— В Отечественную и не такое было — выдюжили, и мы, верные холостяки, выдюжим…
После выпуска на банкете Регина сидела рядом с мужем и шептала ему сладкие слова. Саня млел и осовелыми глазами бегал по сторонам: девчонок было навалом, одна краше другой, но совесть ему не позволяла… Недаром говорят: женился — изменился! И это Саня Вербицкий, первый ловелас на курсе!
Дома в постели, когда утихли родители, Саня, лаская жену, сказал ей:
— Я сегодня выдержал огромное испытание.
— Видела твое лицо, — огорченно заметила она. — Это была настоящая трагедия!
— Может быть, и не трагедия, но тяжело!
— Ничего, привыкнешь… Даже от курева отучаются!
И она жадно притянула его к себе.
19
Вербицкий должен был ехать в миротворческие части. Карсавин увязался с ним.
Приехали они в район, где пересекалась граница с Грузией, к обеду. С гор шли землистые облака. Сразу спала жара, и стало сумрачно.
Возле одного шлагбаума, что на дороге в Грузию, стояли абхазские солдаты. Вербицкий спросил о миротворцах.
— В том доме, — показал длинный, худой солдат. — Там их офицер.
В доме за столом сидел низкорослый лейтенант в камуфляже и читал книгу. Он приподнял голову — и странно уставился на вошедших.
Карсавин оскалился.
— Что, не узнаешь?
Костя Шариков мог бы узнать Карсавина с завязанными глазами только по голосу — зычному и напористому.
— Ну что, миротворец, здесь делаешь?
— Умиротворяю, — усмехнулся Шариков и отложил в сторону книгу.
Загорелый, с обветренным лицом и облупленным носом, лейтенант Шариков был похож на облезлую собачонку. Шариков и здесь оставался неряшливым. Это сразу заметил Вербицкий: его образ достоин журналистского пера.
Они вышли на улицу. Шариков, еще не отошедший от неожиданной встречи, постепенно стал приходить в себя — осмелел.
— Здесь сложно. Что надо грузинам — не надо абхазцам. Что надо абхазцам — не надо грузинам. Вот и крутимся, как можем.
— Работенка не пыльная, а нервы мотает, — засмеялся Карсавин и показал на Вербицкого.
— Санек тебя прославит. Ему это раз плюнуть!
Шариков понимающе засмеялся. Тем временем к нему подбежал толстоватый солдат.
— Товарищ лейтенант, опять эта, ну, та самая грузинка…
Они прошли на КПП. Молодая, ядреная грузинка махала руками, горячо объясняя суть дела. Шариков внимательно выслушал женщину. Она, оказывается, второй или третий день представляла группу грузин, требующих, чтобы их вернули в родное село, но абхазцы не разрешали.
— Почему же нельзя? — удивился Вербицкий.
— У них нет разрешения абхазских властей, — заметил Шариков. — Мы пытались что-то сделать, но пока безрезультатно. У властей к ним есть претензии. Правда, многие вернулись самовольно, и здесь опять проблемы.
— А можно мне с ней поговорить? — спросил Вербицкий. — Я хотел бы знать поподробнее, что и как…
— Валяй, — согласился Шариков. — Грузинские беженцы — они вот здесь, — и Шариков провел рукой по горлу. — Пока политики договариваются, люди — неприкаяны, как бомжи.
Вербицкий легко сошелся с грузинкой. И вскоре забыл про Шарикова и Карсавина. Последний, к тому же, уезжал на Псоу к пограничникам.
На «Уазике» Шариков самолично отвез Карсавина до большой дороги, которая шла в сторону Сочи.
Карсавин был доволен.
— Костик! Ты в моих глазах вырос.
Вербицкий как истинный корреспондент дотошно допрашивал грузинку. Та охотно отвечала, возможно, еще и потому, что малый ей нравился.
Они частенько встречались глазами и притягательный огонек тянул их друг к другу. Пожалуй, эта была первая встреча после свадьбы, когда Саня подумал, что все разговорами не кончится. И вправду, грузинка предложила ему пройтись с ней. Они вышли на грузинскую сторону, где в небольшом домике выпили домашнего вина. Затем сидели на тахте, покрытой вышитым народным узором покрывалом. На веранде, с занавешенными от солнца окнами, было уютно и пахло горными травами.
Обнимая грузинку, Саня думал о Регине. Женившись, он так и не почувствовал вкус семейной жизни: может быть, они еще и не готовы к ней… Вот у сестры, там, как ему казалось, все добротно и весело. А у него? Чего-то не хватало, даже какой-то малости, но не хватало… Видимо, натура его легкомысленная…
Да и Регина какая-то холодноватая.
А вот грузинка обдавала жаром. От нее исходил запах, который просто дурманил его. Он чувствовал, как кружилась, все более мутнея, голова, словно он безрассудно пил густое, десертное вино…
Да, темперамент у нее жгучий! Одно ее прикосновение сладко лихорадило. Черт побери, такого наслаждения он не получал от девчонок, которых знал раньше. Не было в них раскованности, сексуальной свободы. Все как-то наполовину… И хочется, и колется, и мамка не велит!
Конечно, это скорее «болезнь» многих девчонок — закомплексованность. Вербицкий был уверен, что причина шла от социальных условий. Жесткая цензура на сексуальность, родившаяся в тридцатые годы, сделала свое неблагодарное дело: человек стал бояться выражать себя в сексе.
