На этот раз пограничники знали, за чем шли. С пограничного поста, что примостился на горе, словно гнездовье птицы, сообщили, что глубокой ночью с Афгана перейдут Пяндж контрабандисты с «наркотой». Сообщение принес старый друг из местных. Звали его Раджаб, родом из соседнего кишлака.
Никому на заставе он не открывал источника, из которого черпал свои сведения. Но они, как всегда, оказались точны…
Сухомлинов услышал легкое потрескивание кустарника. Серафим Подолян прижал к себе собаку по кличке Ветер. Все затихли, притаились…
Ночь стала немного рассеиваться. Уже не только слышны звуки движения людей, но и заметны кое-где их силуэты.
Контрабандистов пропустили, дав им выйти к долине, которая сверху контролировалась несколькими пограничными постами — Тург, Алтай, Навранга, Шахты.
Сухомлинов дал команду. Раздались автоматные очереди. Ветер, спущенный с поводка, легко выбрал себе жертву. Это был крепкий таджик, опоясанный мешком, который ему мешал, но, видимо, и защищал от собаки.
Двоих повязали сразу. А остальные, их было трое или четверо, ускользнули, отбиваясь огнем автоматов. Тем более, со стороны «духов» начался минометный обстрел.
Сухомлинов по радио получил приказ — контрабандистов отправить на заставу, а самим подниматься на пограничный пост: видимо, зашевелились боевики.
Преследование контрабандистов передали другой заставе, и Глеб, выполняя приказ, с трудом вскарабкался на пост: там, довольные подкреплением, ожили и стали готовиться к отражению непрошеных гостей.
Уже светало. Грохот канонады усиливался: теперь работали не только минометы, но и орудия с той стороны реки.
Глеб подумал, что это надолго и, примостившись в небольшом окопчике, стал дремать. Признаться, он плохо спал всю эту неделю, а молодой, здоровый организм требовал сна, — и неожиданно Сухомлинов заснул.
Канонада заглохла, все ждали штурма, но лейтенанта не будили; командовал сержант Босых, в последнее время ставший правой рукой командира.
Над Романом охотно посмеивались:
— Ты, брат, стал тенью лейтенанта. Не влюбился ли? Смотри, за это того…
Босых, красивый белесый парнишка, бесхитростно улыбался.
— Вот сейчас как двину по зубам. Будет того…
Странно, но штурма не было, словно моджахеды передумали. Все насторожились, не подвох ли какой…
Сухомлинов так и не проснулся. Ему снился старый сон из жизни суворовского училища… Будто не он, а Димка Разин женился на Маше. Дергаясь телом, Глеб даже что-то бурчал себе под нос… Кто-то сказал:
— Толкните лейтенанта-то…
Но никто не двинулся. И, может быть, даже хорошо, что не двинулся.
4
Махмуд какое-то время постоял на воздухе. Его немного подташнивало — видимо, хватанули лишку. Что там ни говори, а коньяк, привезенный из Армении, был крепковат.
Когда Махмуд вернулся, в большой просторной комнате, устланной коврами, его терпеливо ждало несколько человек.
— Ну что, прошляпили, — спокойно, прищурив правый глаз, бросил Махмуд моложавому мужчине с небольшой бородавкой у глаза. — Всех повязали или кто-то все же проскочил?
— Я говорил раньше. По-другому и не могло быть. Аллах этому свидетель. У них ловкий осведомитель.
— Ты хочешь сказать, что в наших рядах пограничники прикормили предателя?
— Я ничего не хочу сказать. Я уже сказал то, что хотел сказать.
Махмуд зорким взглядом черных глаз обвел всех присутствующих.
— Думаю, Юсуф прав. Раньше глубокой ночью легко проходили. — Немного потоптавшись на месте, Махмуд вдруг резко сказал: — Надо о чем-то подумать. Все свободны. Но ты, Юсуф, и ты, Карим, останьтесь.
Все низко, по-восточному поклонились и безропотно вышли. Карим, тяжеловатый, плотный и приземистый, тяжелыми шагами подошел вплотную к Махмуду.
— В двести первой дивизии на складах накопилось достаточно оружия — пора его отправлять на Кавказ. Вот секретная депеша: «Срочно ждем посылки».
— Мне не нравится Магомед. Необходимо, Карим, его проверить, не ведет ли прапорщик двойную игру. С тех пор, как Мурад изменил нам, ожидать можно всякое. Ты понял меня, Карим.
— Понял. Я беру все на себя. Аллах нам поможет!
Махмуд и Мурад когда-то были близкими людьми. Вместе расслаблялись в каком-нибудь ресторанчике, вместе стряпали криминальные дела, связанные с наркотой и оружием, которые доставлялись через Афган и ловко переправлялись через границу, а далее российским путем на Кавказ. Это был большой, так называемый «серебряный караван», хорошо продуманный и отлаженный годами.
Все было хорошо, пока Мурад со своими людьми однажды не сказал Махмуду, что он больше «не вассал», и потому он от Махмуда отделяется, так как сам «на плечах имеет голову».
Махмуд поначалу думал, что тот шутит, все наладится и пройдет само по себе, но Мурад, медленно перебирая янтарные четки, был недвусмыслен: сказал то, что надо было сказать.
Так пути двух сильных, властных хозяев «серебряного каравана» разошлись, и вскоре отношения приняли конкурирующий характер.
