— Вот и жми, — спокойно заметил командующий, — а там посмотрим, что к чему.
Путь лежал на Кавказ, в Абхазию.
Сергей Карсавин связался с авиаотрядом и вскоре на военном самолете, который летел в том же направлении, оказался под Сухуми. Еще недавно здесь шли бои. И хотя сейчас было тихо, военное дыхание еще чувствовалось. Дальше Карсавин ехал на машине, которую прислали пограничники.
В Сухумском отряде его приняли приветливо, но настороженно. К приезду из Главкомата относились, как к ненужной необходимости. Начальник отряда смерил Сергея наметанным взглядом. Повертев в руках командировку, заметил:
— Пошлем учиться уму-разуму на «первую». Там и загоришь и покупаешься заодно.
Застава как застава: тяжеловатые железные ворота проворно открыл дежурный солдат из местного контингента.
— Начальника заставы нет, — доложил он. — Уехал куда-то…
— А зам? — спросил с ленцой Карсавин.
— Зама нет, — проворно ответил солдат, — он тоже уехал куда-то…
— А прапорщик?
— Прапорщик? Не знаю. Видимо, он здесь…
Карсавин поежился и пошел по линии недавней обороны — длинным зигзагом вырытых в песках окопов и траншей.
По морю шли мелкие барашки, и, хотя еще висела утренняя мгла, было жарко. «Искупаться бы, — подумал Сергей, но тут же испугался своей мысли. — Что обо мне подумают?»
Выйдя к заставскому пирсу, Карсавин увидел прапорщика, возившегося возле катера. Подошел, представился. Прапорщик лениво улыбнулся.
— Сейчас прибудет Разин — он и разберется. Он остался за начальника.
— Разин? — удивился Карсавин. — Дмитрий…
— Он самый, — спокойно, но уже более заинтересованно сказал прапорщик. — Он у нас новенький, из Москвы прислали.
— Лейтенанта Разина я знаю, как облупленного. В суворовском вместе в потертых хэбэ ходили…
Прапорщик подобрел.
— Хотите с нами в море?
— Конечно, хочу, — засмеялся Карсавин.
Жизнерадостный Разин, увидев Карсавина, был страшно удивлен. Просмотрев командировку, лишь прицокнул языком:
— Ого! Даешь! Адъютант командующего… А я вот тут, греюсь у моря, пока возможно…
— А что, можно греться?
— Как сказать! Вчера, например, несколько молодцев пытались на пирсе снять часового, захватить катер и удрать в Турцию.
— Ну как, захватили?
— Не удалось. Но часового ранили… Вот начальник повез его в отрядную санчасть.
— И частенько у вас случается?
— Перестрелки почти каждый день. Хотя формально бои закончились…
— А неформально?
— Живем на переднем крае, как на фронте. Все время на переднем крае… Вот прорвалась банда… Что было! Да, с бандитами здесь весело. Слыхал про «серебряный караван»? Так вот это длинная дорога наркоты и вооружения аж из Средней Азии. Начинается, может быть, в Афгане, потом в Таджикистане формируются хитрые поезда, а то и самолетами, прямо сюда на Кавказ. Весь Кавказ горит синим пламенем от этих наркотиков… Вот так и живем. То бандиты нам спать не дают, то мы им… Впрочем, не волнуйся: все равно электричества здесь нет… А когда хлынет тропический дождь, воды по пояс — в нужник ходим в химзащите…
Карсавин огляделся по сторонам.
— Да, картина, как сказал бы наш ротный, неприглядная.
Словно в подтверждение раздались автоматные очереди со стороны берега.
— Что там? — строго спросил Разин дежурного.
— Нападение на наряд, — крикнул сержант и побежал по дощатому настилу к рации.
Разин вооружил Карсавина автоматом. Тот загорелся: ему как никогда захотелось оказаться в деле.
— Палить можно?
Карсавин ночевал в комнате Димки Разина. Они долго не могли заснуть, лежа на жестких солдатских койках.
Вспоминали суворовское.
— А где Глеб, ты не знаешь? — спросил Сергей.
— В Таджикистане, в горах…
— Да, у вас здесь весело, — вдруг ни с того ни с сего выпалил Карсавин. — В Москве будет что рассказать. Да и ты, Димон, молоток — раньше не подумал бы…
Разин молчал.
— Сухомлинов что, жену туда увез?
Разин молчал.
— А чего ты на ней не женился? Такую кралю Сухомлинову отдал… Впрочем, мне ваши отношения с Глебом были не очень понятны… Я бы так не дружил.
— А ты подружи, — грубовато отозвался Димка.
Карсавин усмехнулся.
— Не обижайся. Разве я против тебя чего-нибудь имею.
Разговор оборвался.
— Ну, спать, — вдруг сказал Разин.
Вскоре лейтенанты заснули крепким сном.
Под утро пошел ливень. Абхазский дождь для пограничников, что нож к горлу. Волнение моря доходило до шторма. Страшный грохот стоял вокруг. Волны ударяли о берег и огромными пенистыми лавинами обрушивались на заставу.
Темь невыносимая. С окна ручьями лилась вода. Вскочив с коек, лейтенанты бросились к выходу.
Разин схватил фонарь. Луч света рассек комнату.
— Надевай химзащиту, — резко сказал он Карсавину. — Иначе не выйдешь из дому. Теперь наверняка все залило по колено.
Карсавин натянул резиновые штаны.
— А что, мне это нравится!
Резанула молния, ярко осветив комнату. Следом ударил сотрясающий гром.
