежку, она придумала, как вызвать подкрепление. Ну не умница ли? У нее явно талант! Теперь стоит опробовать его на крикливой итальянке, который год донимающей всех соседей. Анриетту прилюдно обзывает шлюхой, а сама водит мужиков, чуть только ее Марчелло смоется из дома в кабак. Следует проучить нахалку и предоставить мужу доказательства ее развратности. Навык слежки освоен, чуть-чуть изворотливости, и она выведет итальянку на чистую воду, да так, чтобы узнали все соседи!
Вдохновившись открывающимися перед ней перспективами, Анриетта хохотнула и, достав папироску, оглянулась. У кого бы прикурить?
Из-за угла дома вышел мужчина, ведущий за руку девочку.
– Сейчас мы поедем к маме. Ты же хочешь к маме? – наклонившись к ребенку, спросил он.
Девочка молча кивнула.
– Ну тогда не плачь и шагай быстрей. Мы торопимся.
Ничего из сказанного Анриетта не поняла, потому что говорил мужчина не по-французски, однако теперь, когда Париж превратился в пристанище для сбежавших от новой власти русских, их язык могла распознать любая лоретка. Хотя бы для того, чтобы отказать в случае, если кто-нибудь из них попытается подступиться: русские в большинстве своем нищенствовали и в кавалеры даже на час не годились. Анриетта, правда, несколько раз соглашалась провести с ними время, но только из жалости.
Мужчина с девочкой поравнялись с нею.
– Прикурить не дадите? – шагнула к ним она.
– Не курю, – бросил мужчина по-французски, обходя ее.
На девочку Анриетта не смотрела. Незачем. Она и так поняла, что это Мари.
– Ах, извините, месье! – крикнула она в спину удаляющейся паре и в отчаянии оглянулась.
Где же Анна? Где смелые мужчины, помогавшие ей найти дочь?
Внезапно где-то наверху послышались резкие звуки. Матерь Божья! Да там стреляют!
И что ей делать? Бежать за мужчиной или, наоборот, прочь отсюда?
Впрочем, сомневалась Анриетта ровно две секунды, а потом бросила на землю папироску и устремилась за преступником, уводящим Мари от матери.
Не придумав ничего другого, она хотела нагнать его и, вцепившись в девочку, что есть мочи закричать что-то вроде: «Спасите! Убивают!» Уже набрала в рот побольше воздуху, как вдруг сзади кто-то навалился ей на спину и зажал рот горячей рукой.
– Молчи, ради бога, – прошептал он голосом Анны.