Нет, грузинка чертовски обворожительна, она горела и зажигала его… Она умела, умела, как опытная и познавшая любовница, и Саня впервые ощутил экзотический кайф.
Границу на Псоу местные как границу не принимали. Непонятливость эту Карсавин тоже понимал: все кругом ему казалось какой-то непонятной детской игрой взрослых дядей. Он помнил, как еще мальчишкой с матерью ездил в Гагры, помнил, как в электричке ходили пожилые мужчины, предлагая сладковатое вино «Псоу»… Многие пили его тут же из стаканчика, который продавец предварительно ополаскивал в мутной воде бидончика.
Карсавин посмотрел на дорожный указатель. «Веселое» — прочитал он. Ну, вот и добрались до Псоу…
Оглядевшись, он смело пошел к пограничному контрольно-пропускному пункту.
Появление щеголеватого лейтенанта на КПП приняли весьма скептически. Солдат пошел доложить капитану.
— Какой лейтенант? — вяло переспросил капитан.
— Не то корреспондент… не то какой-то адъютант. Вообще не знаю, какой-то лейтенант.
— Лейтенант так лейтенант, — тяжеловато вздохнул капитан. — Покажи ему, что на двери написано.
На двери висела затертая табличка: «Посторонним вход воспрещен».
Карсавин закусил губу. Такого он не ожидал… да, по совести, и не мог ожидать. «Он что… начальник, не того… умом тронулся!»
Серега взглянул на терпеливо ожидающих посетителей, на старушку с корзинкой, набитой шабалами, на заросшего щетиной мужчину с отекшими веками.
— Проклятое место, — сочувственно заметил мужчина.
Карсавин напористо, без стука, открыл дверь.
Капитан, положив трубку, удивленно поднял голову.
— Лейтенант Карсавин из Москвы. Адъютант командующего пограничными войсками. У вас что здесь, товарищ капитан…
— А потише нельзя, — немного тушуясь, но стараясь держать марку, хрипловато заметил капитан.
Карсавин протянул командировку.
— Извините, а разве вы не корреспондент?
— А что, корреспонденты кусаются?
— Много их. Надоели, как собаки.
Капитан понял, что здорово промахнулся, и потому, встав со стула, оправдывался:
— Неувязка получилась, товарищ лейтенант. Солдата накажу. Своих, пограничников, он должен узнавать по нюху. — И, широко улыбнувшись, заметил: — Кефиру хотите? Ничего, свежий. Доставили прямо из Сочи…
— Спасибо. Познакомьте меня с жизнью контрольно-пропускного пункта. Что-то я должен доложить генералу.
Капитана внутренне передернуло. Он догадывался, что от этого «сопляка» зависело и его будущее. Не мешкая, потащил Карсавина на улицу.
Когда-то мост через Псоу был лишь административной границей. Но когда ситуация обострилась, с надписи «РСФСР. СОЧИ» ненужные буквы сбили, оставив только РФ. На зеленый деревянный домик подняли российский флаг. Шлагбаумы и бронетранспортеры теперь обозначали государственную границу.
— Народ понять можно, — говорил капитан, заискивая. — В Абхазии не сладко. Трудно в Абхазии… А до Сочи рукой подать. Там и масло, и колбаса. Вот и прут… кому не лень.
Карсавин укоризненно посмотрел на капитана. Тот тут же поправился:
— Не в смысле прут — нужда заставляет. Жалко, конечно, люди когда-то были свои, российские, а теперь чужие…
К капитану подошел плечистый майор абхазской милиции.
— Слушай, я в ваше правительство жалобу напишу. Не веришь? Слушай, еще как напишу… Почему держишь машины, людей… Они есть хотят, а ты их держишь. Нехорошо, капитан. На электричку опаздывают…
Пожав плечами, капитан тоскливо посмотрел на Карсавина.
— Так каждый день. С ног валишься! Доберешься до постели — и как в прорубь.
Майор подошел к Карсавину.
— Хочешь мандаринов. Почему не хочешь? Сладкие мандарины, как женщины. Спелые мандарины. Таких в России нет. В России такого бардака нет… А здесь, как видишь, такой кавардак…
Карсавин молча зашел в зеленый домик.
— Разреши, капитан, позвонить начальнику погранотряда.
20
Какое-то время Раджаб не появлялся на заставе. Оказывается, ходил он в «караван», то есть сопровождал особый груз, что было делом нелегким, кропотливым и опасным. Всякий раз односельчане ждали своих родных и знакомых с замиранием сердца. Было немало случаев, когда сопровождающие просто не возвращались домой. В таких случаях бандиты говорили, что на все воля Аллаха.
Но Раджаб вернулся и вскоре снова оказался на заставе.
Он принес новые вести. Но был задумчив, не в настроении. Сухомлинов это заметил сразу и спросил его, что, собственно, мучит?
Раджаб суховато улыбнулся.
— Юсуф, а, может быть, и сам Махмуд через Худжу требуют от меня, чтобы я познакомил с новым лейтенантом мою дочь.
— Понятно, — усмехнулся Сухомлинов.
— Они задумали моей дочкой подкупить лейтенанта. Ничего не скажу, дочка у меня славная, красивая…
— С их стороны, конечно, глупо, — протянул Сухомлинов. — Может быть, бандитов как-то обмануть?