Строение дрогнуло и, казалось, вот-вот развалится, как карточный домик.
15
Сергей Карсавин сказал Разину, что ему нравится пограничная жизнь, что в ней есть что-то такое, чего нет в обычной, затхлой жизни, где всегда все одно и то же… А на границе все неожиданно, все меняется ежечасно, и ты всегда находишься в каком-то напряженном ожидании…
Такая стрессовость, заключил Сергей, человеку необходима и даже, как он подумал, полезна. Может быть, в этом и есть своя романтика.
Димка Разин усмехнулся:
— Это ты пожил с недельку, а ты поживи побольше.
— Нет, Разин, ты просто ничего не понимаешь…
Карсавин познакомился с командиром абхазского батальона, загадочно-добродушным парнем, который тянулся к пограничникам. Сергей раза два был у него в гостях, пил «чачу» и даже собирался с ним в горы на охоту.
— Мы с пограничниками взаимодействуем, — говорил командир абхазского батальона, — иначе от банд не отобьешься. Через нас проходит главный путь наркотиков… Сладить трудно.
Когда Сергей где-то пропадал, Разин волновался, чувствуя, что несет за него ответственность. Но сказать ему, чтобы он меньше шлялся, побаивался, зная упрямство и самолюбие Сереги.
Впрочем, настроение Разина менялось, нападала тоскливая полоса: писем от Глеба и Маши не было и ему казалось, что они его уже позабыли. Он не раз подумывал о предательстве друзей, о том, что он им больше не нужен… Димка написал подряд два письма. Дойдут ли они в далекий Таджикистан, в этом он сильно сомневался. Правда, последнее письмо он передал с летчиком-пограничником, который летел в Москву, а затем в Таджикистан.
Зато Карсавин цвел. Погода установилась. И жаркая погода, и спокойное, лазурное море манило к себе. Они пошли окунуться. Димку удивило шикарное, загорелое тело Сереги — и это в Москве-то!
— Эх ты, — проводя рукой по спине Димки, бросил Карсавин, — я здесь бледнопупыристых топил бы в море, как топят ненужных, лишних котят…
Разину, который в суворовском славился ладным, хорошим телом, стало стыдновато:
— Замотался! Для тебя жизнь на заставе — романтика, для меня — служба!
— Быстро ты скис, Разин, — засмеялся Карсавин. — Я так командующему погранвойсками и доложу. Не в своей тарелке, мол, Разин, а еще пограничник. Гнать его метлой вдоль по Питерской…
Они купались долго, наслаждаясь мягким, прохладноватым морем.
— Не вода, а чистый нарзан, — восхищался Карсавин. — А ты тужишь! Глупости, скажу, Разин. И жениться — глупости! Зачем жениться раньше срока? Мужчина должен жениться вовремя, когда ему стукнет, по крайней мере, за двадцать пять. Женятся сосунки-лейтенанты, еще жизни не ведая, да и где ее ведать-то! В коротких увольнениях по субботам, что ль? Вот за это и расплачиваются импотенцией…
— Почему импотенцией? — удивился Разин.
— Если военный не импотент, то он и не военный, — засмеялся Карсавин, раскинувшись своим добротным телом на гальке. — А вот почему?.. Кто рано женился — тот и рано разочаровался в семейной жизни. Тогда пошли выпивуха, скандалы, разводы, алименты, чужие углы и выговоры по службе… А это, брат, не просто стрессы, полезные человеку, а дистрессы… Вот это уже и не романтика! Это каторга…
Разин потянулся и сказал:
— Может, ты и прав!
16
Люди Мурада захватили двух пограничников из отряда. Мурад заявил, что он тотчас их отпустит, если начальник штаба погранотряда с ним встретится. И чтобы полковник не сомневался в его искренности, он на встречу приедет не один, а со своим любимым младшим сыном. Глава банды хотел бы, чтобы и полковник не имел против него ничего плохого, тем более он, Мурад, пограничников уважает…
Действительно, Мурад прибыл не один, а с красивым мальчиком лет четырнадцати. Чернявый, с пухлыми щечками и искристыми глазенками, мальчишка смахивал скорее на девчонку.
Одет мальчуган по-европейски, и Мурад, поклонившись полковнику Захарову в пояс, не забыл отметить, что сын его приехал из Пакистана, и что учится он там в европейской школе, а сам Мурад по воле Аллаха здесь, иначе давно бы уехал в какое-нибудь светское государство.
Обменявшись любезностями, Мурад и полковник Захаров приступили к разговору.
Прежде всего Мурад сказал, что пограничников они отпустили и что это было небольшое недоразумение. Полковник понимал, что это, конечно, вранье и что захватили солдат с одной лишь целью — вынудить полковника встретиться с Мурадом.
Мурад выругал по-русски своего бывшего партнера Махмуда, который вел себя плохо, потому как человек он непорядочный… И только уж потом заговорил о деле…
Он говорил о том, что у другой России теперь и другие интересы. Господин полковник, вероятно, знает; какую роль сейчас в России играет бизнес. Но Россия еще не овладела полностью бизнесом, и ей стало трудно. Даже нет денег на зарплату пограничникам. А это плохо и, прежде всего, плохо ему, Мураду, который не хотел бы, чтобы русские пограничники уходили из горных районов. Без них начнется хаос — все, что делается в Афгане… Он, Мурад, решил помочь пограничникам. Он даст деньги, много денег, которых вполне хватит, чтобы выплатить зарплату всем офицерам и контрактникам…