А когда Мурад увел к себе Мазгаш, тонкую, изящную девочку — быть бы ей фотомоделью, — Махмуд обозлился и поклялся, что так это ему не пройдет.
Однажды охрипшим голосом Махмуд сказал:
— Я его на ноги, сосунка, поставил, а он… неблагодарный! Мальчишка тщеславный!
Но у «тщеславного мальчишки» ладилось — он и с пограничниками умел как-то обходиться, и с Афганом не ссорился.
У Махмуда провал за провалом. Пограничники озверели — что за напасть?
И вот на складе накопилась новая партия наркоты, а переправить ее невозможно. С Кавказа появился гонец. Он строго предупредил, что, если в ближайшие дни не будет товара, они тоже подумают…
Наркотой занимался Юсуф. Его люди были верные и смекалистые. Но как переправишь, если лучший коридор ловко перекрыли пограничники? Даже боевики не способны помочь создать прорыв через границу. Прямо какая-то полоса невезения…
— На заставе сейчас два молодых лейтенанта. Один совсем новенький, — заметил Юсуф.
— Ну и что! Мальчишки! К ним-то как раз можно найти подход… Вино, девочки… Они, небось, хорошо жить хотят. Возьми Бибу, она кого хочешь скрутит…
— Лейтенант с женой. Из самой Москвы привез…
— Тем лучше для нас, — злорадно ухмыльнулся Махмуд. — Женатые на Бибу, как мухи на мед. Не спи, Юсуф, иначе останемся без зелененьких. Без зелененьких плохо. Люди уйдут. Что мы тогда с тобою делать будем — на поклон идти к Мураду?
— Я сам пойду в кишлак. Точно узнаю, откуда пограничники черпают сведения. Иначе я этого Ризвана собственными руками…
— Не горячись… Но скажи Ризвану, чтоб он не забыл, с кем имеет дело. Махмуд долго с ним чваниться не будет.
Когда-то Махмуд учился в университете и любил употреблять словечки, родившиеся у русских. Он даже гордился своей интеллигентностью.
— Мы тоже в хороших домах бывали и знаем, почему одни наверху, а другие внизу. Махмуда просто так, ни за что ни про что, не проведешь. Он — крученный…
5
В пограничном институте, куда после суворовского попали Димка и Глеб, Сухомлинов сразу вознесся в «замки». Но это длилось недолго. Глеб сам попросился хотя бы в командиры отделения, как это было в суворовском. Командир дивизиона майор Теряев неохотно отпустил его, посчитав, правда, что доводы (не справляется с учебой) резонные.
У майора Теряева так было заведено: уж кто-кто, а «замок» должен быть отличником…
Глеб стал командиром отделения, и снова Димка Разин дулся на него, когда тот поступал с ним не по-дружески.
…После Нового года дни летели в экзаменах так быстро, что ребята опомнились лишь тогда, когда пришел зимний отпуск.
Второго февраля по старому обычаю суворовцы пошли в училище. Здесь — большая тусовка. Вчерашние суворовцы, став на год старше, еще жили ностальгией по своей «кадетке».
Разин звонил домой Вербицкой, так как хотел притащить в суворовское и Машу, но Саня Вербицкий, услышав в трубке его голос, хамски оборвал:
— Разин — ты кадет или бабник?
— Да веселее будет… — смутился Димка.
Вербицкий сморозил еще что-то, и Димка заткнулся.
Сухомлинова под рукой не было, и Разин в одиночестве поперся в училище.
Возле КПП уже топтались ребята, хватая и тиская друг друга.
Кто-то в азарте крикнул:
— Даешь Разина!
Не успел Димка что-либо сообразить, как его сцапали и весело подбросили над толпой.
— Пограничникам гип-гип! Физкульт — ура!
Потом подбрасывали Тараса Парамонова, еще кого-то… Правда, Пашку Скобелева не подбросишь, грузен стал, как ломовая лошадь. А к красавчику Карсавину, великолепно глядящемуся в курсантской форме, не подскочишь: от него разило не только дорогими парижскими духами, но и той холодностью, которая всегда была свойственна людям высших сфер… Никто с ним связываться не хотел.
Вскоре гурьба ворвалась в распахнутые ворота. Свою «роту» брали штурмом, испугав молоденьких суворовцев. Рассевшись в классе, почувствовав себя, как прежде, хозяевами положения, начали разговоры… Кто где? Почем там фунт изюма?
Больше всех «тащились», выпятив бычьи груди, мосвоковцы. Их было больше и по числу, и по накачке. Треп был отменный… Не то что там какая-то гуманитарная Академия, или теперешний Военный университет!
Но вскоре «такое знакомство» надоело и все перешли на воспоминания…
— А помнишь, как…
— Да, хватко было!
— А помнишь, как…
Димка мучился. До сих пор не было Сухомлинова, и Разин, плохо слушая ребятню, гадал: где же он мог так запоздниться? Почему так ловко крутил по телефону Саня Вербицкий. Неужто Маша ушла с Глебом и, конечно, без него…
Ему сразу стало тоскливо… И все эти посиделки побледнели. Он первым выкрикнул:
— Айда прошвырнемся по кадетскому проспекту.
Все зашумели. Предложение понравилось, и курсанты, окруженные смельчаками-суворовцами, высыпали на улицу.
Шел снежок. Кое-кто из суворовцев чистил территорию. У них вырвали лопаты. Началась толкотня, полетели снежки…